Соглядатаи
Свидетельства охранников, горничных, шоферов — о своих хозяевах… Крайне любопытные: точно подмеченные детали быта, проливающие свет на жизнь и характеры тех, кого в повседневности мало кто наблюдал… В свете прожекторов такие персоны являются другими, нежели в домашних расслабленных условиях. Но способны ли постичь наблюдатели суть натур своих хозяев? Их глубину или ничтожество? Для этого ведь надо встать вровень с их мыслями и воззрениями (а то и превзойти их). Сделаться хотя бы Эккерманом, фиксировавшим высказывания Гете, или Чертковым, ведущим дневник бытия Льва Толстого.
Плагиаторы
Плагиатор Бернард Шоу: присвоил сюжет русской сказки о лягушке, превращенной в царевну, и написал на основе этого народом созданного сюжета пьесу «Пигмалион».
Плагиатор Пигмалион: присвоил сюжет русской сказки и влюбился почти что в лягушку — в созданную им статую.
Но, может, Шоу опирался на сюжет Аристофана, придумавшего пьесу «Лягушки»? Все, все вокруг плагиаторы!
Наш современник, не плагиатор, говорит:
— Одно дело помочь лягушке по-человечески, так сказать, гуманно, держа с ней дистанцию, на это я готов. Другое дело: из сочувствия к ее сексуальной непривлекательности лечь с ней в постель, на это я не сподвигнусь.
Кроссворды
Есть люди, которым нравится разгадывать кроссворды.
А есть, которые любят разгадывать тексты Пушкина, шарады Лермонтова, ребусы Достоевского.
Вторых значительно меньше…
И это объяснимо, настоящий писатель творит для единиц. Очень нерациональный, неэффективный (если вдуматься) труд. Нет стимула ни государству, ни частным лицам вкладываться в такое нешировоохватное производство. Коммерчески невыгодно. Однако с течением времени читателей у этих малоэффективных писателей пребывает. Как же определить, в каких категориях измерить их пользу?
Самый главный вопрос
Задайте себе вопрос: «Почему мои книги, статьи, эссе — должны читать?» Это первый вопрос, который вам надлежит поставить перед собой, когда беретесь за перо.
У людей полно хлопот, забот, неприятностей, радостей — почему должны забыть о них, отодвинуть в сторону и предпочесть ежедневному, насущному, прямо и непосредственно касающемуся каждого круговороту — общение с вашей писаниной? Почему должны выбрать ее, а не футбольный матч, не захватывающий фильм, не любовное или деловое свидание?
Никто не говорит, что речь идет о резком, однозначном, бесповоротном выборе: или-или. Можно (и нужно!) отдать должное любовной встрече, не следует пренебрегать деловым общением, но ведь, и находясь в объятиях любимого человека или внимая чепухе бизнес-партнера, можно продолжать думать о зацепившем вас за душу прочитанном и торопить момент, когда снова представится возможность погрузиться в мир полюбившихся образов…
Итак: что способно выпятить и должно выделить, отличить, характеризовать ваш литературный опус — дабы он превзошел, пересилил, одолел, превозмог вышеупомянутые (и неупомянутые) необходимости и соблазны? Их великое множество! На одну чашу весов, следовательно, брошены досуг, азарт, приключения и путешествия, смятение чувств, а на другую — ваш умозрительный эрзац реальности. К тому же зачастую не бумажный, не вещественный, а эфемерный, виртуальный, компьютерный. Чем, какими компонентами он сможет перевесить скопище рутинных обязательств и праздничных эмоций?
В этом и заключен секрет неувядаемости «Трех мушкетеров», «Детей капитана Гранта», «Острова сокровищ» (безусловно, захватывающих приключенческой интригой), но и романов Томаса Манна, Кафки, Унамуно, Борхеса. Сильнейшее интеллектуальное напряжение и наполнение мозговых извилин свежим притоком озарений (куда более мощным, чем впечатление от зрелища корриды), интенсивный духовный подъем, заставляющий буквально воспарить к небесам, ощущая себя равным Вседержителю. Если автору произведения дано преимущество — быть новым Творцом Вселенной, почему в подобном избранничестве должно быть отказано проницательному, способному по достоинству оценить грандиозный текст и порыв к Вечности читателю? В момент приобщения к книге, фильму, спектаклю происходит слияние родственных, разобщенных в пространстве и времени душ. Возникающий при этом термоядерный эффект высвобождения дремлющей в закрепощении энергии превосходит по мощности все известные химические реакции.
Если же не способны наделить свои рукописи подобным зарядом, лучше не ввязываться в литературное состязание с предшественниками и современниками, с многообразием действительности, не встревать в спор за человеческое внимание. Или утешайте себя тем, что находитесь пока на подступах к великому созидательному процессу, тренируетесь, набираетесь опыта, оттачиваете мастерство. В конце концов, надо ведь каким-то образом вырабатывать стиль. Без черновиков не появятся и перебеленные страницы.
Расширение горизонтов
Если история, которую хотите рассказать, равна себе и не выступает за пределы собственных границ, тогда не стоит приниматься за ее изложение. В сюжете должно просвечивать нечто большее, чем добросовестно точное или приукрашенное воспроизведение имевших место или придуманных событий. Речь не о басенной прямолинейно сформулированной морали, не о выводах и «уроках», которые сделает прочитавший ваше повествование (или услышавший его) индивид, речь о расширяющемся пространстве, возникающем вокруг произведения, этаком сиянии, ауре, раздвигающей контуры жанра и горизонты мировоззрения.
Когда люди перестанут читать…
У представителей самой некогда читающей страны все меньше в руках книг и даже бук-ридеров.
Книга могла бы выступить объединяющим и примиряющим началом, звеном, посредником меж разобщенными людьми. Но чем дальше, тем больше люди рассредотачиваются. Никто не смотрит на другого. (Вы обратили внимание на эту тенденцию?) Никто в упор не видит никого. Каждый сам по себе, уткнулся в экранчик своего мобильника или планшета и играет, играет, играет до одури. Играет. Предпочитает игру общению с себе подобными.
Люди уходят, прячутся в игру от пугающей действительности и нерадостной перспективы. Человечество всегда любило играть: в солдатиков, в футбол, в войну, в дочки-матери. В нереальность, которая потом становилась осязаемой (кстати, кто придумывает правила и сюжеты теперешних игр? Кто замещает и без того стрессовую реальность еще более напряженными «игрушечными» переживаниями, которым суждено потом обернуться расстрелами учеников в школе и покупателей в супермаркете?)
Нельзя не задаться вопросом: что будет с обществом, со страной, где перестанут читать? И продолжат играть?
Играя, мы освобождаемся от лишнего, громоздкого, ненужного. От тяжелых мыслей. От требующих усилия (в процессе постижения) книг. Зачем бесчисленные бумажные тома, если можно закачать на жесткий диск пять тысяч литературных произведений? И не открыть ни одно.
Но, разучившись листать книги, рано или поздно разучимся листать и календари. Разучимся сравнивать, сопоставлять, понимать границы между бывшим и теперешним.
Что произойдет, когда люди перестанут читать? Отомрет воображение, исчезнут фантазии, да, пожалуй, и чувства притупятся — канут воспитанные книгами порядочность, жертвенность, совестливость, уважение к ближнему. Печатное (и устное) слово все меньше воздействуют на наши эмоции, нас не трогают чужие беды, мы заняты собой и своими проблемами: надо выжить или разбогатеть, то и другое одинаково поглощает. Ленивое равнодушие разлилось вокруг. Оно побеждает в схватке за умы и сердца. Не потому не хотим читать, что стали равнодушны, а потому, что хотим оставаться равнодушными, книга же, с ее призывами, воззваниями к доброте, справедливости и отзывчивости теребит и лишает покоя.
Носители памяти
Человечество обобщает, концентрирует, спрессовывает опыт.
Сперва носителем и хранителем информации выступали глиняные таблички, берестяные грамоты, затем — бумага, наконец — дискеты, флешки, жесткие компьютерные диски, цифровые программы.
Но, оказывается, эти технические хитрости не сейчас изобретены, а давно существуют и были известны задолго до их внедрения в обиход. Обреченные кануть в безвестность судьбы отдельных индивидов обобщались, оцифровывались в писательских извилинах и становились исходным материалом, данными для создания вечных образов и вечных сюжетов, обретали таким образом бессмертие.
Комета
Само по себе событие голо и торчит как одинокий ковыль среди поля. Столь же гол и неприкаян, и прозябающ отдельный человек. Если не вдумываться в примыкающие — предшествующие и последующие — факты его жизни, не знать их, он — чистый, едва заполненный лист. Вспомните, что предваряло тот или этот миг, ту или эту судьбу, какие события и подробности воспоследовали за этой кометой и сделались ее хвостом, шлейфом… И произойдет расширение перспективы. И одновременно огранка алмаза: из грубого полуфабрика вылущится суть.
Основная заповедь писателя
Если ты сам на себе не помешан, никто на тебе не помешается.
