Президиум
Президиум — зеркальное отражение зала. Вы сидите и смотрите как бы на себя.
И все же любопытно: как они собираются в привилегированной комнате, прежде чем выйти на сцену, жрут бутерброды, купленные на чужие (наши с вами) деньги, обмениваются анекдотами, смеются над околесицей, которую будут нести с трибуны, и над теми, кто будет эту бредятину слушать, кого они, баловни судьбы, будут учить жить.
Пылинка
Стоишь, разговариваешь с малознакомым человеком, и вдруг эдаким свойским, участливым, даже ласковым движением снимешь с его плеча ниточку, или волосок, или пылинку — и сразу между вами какое-то особенное доверие, симпатия, будто оказал важную услугу. Может, и волоска-то не было, и пылинка примерещилась, а доброжелательность возникает.
Сообщничество равных
В сущности, ироничная манера разговора — это неприкрытая лесть: вы как бы заранее безоговорочно признаете собеседника столь же хорошо все понимающим, как вы, то есть устанавливаете с ним сообщничество равных.
Увы, тонкую лесть в состоянии оценить далеко не каждый. Но льстить грубо — не комильфо, это, напротив, унижение. Дескать, умственных способностей хватит только на то, чтобы воспринять посконную прямолинейность. Нет, надо стелить вот именно тонко. Кружевно. Ведь, возвышая собеседника, вы себя ставите на одну ступень с ним. Без взаимного паритета разговор невозможен. Приятно, когда у вас находят тонкое чувство юмора, когда считают: вы настолько умны, образованны, искрометны, что поймете с полуслова, и нет необходимости вдаваться в нудные мелочи, растолковывать, объяснять. Игра ума — главное в запланированно непринужденной, приятной обеим сторонам беседе.
А те, кто не может или не хочет стать с вами вровень, остаются ниже, те тонкой лести не заслуживают. Они вашу манеру воспримут как общение свысока. Потому важно знать, с кем имеешь дело, кому можно тонко льстить, а кому нет.
Мягкотелость
Почему так получается: хочешь выйти из магазина и видишь — с другой стороны к двери подошла старушка. Пропускаешь ее, а за ней в узкую створку устремляется поток — женщины с кошелками, небритые мужчины, старики и детвора. И никто не подумает уступить тебе. Все думают только о себе и рвутся, как на пожар.
До и после отпуска
Кажется: уедешь в отпуск, далеко уедешь, бросишь дела, и они сами утрясутся, без твоего участия, — и на работе, и дома. А когда вернешься, тогда и будешь решать, как жить дальше. Но до этого обязывающего момента еще ох как далеко — он наступит после отпуска. А возвращаешься — все по-прежнему. И на работе, и дома. И опять откладываешь решение до лучших времен. До отпуска.
Подлинная жизнь
Живем только летом. Зимы не в счет. Иначе почему жизнь измеряется летами? «Столько-то лет исполнилось». Ведь не говорят: «Столько-то исполнилось зим».
Как с тобой поступят?
Относиться к людям субъективно — куда сложнее, чем пользуясь объективной или расхожей информацией. Ибо возникает риск ошибки. Понравился тебе человек, а про него, оказывается, известно: он — негодяй. И если оценивать его исходя из этих циркулирующих данных, — действительно, лучше такого сторониться и дел с ним не иметь. Ну а если, наперекор молве, доверяешь интуиции и предполагаешь: с тобой мерзавец не поступит плохо, то, как правило, именно так с тобой и поступят.
Кляп
Конечно, противно, что от имени нашего поколения говорят те, кто за счет острых локтей и папиных связей сумел взобраться на трибуну. Противно, что от нашего имени что-то провозглашают, чего-то требуют, в чем-то исповедуются. Но для того, чтобы заткнуть этим говорунам рот, нужно пробиться к трибуне. Потратить силы и жизнь на преодоление изобилующего препонами пути — с тем, чтобы заткнуть чей-то поганый рот кляпом, — не слишком ли расточительно?
Не допрыгнуть
Второразрядному мнится: вот сгинет (потерпит фиаско или умрет) перворазрядный, и он, второразрядный, дождавшись своего часа, заступит на передовые позиции. Но, как правило, появляется новый перворазрядный и подхватывает эстафету предыдущего. Второразрядный — это и его счастье, и его беда — не сознает: ему не сделаться (как бы не тщился) перворазрядным. Не дано. Не допрыгнуть, не дотянуться.
Завтрашний день
Заботятся ли о завтрашнем дне птицы? Сизари, воробьи, вороны? Ничуть. Спят, набивают желудок тем, что подвернется, занимаются любовью.
Конечно, они разумнее нас. Будет день — будет и хлеб.
А насекомые? Разве жуки и бабочки строят коробки — чтобы укрыться от непогоды? Нет, прячутся под листиком, чтобы переждать дождь. Но от птичьего смертельного клюва им никуда не деться.
А мы? Строим для себя именно коробки и сами в них заползаем.
Люди, озабоченные проблемами, которые могут и не возникнуть, накапливают и накапливают в этих коробках про запас. Хлеб черствеет, в крупе заводятся жучки — и выбрасываем ставшее непригодным пропитание — на радость беззаботным птицам.
Вот поэтому птицы не заботятся о завтрашнем дне — потому что люди слишком о нем заботятся.
Поползновения
Голуби, вороны, воробьи, наверное, думают, что и провода натянуты, и дома построены — чтоб птицам было где посидеть на карнизах и антеннах и от дождей прятаться, и асфальт положен, чтоб удобнее зернышки склевывать.
А почему так не думать, если у голубей — как у людей? Только у нас поползновения замаскированы одеждой и воспитанием, а у них как на ладони. Вот голубь вращается вокруг своей оси — обхаживает голубку. Он ей не мил — и она вспорхнула и улетела. Тут же, продолжая вращаться, он подкатил к следующей, ближней по ходу движения. С этой не удалось — он за третьей. Человек бы со стыда сгорел: получать отказ за отказом и на глазах у предыдущих ухлестывать за следующей. А голубю хоть бы хны: ну, не получилась семья — через пять минут получится. Ему все равно: с кем, с какой, где и как.
Но есть и у них свой престиж. Голубки гоняются за беленькими, которые из голубятни, окультуренной породы. Не такие, как большинство. Белая кость. Таким они сразу уступают.
Все ли с вами в порядке?
Львы пожирают своё потомство — чтоб не выросли конкуренты. Львицы пытаются защитить львят, но относятся с пониманием к жестокости вожака.
Медведи грызутся с косолапыми собратьями до смертельного исхода.
Кашалоты и олени в соперничестве за самку устраивают побоища.
Так что тираны, истребляющие конкурентов, — не аномалия, а норма. Аномалия — как раз те, кто сторонится и страшится убийств. Это с ними, с их психикой и воззрениями, не все в порядке.
Разве не хочется вам, истребив не согласных с вашей точкой зрения спорщиков, зажить на зачищенном от них просторе, лишенном каких бы то ни было препятствий и помех?
Будь осторожен!
В каком мире живем? Только зазевайся, замешкайся, ослабь и притупи настороженность и готовность вступить в схватку за свою жизнь — этим тотчас воспользуются. Со всех сторон за тобой наблюдают тысячи враждебных глаз — эти стерегущие тебя существа в любой момент готовы наброситься. Если не убить, так обворовать, если не содрать кожу, так надсмеяться себе на радость, а тебе на горе. Их стремление и цель: поиздеваться, унизить, воспользоваться твоей секундной заминкой, глупостью, неосмотрительностью, доверчивостью.
