«Здравствуйте, Евгений Абрамович! Нарушаются ли права детей, если ребенок в средней школе захотел уйти в какую-либо специализированную, но при этом в такие школы обычно есть конкурс. Школы же не вузы! Каким норматино-правовым документом они пользуются?». Самсонова Ольга.
Е.Б. Я сам всю жизнь, больше 30 лет преподавал в специализированных классах (математических, химико-биологических, экономических, гуманитарных). Помимо желания родителей необходимо, чтобы у поступающего туда было желание, склонности и способности заниматься углубленно этим кругом предметов. Обучение в специализированном классе это не награда, не медаль на грудь, а право учиться еще глубже, сложнее и напряженнее. Поэтому, если ребенку непросто и в обычной школе, не стоит из соображения престижа родителей обращаться в специализированную. Это часто приводит к необходимости ребенку ловчить, списывать, обманывать, если у него не хватает способности учиться в таком классе. Сегодня профильное обучение организовано в Москве в сотнях школ. И поэтому найти место для своего ребенка безусловно можно. Если же речь идет о тех нескольких известных не только в Москве, но и во всем мире элитных, в лучшем смысле слова, школах, то нужны серьезные способности в этой области.
Что касается формального статуса этих школ и классов в новых организационно-финансовых условиях московских школ, то сейчас эта проблема обсуждается, ищется новая модель решения. Замечания уполномоченного по этому поводу были высказаны в докладе этого года, представленного в Мосгордуме. И в ближайшее время запланирована встреча уполномоченного по правам ребенка в Москве с руководителем Департамента образования по этому поводу.
«Мой сын хочет летом пойти поработать, сейчас рассматриваем два варианта: курьером или раздача листовок у метро. Ему 14 лет. Я очень боюсь, что его могут просто-напросто надуть где-нибудь. Вряд ли с ним какой-нибудь салон красоты будет заключать договор временного найма». Ирина, Москва
Е.Б.: Ваши опасения не напрасны. К сожалению, каждый год осенью к нам обращаются сами подростки или их родители с тем, что ребенка обманули в той организации, куда он устроился на работу. Не выплатили то, что обещали или выплатили меньше. Поэтому в любом случае обязательно нужно обговаривать все условия и заключать договор. Очень плохо, если трудовая жизнь подростка начинается с таких обманов. К сожалению, когда к нам обращаются потом и нет никаких документов, то наши возможности защитить права несовершеннолетнего очень ограничены.
«На выпускной вечер многие выпускники снимают кораблики или рестораны, где продают алкоголь неофициально. С одной стороны, это прощание с детством - почему бы не отметить с шампанским или вином, а с другой стороны - незаконно. Как вы к этому относитесь?» Кирилл
Е.Б: Сейчас я к этому отношусь не так, как тогда, когда сам заканчивал школу. Это связано не только с возрастом, педагогической деятельностью, и деятельностью в качестве уполномоченного, но и с тем, как мне кажется, что меняется представление в обществе о таких вещах, как курение, алкоголь, наркотики. Особенно когда речь идет о подростках. Хочется надеяться, что меняется. Гораздо строже чем раньше начали следить за продажей табака, алкоголя в неположенных местах. А главное, люди, кажется, начинают понимать, что снисходительное отношение к этим вопросам опасно и для человека, и для страны в целом. Поэтому хочу напомнить, что неофициальная продажа алкоголя подросткам это просто преступление, по которому есть соответствующие статьи Административного кодекса, а то и Уголовного. Однако, хочу заметить, что все что касается запретов, особенно запретов для подростков, то тут надо быть очень внимательным. Просто сказать нет, недостаточно. Надо предложить интересную и увлекательную альтернативу. А если все будут просто толпиться и маяться от скуки, то тут уж конечно и до алкоголя недалеко.
«Я воспитываю 2 детей в возрасте 12 и 3 лет. С мужем в разводе. Алименты платит 4600 в месяц на двоих детей, больше ни чем не помогает. С детьми не общается. Летний отдых, секции, лечение всё на моих плечах. А у него есть бизнес (оформлен на друга), кредит за квартиру, который он оплачивает ежемесячно. Когда же мужское население, после развода с женами, всё таки будут платить достойные алименты на детей? Где же искать правды нам матерям?»
Е.Б.: Ситуация с алиментами в стране, да и в Москве, очень тяжелая. Вы относитесь хотя бы к той категории, кому алименты платят. К сожалению, в большинстве случаев алименты не платят вообще. Более того, по данным судебных приставов, среди всех случаев неисполнения решения суда именно невыплата алиментов занимает первое место. Не раз мы обращались по этому поводу к судебным приставам, но серьезных результатов нет. Поэтому уже несколько лет я и мои коллеги высказываем предложение о создании государственного алиментного фонда. Более того, удалось добиться, чтобы вопрос о создании этого фонда был записан в Национальной стратегии действий в интересах детей, которую Россия приняла в 2012 году. Насколько я помню, именно сейчас должны были быть объявлены первые схемы действия этого алиментного фонда, хотя пока никаких действий правительства по этому поводу я не заметил.
Идея заключается в том, что коль скоро государство никак не может найти неплательщика алиментов на своей территории, а одинокие матери (хотя иногда и отцы) вынуждены растить и воспитывать детей без получения финансовой поддержки, государство может взять эту роль на себя. То есть выплачивать соответствующую по решению суда сумму (или какой-то обговоренный минимум), а уже после этого, может быть, с большим рвением госорганы займутся поисками неплательщика алиментов, который должен будет внести деньги, включая штраф, уже в государственный алиментный фонд. Я думаю, такое решение не разорит нашу страну, поможет нашим женщинам в трудной жизненной ситуации и заставит государство серьезнее и ответственнее отнестись к этому вопросу.
Что касается суммы алиментов. Ваш вопрос прямо связан с прозрачностью всей нашей экономической системы. Если бизнес может быть оформлен на друга, а вознаграждения будут в конвертах, тогда мы никогда не решим вопрос не только налоговой базы страны, но и алиментов.
«Как известно, с 1 сентября 2013 во всех школах страны планируют ввести обязательную форму. А что будет, если ребенок, особенно подросток, придет на учебу в повседневной, отнюдь не форменной, одежде? Грозят ли "бунтарю" за это какие-либо санкции, к примеру - исключение из школы? И вообще, разве у детей нет права на индивидуальность?» Елена.
Е.Б.: Вопрос школьной формы совсем непростой. У нас в Москве есть Детский совет при Уполномоченном по правам ребенка, куда входят подростки, лидеры разных детских общественных организаций, школьного самоуправления, дети с ограниченными возможностями здоровья и т.д. Я подробно обсуждал с ними вопрос школьной формы, и мое мнение изменилось (я был ее категорическим противником). Ребята высказали очень разные мнения, что говорит о том, что согласия в этом вопросе нет. Уверен, что нужно учитывать мнение подростков как в этом вопросе, так и в других вопросах, имеющих отношение к их жизни. С одной стороны, школьная форма - безусловно, это некоторая угроза индивидуальности подростка, его возможностям самовыражения и самовосприятия. С другой стороны, школьная форма может дисциплинировать, снимать хотя бы в какой-то степени те проблемы социального неравенства, которые так заметны в Москве. В любом случае, мы пришли к выводу, что не должно быть единой школьной формы для всех. Что это вопрос самой школы, который должен решать управляющий совет, куда входят и учащиеся. Школьная форма может быть не жесткой, а с некоторыми границами, установленными для учеников. Могут вводиться только элементы формы - эмблемы, жилетки, блузоны, пиджаки... В любом случае форму необходимо разнообразить.
Кстати, желание детей носить эмблему школы и какие-то элементы формы напрямую связаны с тем, как они относятся к своим альма-матер. Я противник того, чтобы спасать отечественную легкую промышленность за счет наших детей. Уже были скандалы с формой в армии, и мне не хотелось бы, чтобы наши школьники были вовлечены в проблему неконкурентоспособности российской легкой промышленности.
Что касается исключений из школы бунтарей. С точки зрения прав ребенка, это абсолютно недопустимо.
«Скажите, что делать в ситуации, если прохожий видит, как родитель прямо на улице бьет по лицу своего ребенка, да еще и матерится на него, унижает? Делать ли замечание, проходить мимо или обращаться в соответствующие органы? Если да, то куда именно? В милицию, опеку?». Алёна
Е.Б.: Ситуация бытовая, распространенная, и в тоже время очень непростая. Конечно, можно обращаться в те структуры, о которых вы написали. Но в таких случаях сложен вопрос фиксации правонарушения. В любом случае, если окружающие будут постоянно реагировать на жестокое обращение с детьми, это будет сигналом для родителей, что не только госструктуры, но и общество плохо реагирует на их поведение. И в каких-то случаях это может дать результаты. К сожалению, по социологическому исследованию, сделанному по нашему заказу, проблема не только в том, что более чем в половине московских семей существуют телесные наказания, но и в том, что большинство из них считают это нормальным. На одной из пресс-конференций журналист одной нашей крупной газеты задал мне прямой вопрос: "А почему нельзя бить детей? Вот меня били - и ничего". Я ответил, почему он решил, что ничего? Может, если бы его не били, он был бы более самостоятельной, цельной, уважающей себя личностью. Но если говорить всерьез, я бы различал подзатыльник, который дали нашкодившему ребенку в сердцах однажды и постоянное применение физических наказаний. Я думаю, здесь нужно не столько даже ужесточать статьи законов, сколько менять представление об этом в обществе. А это более трудный вопрос.
«Подскажите, имеют ли право родители заставлять ребенка исповедовать ту или иную веру? К примеру, водить в церковь или мечеть помимо его воли, обязывать держать строгий пост, совершать обряды? Как несовершеннолетний может повлиять на своих родителей, где ему искать помощи?» Елена, Ногинск
Е.Б.: Вопрос веры сложный, тонкий, индивидуальный. И он не сводится к посту и совершению обрядов. Когда мы говорим о детях и религии, это вопрос, который каждая страна и каждая семья решает по-своему. Когда маленький ребенок идет в церковь или мечеть вместе со своими родителями, это скорее погружение в традиции семьи. Когда перед подростком встают вопросы веры, это совсем другая ситуация. А когда речь вообще идет не о традиционных религиях, а о какой-то замкнутой опасной секте, это уже совсем другая ситуация. Если действия противоправны, то несовершеннолетний может и должен обратиться к уполномоченному по правам ребенка. Если же это споры о вере, то они естественны и могут быть в любой нормальной семье.
«Как и почему могло случиться, что Уполномоченный по правам ребёнка в Москве (к тому же математик и поэт!)проявил чёрствость души и нежелание помочь инвалиду нерабочей группы Евгеньевой и её малолетним детям -гражданам России ( "Жертва бездомной политики" — МК от 24.05.2013)? Аскар Семёнович
Е.Б.: К сожалению, в письме Евгеньевой не хватало конкретных фактов и мы обратились к ней, чтобы она назвала проблемы с медициной, с образованием и т.д. Однако главной проблемой тут является вопрос проживания, прописки. Уполномоченный не может действовать только в рамках эмоций, он ограничен в своих полномочиях законодательством. В данном случае есть решение суда, подверженное Мосгорсудом и Верховным судом. Уполномоченный по правам человека и ребенка в Москве может быть привлечен к участию в судебном процессе судом 1-й инстанции (с согласия судьи), однако в данном случае Евгеньева не обращалась с этим вопросом. При всем сочувствии уполномоченный не может предоставить жилье в Москве помимо решения суда. По конкретным фактам в области медпомощи и образования мы готовы помочь и решить эти вопросы.
Что касается органов опеки и попечительства, которые не явились на заседание суда, мне такое поведение непонятно. Сейчас меняется юридическое положение в органах опеки и попечительства - для усиления госконтроля они переходят в подчинение Департамента социальной защиты населения в Москве. Я надеюсь, что эта мера даст результаты и позволит более эффективно контролировать их работу.
«Не кажется ли Вам, что в результате "слияния школ" наши лучшие московские школы в конце концов станут "как все"». Юлия Ивановна.
Е.Б.: По поводу слияния школ я высказывался неоднократно, в том числе и в МК. Когда этот процесс шел добровольно, естественным путем и несколько очень хороших московских школ расширились, мне казалось это позитивным. Когда появилось больше 80 школ, куда родители не записали своих детей, и возник вопрос об объединении этих школ с соседями, более успешными и вызывающими доверие, я тоже считаю этот процесс нормальным и естественным. Сегодня, когда этот процесс превратился в широкую кампанию, когда многие стараются быстрее отчитаться, я с некоторой тревогой слежу за этим процессом. Нам удалось договориться с Департаментом образования о том, что процесс объединения может быть только при поддержке управляющих советов в соответствующих образовательных учреждениях. Мы поставили вопрос перед мэром Москвы об особом внимании к образовательным учреждениям, которые исполняют специальные образовательные функции - будь то школы для девиантных подростков, инклюзивные школы, где учатся вместе дети с проблемами здоровья и дети, у которых таких проблем нет, специальные школы для детей с ярко выраженной одаренностью и т.д. В этих случаях есть опасность растворения этих уникальных учебных заведений в больших комплексах.
Смотрите по теме: Евгений Бунимович об алиментах, приютах и сиротах
