Донской казак Козьма Крючков. – Сейчас это имя подавляющему большинству наших сограждан абсолютно ничего не говорит. А ведь сто лет назад оно гремело по всей России. Крючков стал самым первым героем Первой мировой, награжденным Георгиевским крестом. О его подвиге писали стихи, открытки с фотографией Козьмы расходились многотысячными тиражами, была выпущена специальная партия папирос с портретом Крючкова на коробке, самые известные люди в стране почитали за честь познакомиться с этим человеком.
Начало войны Крючков встретил, будучи приказным (этот чин соответствовал ефрейторскому званию) 3-го Донского казачьего полка 3-ей кавалерийской дивизии, который был расквартирован в Польше, на границе с Восточной Пруссией. Русские части готовились наступать, но до серьезных столкновений с противником дело еще не дошло.
Разъезд из нескольких казаков, среди которых был и Козьма Крючков, 9 августа (28 июля по старому стилю) 1914 года отправили в боевое охранение. Утром 11 августа донцы обнаружили германский конный разъезд численностью более 20 человек. Хотя к этому времени в русском патруле осталось всего четверо (другие была посланы с донесениями в расположение полка), казаки решили не избегать встречи с врагом. Скорее всего, квартет всадников надеялся заманить германцев поближе к нашим передовым частям, однако ближайшее к месту событий русское сторожевое охранение неожиданно отошло.
В результате казачий патруль оказался лицом к лицу с врагом, многократно превосходящим по численности. Пришлось вступать в неравный бой. Под выстрелами казаков немецкие уланы поначалу растерялись, но обнаружив, что им противостоят всего четверо русских, кинулись на них в атаку, окружили, не давая уйти врассыпную.
Вот описание этого боя, сделанное позднее со слов Козьмы Крючкова:
«...Нас было четверо – Козьма Крючков, Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков... Наткнулись на немецкий разъезд, 27 человек, в числе их офицер и унтер-офицер. Сперва немцы испугались, но потом полезли на нас. Однако мы их встретили стойко и уложили несколько человек. Увертываясь от нападения, нам пришлось разъединиться. Меня окружили одиннадцать человек. Не чая быть живым, я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная. Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а в это время немец рубанул меня по пальцам руки, и я бросил винтовку. Схватился за шашку и начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течет, но сознаю, что раны неважные. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому вырвал у немца пику и ею по одиночке уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали двадцать четыре трупа, да несколько не раненных лошадей носились в испуге. Товарищи мои получили легкие раны, я тоже получил шестнадцать ран, но все пустых, так – уколы в спину, в шею, в руки. Лошадка моя тоже получила одиннадцать ран, однако я на ней проехал потом назад шесть верст...»
Судя по дальнейшему рассказу Крючкова, уже через день он получил награду за свой подвиг: «1 августа (13 по новому стилю – авт.) в Белую Олиту (в этом населенном пункте располагался лазарет, куда поместили раненого казака – авт.) прибыл командующий армией генерал Ренненкампф, который снял с себя георгиевскую ленточку, приколол мне на грудь и поздравил с первым георгиевским крестом».
Справедливости ради нужно отметить, что количество немецких улан, сражавшихся с отважными донцами, и понесенные ими потери в разных документах отличаются, хотя и не значительно. Так в приказе о награждении Крючкова фигурирует численность немецкого кавалерийского отряда 22 человека. И в донесении, отправленном после боя в штаб дивизии указано, что четверкой казаков убиты в общей сложности 22 немецких улана.
Полученный Крючковым Георгиевский крест 4-й степени стал самой первой такой наградой, врученной на только что начавшейся Великой войне. Трое товарищей Козьмы тоже получили за этот бой знаки отличия, но не столь высокие – Георгиевские медали.
Козьма Крючков, которому было в ту пору лишь 24 года, в одночасье стал национальным героем. О его подвиге доложили самому императору, написали едва ли не все газеты. Как упомянуто в воспоминаниях современника, после выписки из лазарета «на вокзале герою казаку были устроены торжественные проводы, и публика качала его и товарищей на руках. Местное общество поднесло ему крупный денежный дар...» И в последующем Крючкову неоднократно вручали презенты. Например дирекция Русско-азиатского банка специально для героя №1 заказала оружейникам изготовить казачью саблю в золотой оправе. На имя Крючкова приходили пачки восторженных писем со всей России, ему присылали посылки – в том числе и со всякими угощениями, которыми до отвала наедались и сам герой, и его сослуживцы.
Интересные воспоминания о встрече с Крючковым (это случилось уже зимой 1915-го) оставила знаменитая певица Надежда Плевицкая. На просьбу примадонны русской сцены сфотографироваться с ним донской казак ответил решительным отказом. А объяснил его тем, что он, мол, женатый человек и потому не может фотографироваться с посторонней женщиной.
Оправившись от ран и вернувшись в Действующую армию прославившийся казак пошел на повышение. Его назначили начальником конвоя при штабе дивизии. Однако такая «парадная» должность воину была не по душе, и вскоре Козьма попросил вернуть его в родной полк.
Крючков прошел всю Первую мировую, участвовал во многих ее сражениях, был награжден еще одним «Георгием» и двумя медалями. К 1917 году он получил звание вахмистра и служил в казачьем полку взводным урядником.
Февральская революция еще возвысила героя №1 в должности, – товарищи его избрали председателем полкового комитета. После большевистского переворота в стране, когда армия стала окончательно разваливаться, Крючков вместе с полком вернулся на Дон. Во время разгоревшейся Гражданской войны он воевал на стороне белых. Весной 1918 года Козьма Фирсович собрал отряд из своих земляков и успешно сражался против казаков будущего «красного командарма» Филиппа Миронова. Герой был смертельно ранен в середине августа 1919 года в районе села Громки в Саратовской губернии. Похоронен на кладбище его родного хутора Нижне-Калмыковского Усть-Хоперской станицы.
