Незабываемое впечатление от первой встречи с Москвой Михаил Шолохов описал в «Тихом Доне». Раненый Григорий Мелихов услышал, как на перроне врач, передавая его сестре милосердия, сказал, куда ехать: «Глазная лечебница доктора Снегирева, Колпачный переулок. Казак увидел бульвар, за тесьмой ограды пруд. «Воду и то в неволю взяли, за железной решеткой, а Дон…» — неясно думал Григорий. […] Около трехэтажного дома извозчик остановился…»
На месте Чистые пруды, бульвары, Колпачный переулок и трехэтажный дом, где лечили Мишу Шолохова. Это первый московский адрес будущего нобелевского лауреата и автора нашей газеты, которая называлась тогда «Юношеской правдой». Единственного сына отец решил учить в Москве, вдали от дома, платил 100 рублей в год за гимназию, нашел ему пансион у учителя этой гимназии.
Шолохов вспоминал, что поступил в подготовительный класс гимназии Шелапутина: «Была в свое время такая гимназия. Учился в Москве года два-три». Находилась эта казенная гимназия с именем мецената, как я узнал, в Трубецком переулке (ныне — Хользунов переулок). На мой вопрос: «Где вы жили, когда учились в Москве?» — Михаил Александрович незадолго до кончины ответил: «На Плющихе, в Долгом переулке».
После Гражданской, в 1922 году, приехав с Дона в Москву, направился недоучившийся гимназист и безработный по знакомому адресу на Плющиху: «В Москве я очутился в положении одного из героев Артема Веселого, который после окончания Гражданской войны регистрировался на бирже труда: «Какая у вас профессия?» — спросили его. «Пулеметчик», — ответил он. Но профессия пулеметчика тогда уже не так была нужна, как во время Гражданской войны».
Не нуждалась Москва и в профессии «продовольственный комиссар», каким служил на Дону юный Шолохов. Биржа труда направила его грузчиком на Ярославский вокзал. Там таскал кули. Работал каменщиком, мостил булыжные мостовые. Только спустя год, в августе, биржа труда направила чернорабочего счетоводом в жилищное управление на Красной Пресне. Ему дали комнату в коммунальной квартире дома в Георгиевском переулке, 2, у Тверской улицы.
Наконец появилось время, чтобы писать, и месяц спустя, 19 сентября, произошло незабываемое событие в истории нашей газеты. В тот день за подписью «М.Шолох» появился фельетон, как называли большие тексты, помещенные «подвалом», внизу газетной страницы. За него заплатили первый в жизни писателя гонорар.
Фельетон вышел под названием «Испытание» и с подзаголовком «Случай из жизни одного уезда Двинской области». Такой области не существовало. А описанный случай произошел на Дону, когда в дороге секретарь волостного комитета избил попутчика, пытавшегося по заданию секретаря уездного комитета комсомола выведать у него, ругая советскую власть, «взгляды на комсомол, коммунистические убеждения».
«В тот день пришел Шолохов домой в отличном настроении, наведался к соседям, показал им номер «Юношеской правды» и предложил: «Давайте прочту». Он сел на диван, потушил свою трубку и начал читать, жестикулируя, изображая казаков с их интонациями, мы все помирали от смеха, в рассказе было много юмора, — написала мне свидетельница этой читки. — Мне было 14 лет, и я особенно смеялась в том месте, где упоминался «облезлый зад лошаденки».
День 19 сентября 1923 года автор не забыл и спустя полвека прислал в «Московский комсомолец» приветственную телеграмму.
Спустя месяц, 30 октября, появился второй «подвальчик», под названием «Три», о жизни трех друзей-комсомольцев, посвященный рабфаку имени Покровского. В Москву Шолохов приехал с мечтой получить высшее образование, пытался поступить на этот рабфак, чтобы завершить среднее образование и подать заявление о приеме в МГУ.
Рабфак — рабочий факультет — помещался в старом здании Московского университета на Моховой. Без «пролетарского происхождения», фабрично-заводского стажа и путевки комсомола его не приняли. Подобно нобелевским лауреатам по литературе Ивану Бунину и Иосифу Бродскому, нобелевский лауреат Михаил Шолохов не получил ни высшего, ни среднего образования.
В герое фельетона «Три», таскавшего на вокзале кули, распевавшего песню «Молодая гвардия», который «все время занимался самообразованием», — портрет самого Шолохова; взятые в кавычки слова взяты мной из его автобиографии.
В общежитии рабфака имени Покровского неунывающий счетовод подружился с Василием Кудашевым, сыгравшим важную роль в его жизни и в судьбе рукописей «Тихого Дона». Друг Вася привел «молчаливого и застенчивого» новичка» на занятия в литературную студию «Молодая гвардия», в бывшие меблированные комнаты на Покровке, 3.
Преодолевая смущение, прочел новичок свой неопубликованный рассказ. Его без проволочек приняли в члены студии, где занятия вели корифеи: литературовед, критик, писатель Осип Брик, друг Маяковского, поэт Николай Асеев, про которого Маяковский говорил: «Хватка у него моя», и эрудит Виктор Шкловский, писатель и литературовед. Вскоре на занятии «О сюжете» новичок лучше всех выполнил учебное задание: сочинил рассказ, используя литературный прием «обратного эффекта».
Третий фельетон, «Ревизор», появился только спустя пять месяцев — 12 апреля 1924 года. За это время Шолохов успел побывать на Дону и вернуться в Москву обвенчанным с юной дочерью станичного атамана Марией. Долгожданный гонорар позволил голодающим молодоженам, как вспоминала она, устроить пир с картошкой и селедкой. «Он ночью пишет, днем, пока работает, переписываю… Почерк у него разборчивый, ясный, красивый», — рассказывала Мария Петровна, с которой я встречался в Москве и станице Вешенской.
Все три фельетона в собрании сочинений М.А.Шолохова помещаются в последнем томе, среди очерков и статей. То была проба пера.
Первый рассказ «Родинка», с которым Шолохов вошел в русскую литературу, также появился в нашей газете 14 декабря 1924 года. Он ждал публикации с весны, отправив по почте конверт с текстом в редакцию, на Большую Дмитровку, где в здании Московского комитета партии нашлось несколько комнат комсомолу и молодежной газете. В рубрике «Почтовый ящик» в номере от 15 марта ему ответили: «Твой рассказ написан сочным, образным языком. Тема его очень благодарна, но это еще не рассказ, а только очерк. Не спеши, поработай над ним, очень стоит. Введи в него больше действия, больше живых людей и не слишком перегружай образами: надо их уравновесить, чтобы один образ не заслонял другой, а ярче выделялся на фоне другого. Работай терпеливее, упорней».
С первого рассказа Шолохов писал о трагедиях народа, о самом страшном зле, что узнал и увидел в годы братоубийственной Гражданской войны. Один за другим вышли в «Юношеской правде» рассказы «Продкомиссар», «Илюха», «Нахаленок», повесть «Путь-дороженька»… Перед двадцатилетним писателем вслед за нашей газетой открылись двери «Комсомольской правды» и московских журналов. В 1925 году рассказы появлялись каждый месяц, выходили в нескольких номерах с продолжением, издавались отдельными книжками. «Спрос огромный! […] Тянут везде, только давай… Киплю как в огне!» — писал он жене.
Друзья, когда автор жил на Дону, отнесли в московское издательство его драматические истории, и шесть из них вышли в сборнике с названием «Донские рассказы». Предисловие к ним написал автор «Железного потока», маститый Александр Серафимович, пораженный талантом молодого земляка. «Не велика книжка, восемь рассказиков (неточность: шесть рассказов. — Л.К.), а событий в каждом из них на целый роман хватит…»
Роман «молодой орелик», как назвал Шолохова Серафимович, начал сочинять, продолжая писать рассказы. Известные миру слова: «Тихий Дон». Роман. Часть первая» — датированы на краю первой страницы рукописи: «1925. Осень».
Откуда я знаю? Мне посчастливилось увидеть эту страницу в 1984 году, в семье не вернувшегося с войны Василия Кудашева. Сохранились две главы первоначального варианта романа; я их опубликовал в день рождения Шолохова, в мае 1990 года, и спустя пять лет — в книге «Кто написал «Тихий Дон». Хроника одного поиска».
Об этом варианте романа Шолохов рассказывал: «В 1925 году осенью стал было писать «Тихий Дон», но после того, как написал 3–4 п.л., бросил. Показалось не под силу. Начинал первоначально с 1917 г., с похода на Петроград генерала Корнилова. Через год взялся снова и, отступив, решил показать довоенное казачество»…
В апреле 1926 году в нашей газете — тогда она называлась «Молодой ленинец» — вышел шестой рассказ «Жеребенок», о том, как казак его спасает и сам гибнет. В том месяце «родной моей и милой» пишет из Москвы: «Скажу лишь пару слов о наиболее для тебя интересном. С приездом (домой на Дон. — Л.К.) сейчас же сажусь за роман».
Об этом же — в другом письме: «Ты понимаешь, что от меня ждут большой вещи, а если я ее не дам за эти года, т.е. 26–27, то я сойду с литературной сцены. И жертвовать трудами стольких лет мне обидно. Живя в Москве или около Москвы, я, безусловно, не смогу написать не только роман, но даже пару приличных рассказов». Шолохов обещает «моей славной и родной» всего за несколько месяцев сочинить роман к маю 1927 года, «вне всякого сомнения».
Рукописи романа, считавшиеся утраченными в дни нашествия на Дону, я увидел в Москве, в квартире вдовы Василия Кудашева, хранившей их под бомбежками Москвы и после войны как зеницу ока.
В Москве с рукописью Шолохов появился осенью на следующий год. Чтобы она стала книгой, направился в Государственное издательство — Госиздат. Там отказали: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!..»
Иной прием ожидал в издательстве «Московский рабочий», где служила консультантом член партии с 1903 года Евгения Григорьевна Левицкая, но не редактором, как пишут в «Шолоховской энциклопедии». Эту пожилую женщину Шолохов называл «матерью», всю жизнь состоял с ней в переписке, посвятил ей рассказ «Судьба человека».
Рукопись первого тома Шолохов сдал в отпечатанном виде в два приема, 12 и 14 октября 1927 года. Снова загорелся мыслью жить в Москве: «Во мне все дрожит от нетерпенья, когда я вас перетащу сюда. То-то жизнь тут сытая да привольная. Уцепимся, Маруська, и будем безвылазно сидеть…» Обещает жене жизнь без нужды, в какую впали, пока писал роман.
Принимая по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции иностранных писателей в гостинице «Националь», Александр Серафимович напророчил: «Дорогие друзья! Вот новый роман. Запомните название — «Тихий Дон» и имя — Михаил Шолохов. Он моложе меня более чем на сорок лет, но, я должен признаться, во сто раз талантливее меня, имя его многим неизвестно, но через год его узнает Советский Союз, через два-три года — и весь мир».
«Мой роман гремит! — писал Шолохов жене. — Печатать будут, по всей вероятности, весь роман. Так что я своих доходов даже не учту. Что-то очень много. Выхожу в Ротшильды».
Шолохов купил дорогое бельгийское охотничье ружье, охотничью собаку — «сеттера огненно-красного». Сбылась давняя мечта: купил собственный дом. Туда к нему первыми приехали из Москвы Серафимович и Левицкая, потянулись журналисты и писатели многих стран. Побывали в Вешенской Никита Хрущев и Юрий Гагарин. Там, где сейчас Дом-музей в Вешенской, к Михаилу Шолохову пришла немеркнущая мировая слава.
