Но началась другая война, прямо у нас под боком. И появились другие пленные. Так бывает. Кому теперь важно, как ждали освобождения те два десятка мужчин, зачем-то отправившихся в африканскую страну в разгар боевых действий?
Их задержали в августе 2011 года, первоначально посчитав снайперами-наемниками, воевавшими на стороне Каддафи. Но оружия у «снайперов» не нашлось, да и возраст для стрелков был не самый подходящий — почти всем за пятьдесят. Тогда нашлось новое обвинение — в восстановлении техники для войск ливийского диктатора.
Как они жили все эти годы? Почему считают освободивших их дипломатов героями? Как давились кус-кусом и радовались верблюжатине. Как наблюдали за смертью товарища. И как их судили «по воле Аллаха».
Для этих двадцати трех мужчин плен закончился почти буднично: посадили в автобусы, сказали, что через два дня будут дома. Всерьез эти слова не воспринял никто. Слишком уж часто их вот так обнадеживали.
— Раз десять, наверное, нам такое говорили. Мы готовились: кто-то брился, кто-то стирал единственную рубашку. А привозили туда, где условия содержания были еще хуже, — вспоминает бывший ливийский пленник Владимир Долгов. — Мы уже перестали верить. Ливийцы вообще любили зачем-то нас специально обнадежить. Говорили: «Сейчас поедете в пятизвездочный отель». Или: «Никто вас судить не будет, завтра отпустят». Хотя, может, и правда переговоры выходили на финишную прямую, но потом по каким-то причинам срывались.
Это сейчас бывшие пленники вспоминают: и увозили их из последнего места содержания безоружные охранники, хотя до этого конвоировали исключительно под дулами автоматов.
И тон конвойных был мягче.
— Но окончательно в том, что нас действительно везут домой, мы убедились, когда на борту самолета услышали поздравления с освобождением. На русском языке. Это все, что я могу рассказать. Дело в том, что в Ливии до сих пор остаются пятеро наших товарищей. Чтобы они тоже смогли вернуться домой, нам ни в коем случае нельзя рассказывать подробности спецоперации. Могу сказать лишь одно — нас освободила Россия...
Это рассказал «МК» еще один пленник. Назовем его Юрием. Свое настоящее имя, а тем более фамилию, мужчина просил не указывать. Он хоть и родился на Брянщине, последние годы жил на Украине. Семья же его до сих пор находится в Незалежной. «Сейчас между нашими государствами такие отношения, что любое хорошее слово в адрес России может иметь последствия. Не хочу, чтобы у супруги возникли проблемы...»
«Могли зайти среди ночи и начать палить в потолок...»
Их захватили в августе 2011-го. По разным данным, от 20 до 25 человек: двое русских, трое белорусов, остальные украинцы. Из плена вернулись уже шестеро россиян — четверо мужчин были прописаны на сменившем гражданство Крымском полуострове.
В африканскую страну все ехали, чтобы трудиться на российско-ливийской нефтяной компании «Дакар».
По крайней мере они в этом уверяют.
— Когда началась война, прежний персонал с этого предприятия эвакуировался. Скважины же нужно было законсервировать. Для этого нас и пригласили. Ехали мы не как нефтяники, а как разнорабочие: я, например, должен был заниматься обустройством домов для рабочих, водоснабжением, электричеством, обслуживанием автотехники, — говорит Долгов.
Юрий добавляет:
— Предприятие это как таковой добычи не вело, занималось разведкой новых месторождений. В пустыне бурили скважины, если находили нефть, заносили координаты на карту, а техника перебиралась на новое место.
Ливийско-тунисскую границу они пересекли в конце июня 2011 года. К этому времени гражданская война в Ливии шла уже минимум полгода. Наверное, ехать в такой ситуации на заработки было полным безумием. Но им вроде как гарантировали безопасность.
— Нам говорили, что вышки находятся в пустыне, куда боевые действия вряд ли дойдут, — вспоминает Юрий. — Кроме того, в это время там как раз было затишье, как сейчас на Украине. Если бы шли серьезные бои, я бы не поехал.
Но уже через пару недель в район, где они трудились, пришли повстанцы.
— Мы разделились на несколько групп и стали прорываться к Триполи, где еще осталась официальная власть. По пути позвонили гендиректору нашей фирмы, он нас перехватил и увез на свою квартиру. Отсиживались мы там дня четыре, а на пятый к нам ворвались вооруженные люди. Последовал арест. Но по дороге в лагерь нас отбила другая группировка. У них мы и находились все это время.
— Где вас держали?
— Какой именно период вас интересует? Нас же столько раз переводили с места на место. Фактически мы кочевали за отрядом, который нас захватил. Перво-наперво отправили в фильтрационный лагерь, — вспоминает Долгов. — Это было огромное помещение, наподобие актового зала. Помимо нас там были человек семьдесят арабов, которых постоянно водили на допросы. Через какое-то время всех пленных развели по трем комнатам. Каждая была метров по 15. На окнах — решетки, спальных мест, естественно, не было. Как спали? Да на полу.
— Кроме вас среди задержанных были иностранцы?
— Нет, в основном арабы. Один из них говорил, что у него французское гражданство. Уверял, что он путешественник. Но паспорта у него с собой не было. Просидел он с нами месяца два. Потом его отпустили. Может, выкуп за него на родине заплатили.
— А вас за выкуп не предлагали освободить?
— Вообще-то у них в порядке вещей захватить представителей другой группировки, а потом потребовать деньги за их освобождение. Наши охранники рассказывали, что людей отпускали за выкуп в 20 тысяч динаров. Это примерно 17 тысяч долларов. Что же касается нас, реальные суммы никто не озвучивал. Были шутки, мол, если заплатят за вас по миллиону динаров, тогда отпустим. Но это баснословная сумма (тысяча динаров это примерно 850 долларов). То есть, по сути, мы были заложниками. Но условия иногда были даже лучше, чему у некоторых здесь. Помню, еще на первом году нас привезли на какое-то китайское нефтяное предприятие. Работники его покинули, а эти, видимо, захватили. Жили мы в строительных вагончиках, но они были достаточно просторными, с удобствами, с кондиционерами. А через месяц нам даже подключили спутниковое телевидение.
— Ничего себе плен! Многие могли вам позавидовать...
— Не удивляйтесь, у них спутниковое ТВ — обычное дело. Но лафа продлилась недолго. Потом нас перевели в район Триполи. Там, как оказалось, они специально для нас на территории своей базы выстроили тюрьму. Прогулки — раз в день. А потом, когда отношения с ними обострились, так и вообще с полгода никуда не выпускали. Окна заколочены, света нет... Я вообще замечал: если все было хорошо, они с нами довольно неплохо обращались. Жаловаться грех. А если у нас, например, что-то в прессе напишут, а те прочитают, так проверками могли замучить: по три-четыре раза на дню матрасы переворачивали, вещи проверяли. Видимо, искали телефон, по которому мы что-то в Россию передали.
— Кстати, о телефонах. Вы же все-таки каким-то образом умудрялись общаться с родными.
— Иногда нам давали позвонить посольские. А иногда у них и у самих телефоны забирали, прежде чем к нам допустить.
Юрий:
— Не знаю, как у других, а у меня телефон всегда был. Главное, его получше спрятать. Куда? В носки, под матрац. Они особо-то не искали. Конечно, если человек его совсем открыто оставлял, забирали. Мне супруга звонила раз в две недели, а сестра из России — практически еженедельно. У нас было заранее условленное время для созвона. Говорил я под одеялом. Естественно, кто-то обязательно стоял на стреме.
— Не избивали вас там?
— Нет, бить не били. Но первое время издевались, — вспоминает Владимир. — Приведут в камеру шпану местную, скажут им на арабском, что мы — снайперы. Те давай плевать в нас, камни кидать. Думаю, причинить телесные повреждения они не хотели, больше это был акт презрения. А еще могли зайти в камеру среди ночи и начать палить в потолок или в пол. Чтобы мы по углам разбегались.
«Законы юриспруденции у них в суде не действовали...»
— Кормили вас в плену нормально?
— Смотря когда. Первое время с едой были перебои. Могли в течение трех дней ничего не давать. Потом вроде бы все наладилось. Единственное, трудно было привыкнуть к их пище. В основном давали кус-кус — что-то наподобие обжаренной манки. Вообще-то это достаточно вкусное блюдо, те, кто был в Тунисе или Марокко, наверняка его пробовали. Но нам его давали сухим настолько, что иногда даже проглотить было сложно. Но больше всего запомнился период, когда нас перевезли в Зинтан. В строительные вагончики. Там мы подумали, что в рай попали. Правила там другая группировка, и они нам на полном серьезе говорили: вы у нас гости. Внутри — все необходимое, даже кондиционеры были. На улицу мы могли выйти в любое время. Там с нами даже за руки здоровались. Ели мы все то же самое, что и они. А во время Рамадана нам даже барана выделили.
Юрий:
— Да, их священный месяц был для нас праздником. Мы могли прийти на склад и взять любые продукты. Готовили мы в эти дни для себя сами и что хотели — они-то только ночью едят. Иногда борщ могли сварганить, иногда пельмени. Обычно же наш рацион состоял из макарон — я их теперь видеть не могу, и кус-куса. Было и мясо: в основном курица или верблюжатина. Она, кстати, очень недурна на вкус: по мне, даже лучше говядины.
— Работать не заставляли?
— Нет, работали те, кто желал, — продолжает Юрий. — В основном ремонтировали гражданские автомобили, бытовую технику, генераторы. У них вообще дефицит таких рабочих — все только воевать умеют.
— За работу они нам давали сигареты, зубную пасту, мыло, чай. У нас же ничего этого не было. Только если посольские приносили, — уточняет Владимир.
— Так, может, они вас и держали так долго в качестве бесплатной рабочей силы?
— Вряд ли. Из двадцати трех работали всего шестеро. Ради этого кормить всех остальных и охранять — полная бессмыслица.
— Обвинения вам предъявили сразу?
Владимир:
— Нет, месяцев через 7–8. До этого все твердили: разберемся и отпустим. Весь этот суд вообще был фарсом. На слушаниях и во время допросов мне, например, задавали такие вопросы: есть ли у вас воинское звание? Я не стал отпираться, говорю: у нас в стране все люди моего возраста служили. Но я уже много лет нахожусь на пенсии, занимаюсь электричеством, строительством. По этому профилю, собственно, и приехал в вашу страну. Они же вывернули эту информацию, что, мол, не отрицаю — военный. Или другой вопрос: видели ли вы военную технику в Ливии? А кто ее не видел, когда там боевые действия идут.
— Какие вам все-таки обвинения предъявили?
— Абсурдные. У меня, например, было шесть статей. Что мы участвовали в боевых действиях. Смешно вспомнить! Пенсионеров обвиняют в том, что они снайперами работали. Что технику помогали военным Каддафи ремонтировать.
Юрий:
— Это был не гражданский суд — военный трибунал. Законы юриспруденции там не действовали. Хотите, опишу вам обычное заседание? Зачитывают обвинение, мы начинаем спорить. Но не успевали мы сказать и двух слов, как нас прерывали: за нарушение дисциплины суд удаляется, заседание переносится на такое-то число. Адвокаты особо не вступались за нас, нормальных дипломированных переводчиков тоже не было. Переводили нам ливийцы, которые во времена Союза учились у нас в стране.
«Один из наших несколько недель не дожил до освобождения...»
В итоге всех мужчин, за исключением россиянина Александра Шадрова, которого осудили на пожизненный срок, приговорили к десяти годам каторги. Но в августе 2013 года Высший военный суд Ливии отменил приговор и направил дело на рассмотрение гражданским судом, который, сразу скажем, их оправдал.
Но еще почти год они пробыли в Ливии непонятно в каком статусе.
Пока же шли слушания в гражданском суде, пленных опять перевели. Как обычно, подняли среди ночи, сказали, что везут домой.
— А привезли опять в тюрьму, в Триполи, — вспоминает Владимир. — Но эта тюрьма по условиям была лучше той, в которой нас держали ранее. Хоть окон в помещении и не было, но в каждой камере был туалет. Потом поставили телевизор, а в общем помещении даже установили бильярд и теннисный стол.
— Неужели и играть разрешали?
— Не всегда, по настроению командира и охранников. В последние дни, честно скажу, многие к нам с сочувствием относились.
— Под конец и вовсе у многих мнение об этой войне поменялось, — вспоминает Юрий. — Люди говорили, что при Каддафи жилось намного лучше. Три года назад произнести такое никто бы себе не позволил. Расстрелять могли.
— Как получилось, что умер один из ваших товарищей?
— Да, несколько недель он не дожил до освобождения. Скончался от инфаркта. Нас тогда резко подняли ночью, пришла информация, что наутро нас будут обстреливать. А человек он был немолодой — 63 года. До этого он жаловался на боли в сердце, вот оно, видимо, и не выдержало.
— То есть с медицинской помощью было плохо?
— Почему? Двоим даже операции сделали. У одного было что-то с желчным пузырем, так его едва успели довезти до больницы. Во втором случае человек просто тяжести нес и надорвался, вылезла грыжа. А товарищ умер во время переезда. Вокруг пустыня: сделать что-либо было сложно.
Юрий:
— Лекарства нужные нам покупали, медики нас осматривали. Их приводили к нам посольские работники. Единственное, зубы лечить там соглашались только за деньги. А у нас их не было. Поэтому либо рвите — эту услугу соглашались оказать бесплатно, либо мучайтесь.
— Были моменты, когда вы падали духом, думали, что вас не освободят? Все-таки три года этот процесс тянулся?
— Конечно, были, — соглашается Долгов. — Но мы очень благодарны дипломатам. Мы прекрасно понимали, в каких сложных условиях им приходилось работать. Видели, как дипломатов просто могли выставить за дверь. Да и переговоры вести там было не с кем. Государства как такового не было. Да и нет до сих пор. Есть разрозненные группировки, которые борются за власть. Что хотят, то и делают. И никто им не указ. Могли, например, остановить дипломатическую машину и ограбить. А после того как россиянка расстреляла ливийского полковника, отношение к посольским резко ухудшилось.
— Но вот вы Путину письмо писали. Что это — последняя надежда на освобождение?
— Да, писали. Потому что наш президент — лучший. И если он скажет, то выполнит обещанное. И это не просто слова. Так думали все. Даже украинцы, которые с нами сидели, уважали нашего президента.
— Они знали, что вернуться им предстоит совершенно в другую страну? Из одной гражданской войны окунуться в другую?
— Конечно, новости мы смотрели постоянно, — вспоминает Долгов. — Но по телевизору узнавали только о международных событиях. Местные же новости отслеживали по стрельбе. У них до сих пор самый надежный способ передачи информации — «сарафанное радио». Один другому позвонил, сообщил хорошую новость, тот — своим приятелям. А уже через полчаса все вокруг начинали палить вверх. Помню, когда Каддафи убили, всю ночь стрельба в воздух и салюты не смолкали.
— Не было мысли бежать? Возможности ведь у вас были?
— Да, были. Но там это бесполезно. Славянскую внешность не замаскируешь. Они только свисток дадут, и любая группировка будет рада нас захватить. Там и дипломатов, и украинских врачей ни за что хватали — сидели по неделе, по месяцу.
