Он и интервью нам когда-то давал. Но потом понял, что зря. Действительно, о чем человек может сказать на таком допросе? Родился, женился, развелся, дети, внуки, жены… О боже! Нет, зачем нам это слушать от Жванецкого?
Жванецкий — это то, что он пишет. Как пишет. О чем пишет. Жванецкий — то самое легкое дыхание, замешанное на море, Черном его море, на пляже, том самом пляже, на доме в одесском дворике. Такая вот земля породила Жванецкого. И всегда она будет с ним, до самого конца.
А легкость эта мнимая. А юмор относительный, неоднозначный юмор. И хохотать, ржать, как на вечере Петросяна, здесь нельзя. Не рекомендуется.
Здесь надо думать и чувствовать, и сопереживать. Вернее, что такое надо? Не надо. Можешь? Хочешь? Тогда тоже вздохни полной грудью и иди, ступай ему навстречу, Михал Михалычу. А он примет тебя, обязательно примет, таким, какой уж ты есть, и поведет тебя за собой в свой сказочный мир так называемого юмора. А на самом деле мир непостижимой мудрости и со-чувствия человека человеку.
Что еще? Ну, продегустируйте, пощупайте каждую эту строчку из написанного. Попробуйте ее на вкус, на запах. И будет вам светло-светло. И празднично. И грустно. Вот так.
С юбилеем вас, Жванецкий!
Михаил ЖВАНЕЦКИЙ
КАК МЫ ВЫБИРАЕМ ЖЕНУ
Все начинается с того, что неожиданно потянет организм.
И явно в сторону, не в направлении взгляда.
Вы удивленно оборачиваетесь.
Неприметное существо, веснушчатая мордашка, конопатые ножки, рыжие ручонки, потрескавшийся ротик, белесые реснички...
Все это в пыли, в песке...
Пятнадцать раз вы смотрите в направлении взгляда.
Сверяете мысли с рекомендациями.
А организм как проклятый с невиданным до сих пор упорством тянет вас к конопатому созданию...
Все на ней ползет, сползает, перекручивается, все изношено, истоптано, обгрызано, в чернилах, или в краске, или в карболке.
А вот от вас идет на север — чистенькая, ароматная, на ножках, с книжкой, в шляпке и мобильной связью.
Вы, конечно, трезво понимая, готовы догнать и пошутить.
И как-то так, за книжку, шляпку и мобильник цепляясь и перебирая, дойдете до лица, до губ, до телефона и до самого свидания...
Но все это без организма.
Организм ваш там.
Без организма вы никто.
А там еще огромный стимул — там на вас плюют.
В том конопатом месте.
Там вообще не понимают — что вам надо?
Вы тут же превращаетесь в осла, жующего весь день неподалеку.
Вы понимаете всей головой, что надо вам туда, к мобильнику.
Но руки стынут, ноги стынут.
Из морды раздается одно мычание: «Дай, я помогу... Дай, я покрашу этот забор вместе с тобой и... Как тебя зовут?»
Лишь бы коснуться, лишь бы вдохнуть этот ковыль, эту полынь, этот белесый жар, и степь, и пыль...
Господи, как отойти? Кто оторвет?
Вы начинаете пастись неподалеку.
Понуро идете следом, вас хлещут, гонят, проклинают — уже родители.
Вы им рассказываете о своих перспективах, показываете какие-то бумаги, даете денег в долг. Все это не отрывая рук от конопатой стервы.
Дрожа идете в церковь, в загс, в какой-то частный двор на Молдаванке...
Какой-то брат, какой-то дядя, какой-то пес...
И дикая кровать с периною под низкий потолок.
И вы, оказывается, не первый!..
Вы — второй!
Хоть вы единственный.
Второй всегда единственный.
А сколько было первых — не узнаешь.
И все равно она не понимает, и не чувствует, и с любопытством смотрит:
— Так что мне — лечь?
— Да, — задохнулись вы, — еще бы!
— Но только не дрожите. Вы какой-то дикий.
— Давай на «ты».
— Я не могу, я вас совсем не знаю.
Она права.
Что вы ей для знакомства предложили?
Измучили, измучились, заснули в этой перине, как в печи.
Проснулись, вышли в эти сени — капусту квашеную рукой из бочки.
Облизали пальцы, схватили малосольный огурец...
И стали озираться: куда попали?
Мозги и сердце в панике.
Вы в ужасе.
А организм, как все предатели, сбежал.
А вот и мама с полотенцем и хлеб-солью.
Пес с рычанием.
Папаша с самогоном и иконой.
Брат с семьей.
Племянник из ГАИ с гармонью.
Дед с козой.
Теперь это все ваше.
Поздравляю!
