- Он (Петр Толстой - «МК») - лжец и антисемит. Но проблема не в том, что он лжец и антисемит. Они есть везде. А проблема в том, что он государственный человек и с нарастающим государственным влиянием. И это очень тревожный сигнал. И не только для евреев.
Потому что антисемитизм, я говорил об этом недавно, это такой надежный маркер: там, где антисемитизм становится государственной политикой, там плохо через какое-то время будет всем. Это проверено. И не было еще случая, чтобы государство-антисемит было безопасным для своих граждан...Ни Германия, ни Уганда, ни средневековая Испания...
Там где начинают с евреев — на них разминаются, потом переходят на всех очкариков, образованных, - с таким резким выпадом выступил Виктор Шендерович в пятницу, 27 января в эфире литовского интернет-портала.
Литовские журналисты попытались уточнит, что Петр Толстой все же принес свои извинения. Однако публицист был непреклонен:
- Это не точное сообщение. Он через губу сказал, что его неправильно поняли и он сожалеет о возникшем скандале... Было признано целесообразным эту тему не раздувать, и он немножко сдал назад. Нам через губу было сказано: ну ладно, мы сейчас не будем вас сжигать в печах, ладно, давайте, замнем эту тему. Никакого извинения не было. Он сказал, что его слова раздули, что скандал раздули журналисты. Это не извинение, - сказал Шендерович.
В Международный день памяти жертв Холокоста, который отмечают 27 января, журналисты не могли не спросить, как в России относятся к этой дате...
- Государство предпочитает эту тему не трогать или, наоборот, затаптывать, потому что сегодняшняя Россия предлагает своим гражданам гордиться сталинским прошлым, гордиться «страной, которую мы потеряли», гордиться Сталиным, Советским Союзом. При этом признавая некоторые перегибы, но раздувая ноздри по поводу важности этого времени. К сожалению, мы не вышли из своего XX века. Россия даже не начинала своего движения толком, - ответил сатирик.
При этом Шендерович, отвечая на вопрос слушателей не боится ли он за свою жизнь, ответил утвердительно: “Ну, страшно. Что ж теперь...»
