Опубликованы интимные письма Сергея Королёва к жене

"Мусёночек мой любонький"

Личную переписку основоположника отечественной космонавтики Сергея Павловича Королёва с женой Ниной Ивановной, которую они вели на протяжении 18 лет (из 19 лет их совместной жизни), с 1947 по 1965 год, представили для широкой общественности в виде книги сотрудники Музея космонавтики. «Нежные письма сурового человека» раскрывают иного Королёва — любящего, тоскующего, готового простить и бросить к ногам любимой все... кроме главного дела своей жизни. Оно и стало разлучником влюбленных. Их чувства и удивительную атмосферу 40–60-х годов донесли до нас письма конструктора и его жены, в которые и погрузилась накануне Дня космонавтики с головой корреспондент «МК».

"Мусёночек мой любонький"
Юрий Гагарин, Сергей Павлович и Нина Ивановна Королёвы. Сочи, Явейная дача. 1961 г. Фото: Издательство Бослен

Нина Ивановна была второй женой Сергея Павловича. Он познакомился с ней в начале марта 1947 года, когда она пришла устраиваться переводчицей технической документации и научной литературы в его ОКБ №1. Вскоре Королёв сделал новой интересной сотруднице предложение руки и сердца.

С этого времени, которое было ознаменовано началом работы Сергея Павловича над межконтинентальной ракетой Р7, первым спутником Земли и многими другими космическими проектами, и начинается их переписка.

«Прошу все получить и все тратить»

«Моя милая родная девочка, крепко тебя обнимаю и целую, скучаю по тебе очень сильно, каждый день вспоминаю тебя, особенно вечерами, и стараюсь представить, где ты и что поделываешь. Мне рассказали, что ты отдыхаешь эти дни, несколько дней и усиленно читаешь «Угрюм-реку», — пишет Королёв Нине Ивановне 8 октября 1947 года с полигона Капустин Яр в Калининград (сейчас город Королёв Московской области). — Внешние условия (здесь) очень тяжелые. Пыль ужасная, жара днем, холод ночью, нехватка воды, и эта унылая солончаковая степь кругом. Наше подвижное жилище просто, как оазис. Но бывать в нем приходится мало <...> Обнимаю тебя крепко, целую. Не забывай своего Сергея. С.П.».

Буквально через четыре дня Сергей Павлович делится впечатлениями от работы: «Плохо то, что здесь на месте многое оказалось неготовым, как всегда, строители держат, — пишет он. — <...> Сегодня видел ужасный случай — сорвалась балка, и в нескольких шагах погиб человек. Так устроена жизнь человеческая, как свеча, — дунул — и нету».

Несмотря на большие расстояния, разделяющие его с любимой, Королёв поддерживает, оберегает, подставляет крепкое плечо, когда жена жалуется на нехватку денег:

«Боюсь, что снова твой день рождения ты будешь проводить без меня и, возможно, без мамы, если она уедет в Бежицу. Очень только прошу тебя «не пить много вина» — эта фраза пару раз проскочила в твоих письмах. Зачем это? Мне хочется, чтобы ты была сильной и стойкой в жизни. Знай, что и я стараюсь быть таким и прежде всего для тебя. <...> С улыбкой я прочитал ту страницу твоего письма, где ты пишешь о денежках. Ну, как же тебе не стыдно! Ведь ты же полновластная хозяйка нашего дома, и это я виноват, что не оставил тебе доверенность на денежки. Сейчас посылаю тебе эти доверенности и прошу все получить и все тратить».

«Неужели так действуют грязи?»

В июне 1949 года Нина Ивановна отдыхает на курорте Саки в Крыму. У Королёва — два месяца до испытания первой советской атомной бомбы на Семипалатинском полигоне .

И очередное письмо от любимой, полученное 26 июня, буквально выбивает его из колеи: «И как же горько я был огорчен, прочитав твое такое сердитое, сухое и несправедливое письмо! Могу только одно сказать тебе — что ты сама выдумываешь какие-то неприятности в жизни и, видно, не можешь найти спокойствия, неясно мне почему. Не скрою, вчера и сегодня я просто в подавленном состоянии из-за твоего письма. А мне бы так хотелось, чтобы ты не «истолковывала» каждое мое слово, а понимала его. <...> Из твоих последних писем чувствую, что ты очень тяжело переносишь сейчас твои сеансы. Чем это объяснить? Неужели так сильно действуют грязи, либо, м.б., ты очень ослабела и устала? Очень прошу тебя написать. Мусёночек мой любонький, не грусти и не сердись и будь спокойненькой. Если бы ты только знала, как все время думаю о тебе, все время с тобой, как скучаю и жду тебя! Отбрось все эти мысли, мой маленький и нежный друг».

Из последующих писем понятно, что Нина Ивановна недовольна его долгим отсутствием дома, снова возникает тема вина, непонятная компания, в которой коротает одинокие дни супруга и которой в свою очередь недоволен Сергей Павлович. Впрочем, он вскоре сдается, чувствуя, как нелегко ей переносить тяготы разлуки, согласен по приезде пересмотреть свое отношение к людям, которых, возможно, плохо знал раньше, и даже готов посещать те же компании «вместе со своим Мусёночком». Он распоряжается, чтобы у нее всегда была машина для поездок, часто высылает то 1000, то 1500 рублей.

Спустя месяц после успешного испытания атомной бомбы письма Нины Ивановны вновь вдохновляют Сергея Павловича, а он отговаривает ее от поездки к нему, ссылаясь на некомфортные степные условия, пыльные бури и дожди. Сам же сетует только на пищу: «Что меня очень мучает здесь — это пища, на мясо я буквально не могу смотреть и с отвращением прикасаюсь ко всем этим блюдам твердым и жидким. Не раз вспоминаю Манюню с ее творожным и молочным. Здесь всего этого достать почти нельзя, один раз достали творог, но соленый и старый...»

Как вспоминала после Нина Ивановна: «В ссылке (на Колыме) Сергей Павлович потерял от цинги 13 зубов, вставил в Казани. Рассказывал, как берег передние зубы, которые ужасно шатались. Никогда не грыз орехов и меня ругал за это <...> Если ел карпа, то непременно напоминал мне, чтобы рыбу костлявую не ела с хлебом. Понравилась Сереже заливная рыба (осетрина) под майонезом. Этим вкусным блюдом нас угощали, когда мы летали в Сибирь. Если мне память не изменила, то было это в Красноярске. Добрые люди поделились способом приготовления, и дома мы его взяли на вооружение. Манную кашу ел жиденькую и не велел класть в нее сливочное масло. <...> Домашнюю лапшу куриную называл «куриная мечта»...

Нина Ивановна периодически отправляет Королёву в Семипалатинск посылки, как он просит: «с винцом белым или красным, кексиком».

Сергей Павлович Королёв на полигоне «Капустин Яр». Май 1953 г. Фото: Издательство Бослен

«Будем взаимно следить за собой»

5 марта 1953 года умирает Сталин. Королёв опечален, что не может приехать на похороны, поскольку почти безвылазно находится в Капустином Яре. Его письма Нине Ивановне полны скорби и светлых воспоминаний о вожде: «Ум ер наш товарищ Сталин... Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок, и нет ни мыслей, ни слов, чтобы передать горе, которое нас всех постигло. <...> Самый простой, самый маленький человек мог к нему обратиться и всегда получал просимую помощь. Его великим вниманием была согрета любая область нашей жизни и работы... <...> Вспоминаю, как мы были у товарища Сталина 9 марта 19... года. Так все было неожиданно, а потом так просто; мы ожидали в приемной и вошли — какое волнение охватило меня, но товарищ Сталин сразу заметил и усадил нас. Началась беседа. Все время он ходил по кабинету и курил свою трубку. Все было очень хорошо и ясно. Много спрашивал, и много пришлось говорить. Эти часы пролетели незаметно. Как заботливо говорил он о всех нас и как глубоко направил по правильному пути наш труд».

В январе 1955 года Королёв вместе со Мстиславом Келдышем и конструктором Михаилом Тихонравовым вышли в правительство с предложением о выведении в космос при помощи ракеты Р7 искусственного спутника Земли. Правительство поддержало эту инициативу.

На радостях Сергей Павлович спешит наверстать упущенное и в личной жизни: «Будем же взаимно следить за собой, ну и если уж один из нас «заведется» сверх меры, то другой не должен обижаться, либо становиться в позу, а должен тепло и нежно помочь обоим выйти из создавшегося положения. Так, моя любимая? Я очень надеюсь, что скоро мы с тобой заживем в новой квартирке хорошо, уютно и дружно. (Королёву была предложена квартира на 17-м этаже в высотном доме на площади Восстания. — Н.В.) Нам нужно, чтобы у нас бывал народ почаще — наши с тобой друзья. Да и нам самим надо все же хоть 1 раз в неделю куда-либо выбираться».

«Может, возьмем малыша?»

30 мая 1955 года Королёв пишет письмо из Калининграда в санаторий «Кудепста» (Хоста), где тогда отдыхала Нина Ивановна, и делится переживаниями по поводу своей дочери Наташи от первого брака: «Хочу поделиться с тобой и о Наташе. Как обидно и горько мне, что она не хочет меня знать. Неужели такая взрослая девушка, комсомолка и под таким диким влиянием этих людей. Очень мне грустно и тяжело вспоминать — все же ведь дочь родная. Я знаю, ты не любишь этих разговоров, но ведь мне не с кем об этом поговорить, кроме тебя. Даже с мамой не хочу, а то еще одно расстройство будет. Может, конечно, еще пройдет время, и она поймет все как надо?

И раз уж заговорили о ребятах — ведь и ты их очень любишь, моя маленькая Косонька! Это, конечно, большая беда в нашей жизни (на основании обследований и безуспешного длительного лечения врачи сделали неутешительный вывод: у Нины Ивановны не могло быть детей. — Н.В.), но ты будь спокойна — мы вместе с тобой эту беду переживем. Может быть, действительно нам взять на воспитание малыша? Подумай об этом, родная».

«В ванную установили газовую колонку»

В апреле 1957 года Королёв отправляется на полигон Тюратам (впоследствии космодром Байконур) для проведения летных испытаний ракеты Р7. Описывает своей «мартынечке», как добирался несколько суток в вагоне на тесной верхней полке, как беседовали по пути с коллегой Колюней (конструктором Николаем Пилюгиным). Нина Ивановна отвечает ему длинным посланием о своей жизни, бытовых проблемах: «Здравствуй, Серёженька мой родной! Мне так приятно, что ты меня помнишь и часто даешь знать о себе. Спасибо тебе, мой родной, мой ласковый <...> У нас дома новость — вчера установили газовую колонку в ванную комнату. Вещь это чудесная, но страшно много расходует газа. Обещали мне за особую мзду дать дополнительные два баллона, которые, я думаю, пристроить в сарае, чтобы можно было не только молиться на эту колонку, но и часто (по потребности) пользоваться ею и не так часто ездить заправлять баллоны.

Грязи оставили мне уйму, и пришлось до 3-х часов ночи все приводить в надлежащий вид. Устала страшенно, но, зато, приняв теплый душ, спокойно спала.

<...> В субботу ходила на субботник, организованный нашим домоуправлением. У нас во дворе, на южной стороне, каждая квартира (безразлично, кто из жильцов) должна посадить одну яблоню и одну вишню. Для этого надо было вырыть яму глубиной 1 метр и метр в ширину. Вот почему на руках у меня мозоли, и, с непривычки, страшно болят мышцы рук и спины. Но задание с честью выполнено.

<...> Прошел слух, что на завод получили билеты на Венский балет. Я позвонила Андрею Ивановичу, и он мне на среду обещал четыре билета».

«Вот ты, упыричка...»

Сергею Павловичу, несмотря на достаточно большой опыт работы в степных условиях, оказалось нелегко привыкать к жаркому казахскому климату, воде и пище. Он пишет Нине Ивановне, как он мучается сердцем, как «по очереди болезни сваливают с ног его товарищей» — главного конструктора систем управления ракет-носителей и космических аппаратов Николая Пилюгина и главного конструктора космических систем радиоуправления Михаила Рязанского... Жена постоянно на связи, шлет посылки со всем необходимым, сопровождая вот такими шутливыми комментариями: «Вот ты, упыричка, не захотел взять вторую пижаму, даже заставил вынуть ее из чемодана, а теперь просишь. Всегда слушайся меня. Я так жду твое письмо, любимый мой!

<...> Мне просто повезло, бритву купила в Подлипках и посылаю тебе. Рекомендуют останавливать бритву простым выключением ее из сети, а не пусковым механизмом».

Одно из ее майских писем 1957 года, отправленное в Тюратам, сообщает о реабилитации Сергея Королёва: «Серёженька, хочу тебя порадовать. Вчера ездила в Военную коллегию Верховного суда, получила справку о твоей реабилитации».

В июне верная спутница сожалеет о сорвавшемся втором запуске Р7 и тут же утешает: «Я очень взволнована твоим письмом и могу себе представить, как нервничаешь ты сам.

Все очень печально: столько затрачено сил и времени и тем не менее можно ли было в таком сложнейшем деле ожидать сразу желаемых результатов?

<...> Валидол 5 тюбиков я послала в прошлый раз, но оказалось, что самолет в тот день не ушел, а только на следующее утро, поэтому-то ты его не получил вовремя. Дома про запас оставила 2 тюбика, т.к. в аптеке его не всегда в таблетках можно застать. Колбасы копченой и воблы удалось купить, как всегда, по блату, воблу доставал тов. Малышев в подвале гастронома, т.к. на прилавке ее нет».

Через четыре месяца после этого письма, 4 октября 1957 года, Королёв запускает в космос первый в мире искусственный спутник Земли. Его полет создал Советскому Союзу высокий международный авторитет.

Сергей Павлович и Нина Ивановна Королёвы на лодочной прогулке. Ялта. 16 августа — 1 сентября 1961 г. Фото: Издательство Бослен

«Пришла телеграмма от Наташи»

В 1959-м Королёв работает над новыми спутниками: 2 января успешно отправляет «Луну-1», 4 октября — «Луну-3», которая впервые в мире фотографирует обратную сторону естественного спутника. В этот период конструктор уже жалуется супруге на сильную усталость: «Устаю страшно и даже не только физически, а как-то морально или душевно. После напряженной работы плетусь без сил, ложусь и проваливаюсь в пустоту сна, а проснувшись, чувствую себя не отдохнувшим.

<...> Дела наши здесь идут с необычным (даже для нас!) напряжением и обилием всяких трудностей. Это все, в общем, закономерно, т.к. наша ближайшая задача весьма трудна и сложна, даже просто по своему замыслу. Очень отрадно видеть, что такой большой коллектив самоотверженно трудится, буквально без отдыха, все забыв и думая только о том, чтобы выполнить задание. Я очень рад, что вокруг выросли эти люди, ведущие наше дело вперед».

6 апреля 1961-го, когда до запуска в космос Юрия Гагарина остается меньше недели, Сергей Павлович получает с письмами из дома лавину тепла и моральной поддержки: «В каком волнении я сейчас нахожусь, что не могу тебе и передать. Но это только внутренне, внешне стараюсь никак не проявлять. Милый мой, хороший! Я очень верю, что все будет хорошо. И не сомневаюсь, что и ты не только веришь, но и твердо уверен в успехе. <...>

Лев Матвеевич предложил на завтра билеты в театр Маяковского на Иркутскую историю. Настроение совсем не театральное, но решили с Шурой пойти, да и неудобно все время отказываться. Лев Матвеевич искренне старается развеселить меня. Спасибо ему — он добрый друг.

<...> Серенький мой, я знаю, как это трудно, но ты должен быть спокоен, иначе твое волнение (а голос твой его выдаст) мгновенно передастся другому.

Я крепко тебя обнимаю, горячо и нежно целую, много раз желаю тебе больших удач. Всегда твоя Нина».

Когда Гагарин успешно приземлился, Нина Ивановна спешит передать мужу поздравления со стороны родных и близких. Одним из самых долгожданных была телеграмма от дочери Наташи: «Гордимся твоими победами, желаем здоровья, дальнейших успехов. Наташа».

«Не хочу работать в праздники»

В декабре 1962 года Сергей Королёв, несмотря на огромные планы, все больше мечтает об отдыхе: «Ты во многом, в очень многом права в своей оценке нашей безудержной работы: дальше так нельзя и добром такая работа ни для кого из нас не окончится.

Все это крайне тяжело отражается и на личной жизни. Вернее — ее нет! Я постараюсь изменить это положение, как уже очень многое мы с тобой меняли в нашей жизни. Я не обещаю, что это будет очень резко и быстро и много, но это будет сделано. Что я хочу сделать? Хочу работать в основном нормально, т.е. часов до 7–8 вечера (а то и меньше) и лишь изредка позже. То есть хочу иметь время для нас с тобой и сохранить силы. Не хочу работать в праздники. Будем 2–3 раза в год хоть не подолгу, но отдыхать. Первый отдых попробуем на 8–10 дней в этом январе».

После смерти мужа в 1966 году Нина Ивановна организовала мемориальный дом-музей своего мужа недалеко от станции метро «ВДНХ». Дом-музей был открыт 1 августа 1975 года. Нина Ивановна Королёва скончалась 25 апреля 1999 года. Согласно ее желанию, тело было кремировано, а прах развеян над Волгой.

«Как могут мерзнуть пятки?»

Еще из воспоминаний Нины Королёвой, вошедших в книгу «Нежные письма сурового человека».

«Прожив с мужем 19 лет, я могу сказать, что ни разу не слышала от него оскорбительного слова . Удивительно тактичен, снисходителен к человеческим слабостям, гостеприимен, внимателен до мелочей. Каких усилий требовалось, чтобы уговорить его сшить новый костюм: «Мне хватит тех, что у меня есть. Но, пожалуйста, себе ни в чем не отказывай».

«Накануне вечером, заметив мое волнение перед приездом академика Бориса Евгеньевича Патона, спросил: «В чем дело, что тебя тревожит?».

— Не знаю, как поступить с Маней (домработница Королёвых. — Н.В.), ведь, когда бывают гости, Маня всегда с нами за столом. А понравится ли это Патону?

— Манечка наша, и она будет сидеть с нами за столом. А если ему не нравится, пусть не приходит».

■ ■ ■

«На экзаменах (МВТУ) Сергей Павлович разрешал студентам пользоваться любым учебным пособием. «Всё равно, — говорил он, — видно, знает студент материал или нет. Достаточно задать ему один дополнительный вопрос».

■ ■ ■

«С.П. мне рассказывал, что в кабинете на работе за книжным шкафом он обнаружил сверчка. С умилением слушал «пение» (стрекотание) и не пытался избавиться от него, памятуя, что сверчок приносит счастье».

■ ■ ■

«Все заботы в дороге до мелочей Серёжа брал на себя и с неподдельным вниманием и удовольствием ухаживал за мной. Выходил на остановках и что-либо приносил из еды. Однажды, помню, несет в бумажном кульке сосиски с тушеной капустой, доволен, улыбается. Он был в новом светлом костюме (Зингера), и я с ужасом смотрю, как из пакета мутная жидкость стекает ему на пиджак и брюки. Весь ужас был в том, что второго костюма не было, Серёжа не захотел его взять. Я принялась немедленно отмывать потеки. К счастью, жира было так мало, что вода смыла все следы, и костюм не был испорчен».

■ ■ ■

«Покупка обуви на ул. Горького. Примерял долго, смотрелся в зеркало. Выбрал. Я попросила две пары. Войдя в дом, сказал: «отдай раздать» (в растяжку). В растяжку я их не отдала, просила хоть раз надеть, и они несколько растянутся. «На работу не могу. Там я должен думать о другом, а не о том, что ботинки жмут».

■ ■ ■

«Припоминаю случай, когда в самолете отказало отопление и все пассажиры буквально замерзали. Не думая о себе, Сергей Павлович делал всё, чтобы согреть меня. Растирал мне окоченевшие ноги и наматывал на них штанины шерстяные от спортивного тренировочного костюма. Сам же, опираясь на спинки кресел, бил ногой об ногу, жалуясь при этом, что замерзли пятки. Так как у меня всегда замерзали пальцы, то я недоумевала, как это могут мерзнуть пятки».

■ ■ ■

«Сергей Павлович органически не принимал поминок и никогда не бывал на них, ссылаясь на чрезмерную занятость или плохое самочувствие. Близкие его понимали и не обижались. Так было в 1949 г., когда хоронили моего брата, трагически погибшего под машиной на Ярославском шоссе. Оставив все дела, он поехал с нами в крематорий, а после, когда родные собрались у мамы, С.П. пошел домой и лег отдохнуть.

Выйдя из крематория, С.П. заметил, что по асфальту ползет букашка, и тут же обратил внимание близстоящих, чтобы случайно ее не раздавить».

■ ■ ■

«Как любил Серёжа, когда я заходила посмотреть на него, работающего за маленьким столиком, непременно подзовет, обнимет и скажет: «Не пропадай надолго». А иногда попросит: «Чаю без чая, без сахара и лимона», что означало — воды. «Чаю с чаем без сахара с лимоном» и т.д. или «с сахаром и с лимоном». И ласковый взгляд поверх очков неповторимо добрых глаз».

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27950 от 12 апреля 2019

Заголовок в газете: Неземная любовь Сергея Королева

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру