Мне довелось наблюдать «асфальтовую» фазу этой борьбы. В последние выходные апреля на пешеходных переходах появились набитые по трафарету логотипы, символизирующие защиту традиционных семейных ценностей. Через пару дней сторонники равенства полов в семейном правах сделали на тротуарах ответные надписи.
Здесь надо пояснить, что парижские влюбленные часто пишут на тротуарах белым мелком имена своих возлюбленных, рисуя возле имени красные сердечки. Скажем, я люблю ТП и хочу сообщить об этом всему Парижу. Для этого мне не надо писать под окнами любимой аршинными буквами «Я люблю тебя, Таня!» Достаточно выбрать тротуар, по которому Танечка ходит, написать поперек этого тротуара «Tatiana» и нарисовать сердечки слева и справа от этой надписи.
Так вот, 29 и 30 апреля на парижских тротуарах появились аналогичным образом оформленные надписи «égalité». Таким способом сторонники юридического признания равных прав гомосексуальных пар напомнили французам, что принцип равенства является одним из трех китов французской демократии, и наряду со свободой и братством составляет самый знаменитый французский слоган, переведенный на все языки мира.
Но уже с 1 мая защитники традиционных семейных ценностей вышли на тротуары с новыми трафаретами в руках, и стали набивать поверх сердечек новые надписи, причем не самые корректные. Ну, тут уж началась настоящая переписка на асфальте. Получалось весело, но мы с парижскими коллегами не очень-то смеялись, потому что было понятно, что за прикольной фазой развития этого противостояния неизбежно последует трагическая, и ритуальная жертва найдется. Увы! Именно так и случилось.
Почему же этот конфликт так глубоко расколол парижан и вообще французов? Думается, что это следствие самой французской модели демократии. Да, эта модель, наряду с американской, вот уже два с лишним века служит образцом для подражания. Да, право на демократию французы оплатили в эпоху Великой революции и последовавших за ней реставраций, революций и войн XIX столетия. Да, Пятая Республика – это действительно эффективный политический механизм, работающий почти без сбоев.
Очевидно, что одной из сильных сторон французской демократии являются по-настоящему равные возможности претендентов на президентское кресло, как и вообще на замещение любых выборных должностей. Равенство возможностей приводит к тому, что зачастую и борьба получается равной, и рейтинги кандидатов практически не отличаются.
Так было и на президентских выборах в 2012 году, когда поздно стартовавший кандидат от оппозиции Франсуа Олланд быстро догнал не слишком популярного Президента Николя Саркози, и судьбу выборов решила пара процентов голосов. Мы тогда восхищались такой наглядной реализацией принципа «égalité», и с легкой завистью смотрели, как действующий Президент признает свое поражение в несколько десятков тысяч голосов, которые в некоторых других странах так просто добрать, мобилизовав административный ресурс или просто «досчитать».
Но оборотной стороной этой медали как раз и оказывается решающая роль меньшинств с четко выраженными интересами. Такое меньшинство, составляющее 4-5% от общего числа избирателей, но ясно сформулировавшее свои конкретные требования и показавшее свое единство и упорство в борьбе за реализацию этих требований, оказывается очень привлекательным в борьбе за голоса избирателей. Обещание выполнить требования меньшинства может принести одному из кандидатов с равными рейтингами решающий перевес. Так и получилось на прошлогодних президентских выборах.
Франсуа Олланд пообещал уравнять в семейных правах гетеросексуальные и однополые пары, и при равенстве сил, именно поддержка относительно небольшой группы избирателей, много лет выступавших с требованием такого уравнивания, открыла Олланду дорогу в Елисейский дворец.
Теперь Президент выполняет свое предвыборное обещание, что логично и законно. Противников узаконивания однополых браков во Франции значительно больше, но они поделились во время выборов на два лагеря, поставив во главу угла другие, более важные для себя требования. Но вот когда дошло до принятия закона, противники активизировались и объединились. В акциях протеста, собирающих в Париже сотни тысяч человек, участвуют и те, кто голосовали за Саркози, и избиратели Олланда.
Ситуация, похоже, зашла в тупик. Президент искренне стремится следовать принципам великой французской демократии. Но при этом сталкивается с явным противоречием. С одной стороны, он должен выполнить предвыборное обещание, которое было частью его программы, получившей поддержку большинства избирателей, хотя именно этот пункт и был включен в программу в интересах меньшинства. С другой стороны, глава государства должен действовать в интересах большинства и не вправе игнорировать ясно выраженное несогласие этого большинства с принятием внесенного Президентом закона.
Источник такого противоречия – неоднозначная позиция тех избирателей Олланда (а таких большинство), которые проголосовали за него, не учтя ясно сформулированного и неоднократного повторенного обещания узаконить однополые браки. Получается, что позиция этих избирателей описывается формулой: «Наш Президент – Олланд минус закон об однополых браках». Но так не бывает. Голосуя за Олланда, они поддержали его программу, включая обещание принять закон в интересах сексуальных меньшинств.
Кто-то говорит, что, коли уж значительная часть избирателей повела себя так вот противоречиво, Олланду было бы правильно отказаться от своего поста и назначить новые президентские выборы. Но парадокс в том, что и такой поступок Президента был бы недемократичным, потому что Олланд должен выполнить предвыборное обещание, данное принесшему ему победу меньшинству, и добровольная отставка в такой ситуации не выход.
Самоубийство в Соборе тоже, конечно, не выход. Но что-то подобное должно было случиться, потому что в тупиковой ситуации, когда страсти накаляются с каждой неделей, в ход идут эмоциональные и даже трагические аргументы. Поэтому вторничное самоубийство – это, перефразируя классика детектива, чисто французское самоубийство, декорацией которого послужил не только Нотр-дам-де-Пари, но и сама французская демократия. И Доминик Веннер положил свою жизнь не только на алтарь знаменитого Собора, но и на алтарь знаменитой демократии.
Что будет дальше, не берусь предсказать. Понятно, что простого решения нет. Олланд упустил время для информационной подготовки своего решения, и принятый по его инициативе закон уже расколол общество, и раскол этот уже освящен кровью, пролитой в сердце Парижа. А это значит, что предстоит долгая и тщательная работа, в ходе которой придется использовать одновременно и инструменты информационного управления, и переговоры, позволяющие постепенно снизить остроту конфликта и хоть как-то сблизить позиции сторон. А иначе страсти и дальше будут накаляться, и будут новые сакральные жертвы.
Мы назвали самоубийство в Соборе чисто французским. Но и в других странах борьба вокруг выполнения аналогичных предвыборных обязательств может выйти на уровень трагедии. По другую сторону Ла-Манша парламент тоже голосует за уравнивание двуполых и однополых пар в семейном праве, и английское общество тоже расколото по этому вопросу. Хотя у английской демократии есть своя специфика, и лондонцев сегодня больше волнует перспектива выхода Великобритании из Евросоюза, да и вариантов решений, позволяющих найти компромисс между сторонниками и противниками либерализации семейного права, английская политическая модель оставляет побольше. Поэтому вчерашнее самоубийство все-таки можно назвать чисто французским, и не только ради красивого заголовка.
