Подвиги советского аса оценили по достоинству лишь 65 лет спустя

Ночной полет «Дракона»

Он мог получить звание Героя Советского Союза еще в 1943 году, но ему не хватило для этого буквально двух-трех дней жизни. А в итоге замечательный летчик через 65 лет стал Героем России — одним из последних воинов Великой Отечественной, удостоенных Золотой Звезды с российским триколором на колодке.

О фронтовой биографии и посмертной судьбе аса дальней бомбардировочной авиации Алексея Баукина, о борьбе за признание его военных подвигов, растянувшейся на долгие десятилетия, рассказала корреспонденту «МК» дочь героя.

Ночной полет «Дракона»
1942 г. Алексей Баукин (крайний слева) с первым своим экипажем. Фото из семейного архива.

«Вот так и раздраконим фашистов!» — это была любимая присказка командира эскадрильи бомбардировщиков гвардии майора Баукина, которую слышали от него экипажи перед вылетом на очередное боевое задание. Немудрено, что за глаза Алексея Ивановича частенько называли в полку «драконом».

Из воспоминаний Евгения Мякишева, командира одного из экипажей, входивших в баукинскую эскадрилью: «В часть я прибыл в июле 1943 года... Доложил о прибытии командиру. Передо мной стоял среднего роста коренастый летчик в кожаной куртке с двумя орденами на груди, чем-то неуловимо похожий на Валерия Павловича Чкалова...»

— В полку многие находили сходство отца с легендарным Чкаловым, — подтверждает Валентина Алексеевна Гречушкина (Баукина). — Он отличался жизнерадостным, веселым характером, любил петь... До сих пор помню: «Пропеллер, громче песню пой, неся в размах стальные крылья...» А главное — отец был замечательным летчиком... Во время Великой Отечественной он воевал с гитлеровцами на тяжелом бомбардировщике дальнего действия Ил-4 в составе 42-го дальнебомбардировочного полка. Ему приходилось выполнять самые различные задания. В 1941-м самолет Алексея Ивановича, например, участвовал в одной из самых первых бомбардировок Берлина. А осенью того же года, действуя без прикрытия истребителей, отец наносил бомбовые удары по немецким позициям на ближних и дальних подступах к Москве. Он летал и на далекие северные рубежи, обеспечивая безопасный проход судов с военными грузами в наши северные порты...

О том, что майор Баукин может выполнить задание в любой, даже самой неподходящей обстановке и летает при любых погодных условиях, в полку ходили легенды.

В конце мая 1942-го Баукин отправился в одиночный рейд. Он преодолел на своем «сухопутном» бомбардировщике свыше 600 км над морем и, сумев сориентироваться в сплошной облачности, вышел к гидроаэродрому в норвежском Тромсё, откуда летали на охоту за нашими кораблями вражеские торпедоносцы. Но для успеха операции нужно было еще прорваться в глубину фьорда — к самой авиабазе, обманув бдительность охраняющих объект зенитчиков. Казалось бы, что тут может сделать одинокий Ил-4, не приспособленный для боевых действий в светлое время суток? Это же шикарная мишень для немцев! И тогда Баукин принял решение: прорываться на минимальной высоте, лавируя между прибрежными скалами. Выскочив на цель совершенно неожиданно для противника, «Ильюшин» произвел прицельное бомбометание. Были уничтожены ангар с техникой и оборудованием, склад с торпедами, два самолета Ю-52, повреждены авиамастерские, убито много солдат и офицеров. Гитлеровцы так опешили от наглости русского «бомбера», что даже не успели толком обстрелять его.

В другой раз экипаж «дракона» отработал задание по бомбежке сухопутного аэродрома, накрыв взрывами скопление вражеских пикировщиков. Во время бомбежки зенитный снаряд угодил в правый двигатель Ила, и назад пришлось добираться на одном моторе. Это была вполне посильная задача для такого летчика, как Баукин (хотя требовалось немалое напряжение сил: из-за неравномерно распределенной тяги единственного работающего движка огромную крылатую машину перекашивало, уводило вправо, так что командиру приходилось постоянно налегать руками на штурвал, чтобы держать правильный курс). Но в данном случае боевая обстановка вдруг подкинула летчику дополнительную задачу. Пролетая над морем, Алексей Иванович заметил, что внизу под ними разворачиваются трагические события: два немецких торпедных катера догоняют советский транспорт. Как помочь нашим морякам, если боекомплект уже израсходован? И тогда майор принял решение имитировать воздушную атаку. Рев появившегося над ними откуда ни возьмись громадного Ила заставил катера спешно свернуть с курса и искать спасения в бегстве. В результате такой «театральной постановки» советский транспортный корабль был спасен от неминуемой гибели.

Свободная охота

Хотя бы пунктирно обозначим путь этого человека в летчики. Алексей Иванович Баукин родился 11 октября 1906 года в деревне Обухово под Шатурой в крестьянской семье. После окончания школы работал плотником. Весной 1929 года его призвали в Красную Армию и направили в 10-й Туркестанский стрелковый полк. Однако судьба увела парня с земли в небо: уже в 1930-м он был зачислен курсантом ленинградской Военно-теоретической школы летчиков. Затем окончил 3-ю Военную школу летчиков и летных наблюдателей в Оренбурге, а в 1936-м — 2-ю Краснознаменную школу командиров звеньев в Борисоглебске. Служил в боевых авиационных частях в Новочеркасске, потом в Закавказье.

В биографии военлета Баукина был один очень неприятный эпизод: буквально в первые дни войны за нарушение дисциплины он был разжалован. В личном деле можно обнаружить лишь косвенные свидетельства этого: командир звена тяжелых бомбардировщиков, расквартированного под Кутаиси, вдруг превратился в начальника связи авиационного полка. Как рассказывал впоследствии старший сын Федор, слышавший эту историю от отца, дело было так: Баукину поручили «облетать» вновь поступившую в часть машину. Во время полета произошел отказ какого-то оборудования. Полагая, что в такой ситуации самолет неминуемо упадет, командование отдало приказ летчику покинуть аварийный борт, однако он ослушался распоряжения и попробовал все-таки посадить бомбардировщик. Попытка удалась. Казалось бы, надо похвалить, а то и представить к награде отважного летчика за спасение боевой машины, однако кого-то из начальства разгневал сам факт невыполнения Баукиным приказа. Алексея Ивановича обвинили в зазнайстве, лишили звания, а вдобавок еще из партии исключили. В итоге Баукин оказался «в ссылке»: за штурвалом фанерного У-2 в роли «воздушного курьера». Лишь по прошествии нескольких недель его простили. Алексей Иванович вновь получил две майорские шпалы в петлицы и был направлен командиром экипажа дальнего бомбардировщика Ил-4 в 42-й авиаполк, дислоцировавшийся на окраине Рыбинска. Там и началась для него настоящая война.

— У нас хранятся воспоминания гвардии полковника запаса Героя Советского Союза Андрея Павловича Коновалова, бывшего штурмана в экипаже отца, написанные им еще в 1970-е годы.

«Знаю Алексея Ивановича с момента прихода его в нашу часть осенью 1941 года. Мне посчастливилось летать в составе боевого экипажа гвардии майора Баукина и совершить с ним более 100 боевых вылетов.

...Экипаж А.И.Баукина являлся одним из лучших в полку. 1-я эскадрилья, которой он командовал, считалась также одной из лучших в части... Экипажу командование доверяло самые ответственные задания: наведение и освещение целей, разведка погоды, свободная охота, разведка целей, контроль за результатами удара части визуальным наблюдением и фотографированием...

Алексей Иванович умел летать в любых условиях.

10 июня 1943 года при боевом вылете ночью на аэродром Сеща за 10 минут до цели заклинило из-за обрыва шатуна в одном из цилиндров винт левого мотора. Алексей Иванович, посоветовавшись с экипажем, принимает решение следовать на цель на одном моторе... Экипаж успешно выполняет поставленную боевую задачу. На обратном маршруте от цели и второй мотор из-за перегрева стал сдавать обороты. Самолет шел на снижение, но командир предпринял все, чтобы перетянуть через линию фронта, а затем ночью, при сильном ветре посадить самолет на луг около деревни Ветка, что южнее Вязьмы.

Баукину поручались и такие сложные, опасные задания, как свободная охота за фашистскими самолетами над их же аэродромами базирования. Для выполнения данной задачи наш экипаж вылетал с наступлением темноты и, прибыв в район заданного аэродрома, на низкой высоте длительное время находился в стороне от него, карауля возвращение неприятельских летчиков с задания. Когда самолеты немцев возвращались после боевого вылета и становились в круг над аэродромом с зажженными огнями в ожидании своей очереди на посадку, Алексей Иванович тоже включал бортовые огни, приближался к аэродрому и, встав в общий круг, приближался к какому-нибудь вражескому самолету. По сигналу командира мы открывали огонь из всего бортового оружия по фашисту, а затем проходили над аэродромом, обстреливая уже севшие самолеты и сбрасывая бомбы. Иногда удавалось наделать много паники у немцев...

Во второй половине 1942 года Алексей Иванович совершил около десяти боевых вылетов на бомбежку военно-промышленных объектов в Восточной Пруссии — в Кенигсберге, Инстербурге, Тильзите, Данциге... Эти полеты были не только сложны по своему характеру, но и утомительны из-за их продолжительности. В воздухе бомбардировщики находились по 10–11 часов...»

Тяжелый бомбардировщик Ил-4.

Вираж над материнским порогом

Однополчане рассказывали, что в кабине самолета Алексея Баукина всегда лежала пара начищенных хромовых сапог, которые сам командир никогда не надевал: «Вот закончим войну, — говорил он, — тогда дам я последний круг над Берлином и — домой, в родное Обухово, к материнскому порогу в новых сапогах».

Из воспоминаний штурмана А.П.Коновалова:

«Деревня, в которой он родился, находится недалеко от гор. Егорьевска. Вид ее с воздуха я хорошо помню до сих пор. В период войны там проживали родные Алексея Ивановича.

Это дело было в июле 1942 года. После выполнения ночного боевого задания обратный маршрут полета от цели как раз проходил через Егорьевск. Подлетая к городу, Баукин предложил залететь в свою деревню и, как он выразился, навестить родную мать и посмотреть на знакомые, дорогие с детских лет места. От Егорьевска взяли курс на восток. Через несколько минут мы на малой высоте пролетели вдоль деревни над его родным домом... Было около 5 часов утра, но, несмотря на ранний час, в селении уже не спали — из труб валил дым, на улице видны женщины и ребятишки со своими буренками. На втором заходе Алексей Иванович закричал нам: «Смотрите, смотрите, вон у того дома с большим деревом стоит моя мать, моя старушка!». Было видно, как эта женщина выпускает со двора корову. Наш командир сделал вокруг дома крутой вираж, еще один... Мы в течение нескольких минут наблюдали эту удивительную встречу сына и матери. На прощание Алексей Иванович покачал крыльями самолета и развернул его на прежний курс, но мы еще успели заметить, что старушка продолжает стоять на одном месте и смотрит вслед удаляющемуся самолету. Наверное, она догадалась, что к ней прилетел «в гости» ее родной сын Алешка. Наверное, это был последний, прощальный визит Баукина к родному порогу...»

В семейном архиве хранится письмо командира воинской части №06863, датированное 21 октября 1943 года: «Многоуважаемая Мария Ивановна! С глубоким прискорбием вынуждены сообщить, что ваш муж, Баукин Алексей Иванович, погиб при выполнении боевого задания в ночь с 20 на 21 сентября 1943 года. Предположительно, сбит истребителем противника».

Вместе с похоронкой родные получили письмо, написанное... самим Баукиным за два года до того.

Среди летчиков в полку существовало правило: перед опасным боевым вылетом на всякий случай заранее написать прощальное письмо близким. Готовясь к первому своему дальнему «рейду» для бомбардировки объектов во вражеском тылу, Алексей Иванович тоже подготовил такое «посмертное» послание. Оно долго лежало в личных вещах майора. Как вспоминали сослуживцы, в конце июня 1943 года Баукин вдруг спохватился, что письмо «устарело» и решил, что надо бы его переписать, но все откладывал, откладывал... В итоге после гибели летчика его жена и дети получили письмо из августа 1941-го.

«...Дорогие мои Маня, Федя, Валюша и Роза, когда вы будете это читать, меня… не будет в живых. Ну что делать, я погиб не задаром, а за родину, за Сталина, за то, чтобы вы жили хорошо и уже больше бы не воевали, не разлучались. Воевал я за то и погиб за то, чтобы во всем мире добиться диктатуры пролетариата, чтобы нигде не было фашистов (плохих, Валя, дядиньков), а везде бы были хорошие — наши, красные, и всем бы девочкам было хорошо: кушали бы они всегда конфеты «Мишки» и играли бы в хорошие игрушки, и всегда бы им папочки рассказывали сказочки, и мы все же этого добьемся... Дорогая моя Маничка, особенно не тужи, разрешаю тебе выйти замуж, если подыщешь по душе. Горевать нечего, я и погиб в борьбе за то, чтобы вам жилось хорошо, поэтому используй все и живи по-настоящему... Дорогая Маня, 25.8.41 г. я летал в первый боевой вылет. Я думал вначале, что все еще не дождался этого счастья — вести бой за Родину, но, когда нас обстреляли и мы начали бомбить корабли, понял: начало боевых действий. Маня, пишу мое прощальное письмо, ты его получишь от нашего командования, если я погибну... В плену, ясно, что я не буду, так как большевики не сдаются. А если уж попаду в беспамятном состоянии [в плен], то как очнусь — хоть зубами, а буду драться, пока жив... Если в обычном письме я вам писал пока до свиданья, то в этом письме я вам пишу — ПРОЩАЙТЕ НАВСЕГДА, вспоминайте и не забывайте своего папочку и своего Ленусика, который вас очень любил и любит сейчас, после смерти. Прощайте, не тужите, живите счастливо... Конечно, жизнь хороша и хорошо жить, но раз надо, значит, надо и умереть за дело, за свободу. Целую. 26.8.41 г.».

В общей сложности Алексей Баукин на своем тяжелом бомбардировщике выполнил 182 боевых вылета, 170 из которых — ночные. И этот юбилейный, 170-й ночной вылет стал для «дракона» роковым.

Из воспоминаний штурмана А.П.Коновалова:

«Алексей Иванович Баукин погиб при выполнении боевого вылета на бомбардировку скопления эшелонов на железнодорожном узле Витебск в ночь с 20 на 21 сентября 1943 года. Его экипаж первым летел в боевом порядке полка. Перед нами была поставлена задача: обозначить цель светящимися бомбами для наведения остальных самолетов полка на цель и создать очаги пожаров на железнодорожном узле. Самолет с первого захода сбросил две светящиеся бомбы. Но было странно, что немцы не вводили в действие систему ПВО. Со второго захода были сброшены остальные 3 светящиеся бомбы и 5 зажигательных. На железнодорожном узле было создано два сильных очага пожара.

Еще при первом заходе мы сделали вывод, что в воздухе патрулирует большая группа немецких истребителей. Это предположение подтвердилось, когда при втором заходе на цель немцы вместо нашего самолета четырьмя прожекторами поймали в лучи свой истребитель, который немедленно дал ракетами сигнал «я свой». Мы сразу же предупредили боевой порядок полка о патрулировании истребителей в районе цели... Снизившись на 1000 метров относительно высоты полета основной группы, мы в течение 7–10 минут наблюдали работу наших боевых друзей, а затем на высоте 4500 метров взяли курс на свой аэродром.

Через пять минут стрелок-радист Саша Луковкин докладывает, что справа приближается вражеский истребитель. Алексей Иванович, чтобы сорвать атаку неприятеля, вводит бомбардировщик в резкий правый поворот и начинает резко снижаться. Истребитель, не успев открыть огонь, проскакивает выше нас. В этот момент мы услышали голос командира: «Луковкин, бей его, гада!». Саша успевает произвести по истребителю несколько очередей.

Маневрируя по курсу, самолет все дальше уходит от места бомбежки... Командир приказывает радисту передать на землю о выполнении задания и о том, что мы атакованы истребителями. Но еще не успел он закончить фразу, как с правой стороны раздался сильный взрыв, и бомбардировщик, находившийся на высоте 1700 метров, загорелся. Машина, охваченная пламенем, беспорядочно падает вниз... Связь между членами экипажа потеряна. Меня бросает по кабине из стороны в сторону... В один из моментов самолет перестал вращаться, но оказался при этом вверх колесами. Вот тут я с огромным усилием, левой ногой выбил астролюк, подтянулся к нему и вывалился из самолета. Моментально выдернул кольцо у парашюта и на не полностью раскрывшемся парашюте, притом с прогоревшими дырами в его верхней части, приземлился в кустарник. Самолет наш пылающим факелом, постепенно разрушаясь, продолжал лететь и через некоторое время упал и взорвался в 2–3 километрах от моего места приземления.

Баукин часто говорил, что в любой обстановке, когда придется покидать в воздухе подбитый самолет, он в первую очередь даст возможность прыгнуть с парашютом членам экипажа. Я уверен, что в ту трагическую ночь он выполнил свое обещание. Ему я обязан своей жизнью...

Приземлился я за линией фронта, в немецком тылу. В нескольких километрах оказалась сожженная деревня. Когда приблизился к ней, то около уцелевшего дома метрах в ста от себя увидел трех человек. Почему-то я подумал, что это остальные члены экипажа, и стал приближаться к ним. Но за 60–70 метров до них был остановлен окриком на немецком языке и обстрелян из автоматов. Пришлось быстро скрываться. На следующий день вечером я вышел к нашим войскам, наступавшим на Витебск. Через 10 дней вернулся в свой родной полк и снова оказался среди боевых друзей.

В эту ночь кроме нашего самолета таким же образом после отхода от цели взорвались самолеты Рыжкова и Кириллова. Из каждого экипажа вернулось в полк по одному человеку...».

Где упал самолет?

— 32 года точное место гибели отца и двоих членов его экипажа оставалось неизвестным, — рассказывает Валентина Алексеевна. — Мы знали только, что их самолет упал где-то в районе поселка Понизовье, на Смоленщине.

В 1974-м к нам домой неожиданно приехала пионервожатая из школы №31 в Рыбинске. Во время войны аэродром, где базировался 42-й полк авиации дальнего действия, располагался на окраине города, и рыбинская 31-я школа находится как раз неподалеку от того места. Поэтому, как рассказала наша гостья, ребята-школьники собирают материалы об авиационной части, в которой служил отец, а один из классов даже носит его имя. Вожатая пригласила меня приехать к ним на пионерский слет. Именно там я и познакомилась с бывшими папиными однополчанами — Андреем Павловичем Коноваловым и Евгением Алексеевичем Мякишевым, которые тоже были среди почетных гостей.

Увы, уже вскоре после этой встречи Коновалов трагически погиб — его сбила машина. А Мякишев, живший в Смоленске и к тому времени уже много занимавшийся поисками погибших воинов, предложил вместе попробовать найти место гибели экипажа.

Мы отправились в Центральный архив Министерства обороны, и там удалось наконец обнаружить документы, которые помогли определить, где же конкретно рухнул подбитый бомбардировщик — между деревнями Пашки и Осово.

Конечно, члены нашей семьи вместе с Коноваловым и Мякишевым поехали туда — это было в начале августа 1975-го. Встретились с местными старожилами — Екатериной Зирюкиной, Татьяной Захаренковой, Матреной Коштарёвой, Ниной Корниленко... Они рассказали, что в ночь на 21 сентября 1943 года (как раз накануне чтимого в деревнях праздника Рождества Богородицы, потому дата так хорошо запомнилась) видели большой двухмоторный советский самолет, который горел и летел к земле. Вскоре после того двое из них пришли на место падения и увидели растерзанные тела летчиков. Девушки, которым было в ту пору 16–18 лет, решили похоронить погибших в яме-воронке, находившейся неподалеку. Сперва они перетащили в импровизированную могилу воздушного стрелка и радиста, а уже потом смогли извлечь из-под обломков останки командира и положили сверху тел его боевых товарищей. Яму забросали землей... И еще один эпизод из того военного далека: Екатерина Ивановна Зирюкина припомнила, что какое-то время спустя деревенские мальчишки, возившиеся на месте падения самолета, откопали поврежденные взрывом и огнем хромовые сапоги...

Зирюкина и Корниленко проводили нас туда, где погиб и погребен отец. Даже три десятилетия спустя это место — в километре восточнее деревни Пашки — найти оказалось легко: братская могила расположена на небольшом холмике. А чуть в стороне, там, где теперь заросла деревьями и кустарником сырая низина, по словам наших проводниц, как раз и упал бомбардировщик.

Наши мужчины попытались копать и вскоре наткнулись на какие-то лоскуты — похоже, остатки летной обуви, фрагмент отопительной системы самолета... После этих находок стало ясно, что к делу нужно подключать официальные инстанции. Мякишев обратился к руководству района, к военным. В итоге было принято решение перезахоронить обнаруженные останки троих летчиков на территории военного мемориального комплекса в соседнем поселке Понизовье...

Их перенесли в отдельную могилу, на которой установили обелиск. Табличку для него изготовил старший сын погибшего командира — Федор Баукин: вверху силуэт бомбардировщика Ил-4, а ниже — три фамилии: майор Алексей Баукин, старшина Александр Луковкин, сержант Алексей Демехин. Торжественное открытие обелиска состоялось через год, в августе 1976-го...

— По предложению Мякишева место первоначальной могилы было позднее огорожено, а в центре установлена памятная табличка. На ней написано, что здесь упал наш самолет и погибли трое из его экипажа. Хотя в действительности бомбардировщик, как мы знаем, рухнул чуть дальше, в низине. При ударе тяжелый Ил-4 ушел довольно глубоко в податливую землю. И до сих пор наверняка там, на глубине, сохранились двигатели и другие металлические детали...

«Состояние экипажа неизвестно»

19 сентября 1943 года командир 42-го дальнебомбардировочного полка 36-й авиационной дивизии дальнего действия подписал представление на присвоение звания Героя Советского Союза майору Алексею Баукину и его штурману Андрею Коновалову. Однако волею капризной военной судьбы «Звездочку» получил только один из них, а на пути к награждению другого встала смерть.

Наградной материал за №01319 был передан в управление кадров 8-го авиационного корпуса дальнего действия 21 сентября — как раз в день гибели Баукина. После рассмотрения командованием корпуса это представление под №0234 направили в Москву — начальнику отдела кадров авиации дальнего действия. Вот только фамилия майора Баукина там уже не упоминалась.

В сохранившихся документах оперативной переписки 42-го авиаполка за 1 октября 1943 года указано: «21.09.43 г. Невозврат с района цели. Предположительно, сбит истребителем противника. Ил-4 №8518 не вернулся с боевого задания... Состояние экипажа неизвестно».

8518 — это номер бомбардировщика, на котором летал Алексей Баукин. А «состояние экипажа неизвестно» — очень чреватая по тогдашним временам формулировка, потому что в те военные годы «неизвестность» судьбы воина предполагала в первую очередь то, что он сдался в плен, перешел на сторону врага. При таких подозрениях, пусть даже вовсе умозрительных, о каком награждении Звездой Героя может идти речь?! Другому представленному к высокой награде, Коновалову, повезло: он не только остался жив, но и вышел к своим и сумел «отбиться» от сотрудников «органов». (По возвращении в часть его вызывали в особый отдел и долго допрашивали — в том числе очень настойчиво интересовались судьбой остальных членов экипажа, но штурман заявил, что не знает, что с ними произошло после того, как он прыгнул с парашютом.) В результате через месяц Андрей Павлович Коновалов получил заслуженное им звание Героя Советского Союза.

А командира экипажа упорно не хотели награждать Золотой Звездой — даже когда стали ясны обстоятельства его гибели.

Боевые товарищи Баукина воевали потом в Венгрии, Германии, в Маньчжурии... За подвиги его летчиков 42-му полку дальних бомбардировщиков было присвоено звание Гвардейского Краснознаменного Смоленско-Берлинского. В мае 1975 года в Москве состоялась встреча ветеранов во главе с бывшим командиром полка генерал-лейтенантом С.К.Бирюковым. На этой встрече присутствовали и дети Алексея Баукина.

В разговорах с однополчанами своего отца они с удивлением узнали: все однополчане пребывают в твердой уверенности, что Алексей Иванович давным-давно удостоен Золотой Звезды. Ветеранов удивило и возмутило известие, что награждение так и не состоялось. (На самом деле во время войны представление Баукина «на Героя» посмертно трижды подавалось командованием дивизии. И все три раза — безрезультатно: то какая-то ошибка в документах обнаруживалась, то вышестоящие армейские инстанции смущал сам факт отклонения предыдущих представлений к званию...) Тут же было составлено коллективное письмо-ходатайство, которое подписали несколько десятков заслуженных летчиков — участников войны. Родные Баукина собрали необходимые документы, справки и вместе с этим ходатайством отправили в Минобороны...

Оттуда пришел безрадостный ответ: наше министерство подобными вопросами не занимается. Еще одна попытка закончилась тем же... В третий раз Валентина Алексеевна и ее близкие отправили бумаги уже после развала СССР. Однако чиновники российского Министерства обороны поначалу заняли столь же категорическую позицию, тем более у них был «железный» аргумент: невозможно наградить уже не существующей наградой. Наконец после десятилетней чиновничьей волокиты эта эпопея увенчалась успехом.

Указом Президента РФ от 8 марта 2008 года №327 «За мужество и героизм, проявленные в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов, Алексею Ивановичу Баукину присвоено звание Героя Российской Федерации (посмертно)». В преддверии очередного Дня Победы тогдашний министр обороны торжественно передал Золотую Звезду старшему сыну майора Баукина Федору Алексеевичу. А вскоре после этого на «малой родине» Алексея Ивановича, в райцентре Шатур, была торжественно открыта его именная стела на Аллее Героев.

Сюжет:

70 лет Победы

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26795 от 22 апреля 2015

Заголовок в газете: Ночной полет «Дракона»

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру