Уже ясно, что в деле томского крестьянина Степана Карагодина, чей правнук Денис установил всех причастных к казни деда (посмертно реабилитированного), никакого примирения не случилось.
Одна группа комментаторов пребывает в упоении: герой-одиночка! как хорошо, что такие люди есть в стране! «блестящий сюжет для блокбастера!» («Ведомости», «Коммерсант».)
Другая группа (ее выразителем выступает Дмитрий Ольшанский) набирает в рот слюны, чтобы как следует плюнуть в карагодинского правнука, не желающего прощать энкавэдэшников.
Какое уж тут примирение.
Да и рассчитывал ли на него Денис Карагодин, пафосно «протягивающий руку примирения» внучке «палача Зырянова», которая попросила у него прощения? Я все-таки думаю, что да. Наши люди наивны, а стиль письма Карагодина не только ходульно-пафосный, но и выспренно-искренний. Такой уж стиль.
Ну и, кроме того, Карагодин не только установил всю цепочку убийц (ныне покойных), но и намерен привлечь их к уголовной ответственности — мол, у него уже сценарий разработан — и это дополнительно восхищает либеральные СМИ.
Я бы предпочла, чтобы он этого не делал. Будучи сама из семьи раскулаченных и несправедливо обиженных, я не то чтобы «всех простила», но не считала обязательным ворошить прошлое. Не было у меня «горячей памяти». И если бы Карагодин просто появился на медийном небосклоне как герой ток-шоу, помелькал и пошумел, я бы, пожалуй, предпочла его и всю его борьбу не заметить.
Но началось нечто гораздо более скверное.
Вот очень популярный комментарий к статье Дмитрий Ольшанского: «Палача нельзя судить — он делает свою работу. А Карагодина можно — он занимается расследованием и сообщает о его результатах, хотя не имеет на это никакого права. Найдется какой-нибудь такой же ушлый бездельник и засудит».
Запомните это: палача нельзя судить, а пострадавший не имеет права расследовать.
Дальше обрушивается лавина — сотни! — комментариев о том, каким гнусным предателем и правильно расстрелянным мерзавцем был Степан Карагодин, а правнук его возомнил о себе невесть что, знаем мы таких правнуков... да и внучка, попросившая прощения, наверняка психическая.
Стоп-стоп: каким же предателем и правильно расстрелянным был Степан Карагодин, если советская власть его реабилитировала? А вот каким: озабоченные товарищи прочли его биографию, выложенную в Сеть самим же правнуком (говорю: наивный, не ждал подвоха), и оказалось, что сразу после революции прадед Степан на Дальнем Востоке выступал против большевиков, за что и был в 1921 году посажен в первый раз. А потом то ли «недостаточно улик», то ли адвокат его у большевиков выкупил.
Эта биография — как письмо окружному прокурору — была написана членом ВКП(б) Иваном Михайловым в январе 1929 года — стало быть, на момент второго осуждения Степана Карагодина его давние действия против советской власти были хорошо известны, и расстреляли его в 1938-м не потому, что «вдруг открылось».
Вдумайтесь! Спустя восемь десятков лет и падение СССР люди XXI века таскают это письмо (нарезанное нужными клочками) по Сети и говорят: ага, Карагодин-то был враг советской власти! Правильно расстреляли!
А некоторые прибавляют: еще и семейку его поганую надо было расстрелять!..
Я хорошо помню, как однажды рассказала о своем раскулаченном прадеде (он ни разу не выступал против большевиков, сражался в двух мировых войнах и имел медаль за взятие Кенигсберга) — и, поскольку статья не была вполне лояльна советской власти, под ней появился комментарий о «кулацких недобитках».
Какое тут примирение?
Дальше — больше. В Фейсбуке появилась заметка известного публициста Максима Юрьевича Соколова, который призвал не уподобляться «рехнувшемуся тов. Карагодину», приведя в пример две фигуры, которые принадлежат, цитирую, «невозвратному прошлому». Эти фигуры — Сталин и… Чубайс. Да, тот самый, который жив-здоров и рулит госкомпанией «Роснано», где Счетная палата совсем недавно недосчиталась не так чтобы маленьких денег — 13 миллиардов рублей.
Безусловно, Сталин и Чубайс — оба эффективные менеджеры, но один еще жив и при деле. По мнению Максима Юрьевича, его надо заранее «забыть и простить».
И тогда я вспомнила сетевой разговор преподавателей Высшей школы экономики, который мне довелось наблюдать. Профессора рассуждали о том, что русская история полна несправедливости, и разобраться невозможно, ведь обстоятельств много, и несправедливость громоздится на несправедливость… такая уж, видать, наша судьба.
Я вступила в разговор с предложением: почему бы не начать разбираться с ближайшего наслоения несправедливости, вот хотя бы с 1990-х годов? Ответом было гробовое молчание и полное игнорирование моей реплики. Профессора продолжили рассуждать про невозможность разобраться и неизбывный круговорот зла в России.
Не правда ли, как удобно?
Сталин помер — не будем тревожить прошлое. Ельцин помер — не будем тревожить прошлое. Чубайс жив… но ведь помрет же когда-нибудь. Индульгенцию можно выдать прямо сейчас. Главное — не тревожить прошлое, и черт с ним, с будущим!
Что это за утлая лодка, которая при малейшем раскачивании ее «героем-одиночкой» грозит дать такую течь, что героя надо осадить и заткнуть, чтоб неповадно было? И всякое разоблачение несправедливости для этой лодки подобно не штатному волнению, рядовой ситуации — а урагану, посягательству на основы…
Я не хочу сказать, что Россия такова, я хочу сказать, что мы ведем себя так, будто Россия такова.
Вот еще на какой особенный аспект этого дела мне хотелось бы обратить внимание. Мы уже хорошо знаем, что в России были 1937 год и 1938-й. Те, кого арестовывали и осуждали в те годы, были публикой говорливой и пишущей, они оставили много мемуаров. И оттого нам кажется, что в те годы в СССР преследовали одну только интеллигенцию. Нам, которые на четыре пятых потомки крестьян!
Ведь русские крестьяне не умели гладко-письменно излагать свои мысли. Оттого их в истории репрессий почти нет. И можно подумать, что страдал лишь городской народ, интеллигенция, мы гораздо лучше знаем и горше оплакиваем ее судьбу — но ведь она была производной от судьбы русского крестьянства. Если хотим примирения — об этом надо помнить.
Карагодин все-таки отчасти вносит коррективы в эти представления. И уже для одного этого стоило тревожить дух прадеда Степана. Но — не только для этого.
Еще для того, чтобы снова и снова обозначать: да, палача можно судить. А пострадавший имеет право на независимое расследование. Даже если не реализует право — имеет. Чтоб никто не забыл. Это, опять же, необходимо для примирения — настоящего, а не когда тебе показывают козью морду и велят терпеть.
И все же мне хотелось бы дать совет Денису Карагодину, даже если и не нужный. Его уже любят и еще какое-то время будут любить российские либералы. Так уж невесело у нас сложилось в России, что выступать против государственной системы могут только они — а патриоты, что бы ни случилось, должны мужественно терпеть, не то утлая лодка великой могучей страны возьмет да и перевернется.
Но любовь либералов ядовита. Они будут пытаться использовать Карагодина в своих целях — уже используют, когда прицельно цитируют его слова о «бесконечной кровавой русской бане». Ничего в ней, разумеется, не было специфически-русского, но это никому не будет интересно. Они могут разменять дело Карагодина на забористые картинки «из русского быта», сделают из него, как и предупреждают, «блестящий сюжет для блокбастера». И притом останутся теми же, условно, профессорами ВШЭ, которым важно как можно дальше увести разговор от преступлений совсем недавнего времени.
А зачем нам это нужно? Нам, которым нужно примирение?
