Жизнь заставила 10-летнего мальчика написать видеописьмо президенту

«Сделай так, чтобы я не жил у папы»

Скандальный законопроект об отобрании ребенка из родной семьи за 24 часа, в случае если ему грозит опасность, на днях должен был пройти первое чтение в Госдуме. Однако слушание отложили. Слишком неоднозначным вышел проект, слишком больная для всех тема.

Пока депутаты раздумывают, дети продолжают страдать. Порванные уши, синяки на всех частях тела, покореженная психика — какую цену должен заплатить ребенок, чтобы его наконец услышали, выяснял «МК».

«Сделай так, чтобы я не жил у папы»
Со слезами на глазах Вадик просит не отдавать его отцу.

В Дзержинске, что под Нижним Новгородом, десятилетний мальчик обратился на видео к Путину, чтобы тот помог ему уйти от родного папы, который, по словам мальчишки, его бьет. Суд решил, что в интересах ребенка после смерти матери остаться именно с отцом, кстати, уже ограниченным в родительских. До этого мальчик уже писал в опеку, но там его, вероятно, не услышали — и тогда он решил обратиться в самую высокую инстанцию. Видео к Путину показали сразу несколько центральных телеканалов, худенький мальчик, глядя прямо в камеру, запинаясь от застенчивости, произносит: «Дорогой Владимир Владимирович Путин, пожалуйста, сделай так, чтобы я никогда у папы больше не жил».

«Я не хочу жить у папы. Я хочу жить у бабушки. Мне у нее нравится, а у папы — нет. Когда папа возвращался, он меня бил, и так каждый день было. Я хочу, чтобы папу вообще лишили родительских прав», — это первое видео было снято в 2018 году, на нем Вадим В. еще совсем маленький.

Но есть еще одна съемка, которая не дошла до телевизионщиков. Она снята уже после суда, вручившего сопротивляющегося мальчика отцу.

Уткнувшись лицом в подушку, ребенок уже не сдерживает слез: «Владимир Владимирович, сделай так, чтобы папа от нас отстал»!

Опасен для ребенка?

Вообще это ненормально, странно и страшно, когда дети взывают к главе государства как к истине в последней инстанции, словно на Новый год к Деду Морозу, потому что их не могут или не хотят услышать на местах те, кому положено. Органы опеки, подчас не зная краев, предпочитают либо рубить сплеча и сразу принимают самые радикальные меры, либо безмолвствуют. Школе и детским садам дело только до самих себя. А семья, самые близкие и родные люди нередко и выступают катализатором всех проблем.

Месяц назад в «МК» вышла статья о 15-летней Полине К., девятикласснице из Костромы. Девочка тоже написала президенту, что не хочет жить в России, так как ее вместе с братом и сестрой органы опеки хотят забрать у матери. Та не пьет и не гуляет, но они практически на грани нищеты, на работу многодетная мать не может устроиться, в съемную квартиру их пустили пожить Христа ради, но спустя два года они снова могут оказаться без крыши над головой, так как чужая жалость тоже имеет пределы.

Обращение к президенту несовершеннолетнего подростка контролирующие органы восприняли как явную ненормальность, девочку и ее мать пытались освидетельствовать психиатрически. Семью через суд удалось сохранить, но их проблемы все еще не решены. На моей памяти, шишки обычно валятся именно на тех, кто посмел заявить о своих правах, исключений тут не бывает.

Дети пока не знают, что после обращения наверх их крик о помощи по вертикали спустят в регионы, а на местах чаще всего еще и добавят проблем, чтобы не смели качать права.

Правда, в случае с 66-летней Верой Мишиной из Нижегородской области и ее внуком Вадимом — ситуация несколько иная. Здесь проверяющие органы, которые должны следить за тем, чтобы лишившемуся матери малышу было хорошо, похоже, самоустранились.

От официального опекуна, бабушки, мальчика вернули биологическому отцу Дмитрию Видяеву, который до этого был ограничен в родительских правах за насилие над собственным сыном. Он оштрафован по статье «Побои» на пять тысяч рублей. И что там сейчас творится за чужими стенами...

Папа ребенка уверяет, что он его любит.

Из материалов Нижегородского суда, 2019 год, дело 2-246/2019:

«Учитывая такие индивидуально-психологические особенности отца, как (...) вспыльчивость, агрессивность, проявление взрывных реакций в конфликтных ситуациях, возможно проявление действий агрессивного характера в ситуациях непослушания ребенка, что является опасным для здоровья ребенка».

Мать Вадима — Юля, была инвалидом с детства. Она знала, что вряд ли доживет до тридцати лет. Выйти замуж, родить, несмотря ни на что, стало ее самой заветной мечтой.

«В больнице дочке случайно занесли вирус гепатита В, ей 12 лет тогда было, — рассказывает Вера Георгиевна Мишина, бабушка мальчика. — Врач, который ее наблюдал, предупредил сразу: если не изобретут какого-то принципиально нового лечения, то жить вам до 25 лет, и ни в коем случае нельзя рожать».

Быть как все, испробовать все радости жизни, раз уж времени на счастье почти не осталось... Пришел случайный парень починить компьютер — стал мужем.

«Они и не встречались почти, и какой он по характеру — мы не знали. Но она ему сразу честно призналась в том, что умирает. В бескорыстную любовь с его стороны, если честно, я не верю. У нас трехкомнатная квартира, в которой дочка практически одна, так как мы проживали в Москве, повлиять на ее решение мы не смогли, и вот он к ней переехал», — вздыхает мать.

Она вспоминает, как дочка честно признавалась ей в том, что избранник не тот человек, на которого хотелось бы потратить свою жизнь. Увы, к сожалению, слишком у нее мало было этой жизни и совсем не было возможности сделать другой выбор.

Вера Георгиевна не может сдержать слез, рассказывая о последних годах жизни дочери: «Когда Юля забеременела, ей предложили сделать трансплантацию печени, моя вторая дочка, ее сестра, умоляла: «Соглашайся, мы продадим квартиру, все сделаем, чтобы тебя спасти». Но она отказалась: «Я хочу этого ребенка. Пусть Вадим останется у вас как память обо мне».

Малыш родился слабенький, хрупкий, начались судороги с потерей сознания, подозревали эпилепсию. «До конца медицинское обследование мы с мальчиком так и не прошли, — сокрушается бабушка. — Сначала его клали с матерью в тот же институт, где и она сама лечилась, но не получилось. Потом на обследование головного мозга готовилась лечь с ним я, собрали все справки, анализы. Пришел папа: мы погуляем. Это накануне нашей госпитализации было. Вернулся, в ночь у Вадика взлетела температура 39 градусов, и все опять отменили. Это был январь 2016 года, с тех пор у меня нет возможности регулярно лечить ребенка, а сейчас даже и приблизиться к нему».

Фотодоказательства следов избиения мальчика.

«Зачем он отцу?»

По словам Веры Георгиевны, в 2015 году Юля попросила, чтобы она мальчика забрала к себе после ее смерти, чтобы оформила в садик. Первое время так все и было.

«Мы с бывшим зятем переписывались эсэмэсками, он нередко приходил ужинать, и однажды я ему объяснила, что вообще-то он должен еще и помогать содержать сына, это его обязанность. Но как только я заикнулась о деньгах, Дмитрий сразу же заявил: «Вадима я заберу». Мы вышли из больницы, в которой тогда лежали, внук был уставший, напуганный, ему по восемь и десять уколов в день ставили, потому что доходило до судорог с потерей сознания, и, конечно, я его сразу не могла отдать. Говорю: «Дима, подожди, сейчас отоспится, отмоется, придешь завтра, я тебе его верну». Но на следующий день Дмитрий не пришел, пропал больше чем на неделю, потом объявился с полицией, и ребенка у меня забрали, потому что он — отец».

С тех пор в этой истории только суды и дележка мальчика. О минувших пяти годах бабушка говорит подробно, видно, что этим ей не раз приходилось заниматься в опеке и в судах, печальная история их семьи отскакивает как от зубов.

«Вадим очень боялся отца, даже тогда, когда был маленьким, даже тогда, когда жива была Юля. Я с ним постоянно ссорилась. Естественно, когда он забрал Вадима, я все это понимала и помнила, но куда бежать, у кого просить помощи? Я находилась в такой растерянности».

Вера Георгиевна ходила в садик, говорит, что очень переживала из-за рассказов воспитателей: мальчика из дома приводят в грязных и рваных футболках, а педагогам приходится самим стричь ему ногти и мыть уши. «Я как-то забрала одежду постирать, так отец устроил скандал: зачем посторонним людям отдаете вещи, хотя я их внуку и покупала».

Поначалу она могла видеться с малышом, Дмитрий часто бывал в командировках, и в это время Вадим оставался с ней. «Это было невыносимо. Я видела постоянный страх в глазах мальчика: стояла ваза с печеньем и сушками, ваза упала, он до смерти перепугался: баба, только не бей меня. Когда он его приводил, было видно, что порваны уши: «Папа из-за стола в угол тащил». Я говорю: «Сыночка, если папа тебя будет бить, ты кричи сильнее, зови полицию».

Понятное дело, что претензии бывшей тещи не могли понравиться. В конце концов Дмитрий запретил в детском саду отдавать Вере Георгиевне внука, и сам перестал пускать его к ней. Насколько бабушка рассказывает правду? Есть официальная характеристика, полученная в садике, она включена в материалы судебного дела об ограничении родительских прав и подтверждает ее слова: «Внешний вид Вадима зачастую неопрятен, одежда имеет механические повреждения, нуждается в стирке». Отдельные гигиенические процедуры по уходу за мальчиком действительно выполняли воспитатели группы.

12 февраля 2016 года Вера Георгиевна была с заявлением в опеке. «Я просила: помогите, ребенка бьют. Инспектор опеки при мне позвонила папе: приглашаю к нам на собеседование. С того момента никаких активных действий по защите внука больше не наблюдала. Инспектора пошли проверять условия жизни ребенка лишь в сентябре 16-го года, когда я подала в суд».

В июне того же года женщина написала свое первое заявление в полицию: в садике проводили психологическое тестирование детей перед школой. Дмитрий, по ее словам, сам признался теще, что ему сказали, что у ребенка психика на нуле, надо к психиатру, к психологу и к невропатологу. Характеристика Вадиму, данная в первом классе школы (она тоже приобщена к материалам судебного дела), показывает, что у ребенка появились определенные психологические проблемы: «легко возбудим, неуравновешен, контролировать самостоятельно свое поведение может с трудом».

«Синяки, шишки я фотографировала — уже поняла, что нужно действовать по-другому. Когда появилась большая ссадина на коленке, Вадик пожаловался, что папа бил пряжкой. Рассказал, что взрослые (Дмитрий женился, в семье уже родилась девочка) уходили в магазин, мальчик хотел покормить сестренку творожком и нечаянно испачкал подушку, отец был злым и запульнул в него ботинком. Это случилось в марте 2018 года. «У ребенка огромная ссадина, большой синяк, а отец, со слов Вадика, добавил: будешь в следующий раз умнее. Вот эту ссадину я и зафиксировала в травмпункте». В результате Дмитрия Видяева привлекли к административной ответственности по статье 6.1.1. «Побои», ему был выписан штраф 5000 рублей. Мужчина факт физического воздействия по отношению к сыну не отрицал, но подчеркивал, как следует из материалов суда, что больше ничего серьезного себе не позволял.

Вадик с любимой бабушкой.

Однако был и еще один протокол об административном нарушении, на этот раз Видяев обвинялся в том, что ударил бывшую тещу.

Вера Георгиевна пошла в опеку: либо вы подаете в суд, либо буду жаловаться в Москву. После этого, по ее словам, там быстро собрали бумаги на лишение родительских прав. Иск шел со стороны администрации города Дзержинска — так положено по закону.

Вера Мишина выступала в качестве свидетеля.

На суде она выложила все фотографии с синяками, записи, где Вадим умолял не отдавать его отцу, мальчика тоже вызвали в суд и провели психологическую экспертизу. «В заключении было написано, что с особенностями характера Дмитрия находиться Вадиму с отцом опасно. Меня пригласили на последнее слушание, зачитали решение суда, отец был ограничен в правах. Лишить его полностью не смогли, сказали: недостаточно доказательств, подтвержден лишь один факт избиения».

Мальчика спросили, с кем он хочет жить и кто для него самый близкий человек. Оказалось, что это бабушка. Отец стоял на втором месте по шкале авторитетов, но со значительным отставанием от Веры Георгиевны.

По заключению психологов, бабушка обладает уравновешенным характером, адекватной самооценкой, умением контролировать свои эмоции, что придает уверенности в том, что выдумать все, что происходило, она не могла.

Дмитрия Видяева, напротив, специалисты охарактеризовали как человека с авторитарным стилем общения, нетерпимого к иным мнениям, обидчивого и вспыльчивого. Тем не менее было отмечено, что к сыну он по-своему привязан, однако его агрессивное поведение заставляет ребенка испытывать выраженное желание с ним не жить.

Вера Георгиевна оформила опеку, пока бывший зять подавал апелляцию в Нижний Новгород. Апелляционный суд ему отказал. Но он пошел дальше и выиграл в кассации. «На кассацию я не поехала, была самоизоляция и не с кем было оставить Вадика, я искренне верила, что после того, как доказали, что он его бил, невозможно отдать мальчика такому отцу. Но вынесли решение, чтобы заново пересмотреть наше дело в апелляционном Нижегородском суде».

22 сентября этого года состоялся повторный суд, который огласил окончательный вердикт: вернуть Вадима папе. 26 сентября рыдающий мальчик записал видеописьмо Путину.

Обещал заселить таджиков...

Слушая расстроенную Веру Георгиевну, я предполагаю: может быть, дело в унаследованной мальчиком и вдовцом доле в квартире от матери или в пенсии по потере кормильца, положенной Вадиму, или Дмитрий имеет какие-то хорошие связи? На эту мысль наводит тот факт, что в отношении Дмитрия вынесено решение о привлечении к ответственности за избиение ребенка. Как в такой ситуации суметь вернуть сына себе? «Да нет, какие там связи, — машет она рукой. — Просто никому нет никакого дела до меня и Вадика. Это же надо как-то суетиться, доказывать, что ребенку плохо с отцом, проще вообще ничего не делать».

Что касается оставшихся от Юли метров в их общей с дочерью «трешке», то их всего ничего — несколько квадратов, не продать, не разменять. Хотя новая семья бывшего зятя тоже не роскошествует, живет в тесной хрущевке, и тема недвижимости для Дмитрия и его новой жены с маленькой дочкой, не исключено, очень актуальна. Пожилая женщина показывает сообщения со своего телефона, она говорит, что получила их от бывшего зятя, в них действительно написано, что если она продолжит добиваться внука в суде, то поимеет неприятности с жильем:

(Орфография сохранена)

«Я незнаю что ты хочешь добиться своей клеветой в полиции, но одного ты уже точно добилась — после выдачи свидетельств по наследству готовь копию ключей от своей квартиры»…

«Думай лучше о долях в вашей квартире... на них могут в будущем жить какие нибудь... Таджики»…

«Копию ключей делай от квартиры, я дела доделаю и займусь этим вопросом. Не захочешь сама отдать — принесешь в суд».

— Да мне не нужна пенсия для внука, ни его деньги, ни вещи — пусть просто вернет мальчонку, — умоляет Вера Георгиевна. — Я боюсь за ребенка. Вадим все время на взводе, может ехать в автобусе и качаться из стороны в сторону, в школе кричит, если что не по его, срывается. Об этом и в судебных документах написано.

«Все каникулы, говорит, что вроде бы простоял в туалете в наказание. Вставал утром и сразу шел в туалет, не кушал и не пил чай, как так можно?»

Вера Георгиевна гордится, что внук бегло читает, по всем предметам успевает хорошо, но на бытовом уровне, опасается она, мальчику уже требуется психологическая помощь. Однако доступа к внуку у бабушки больше нет.

Местные нижегородские журналисты пытались связаться с опекой, чтобы прояснить дельнейшую судьбу Вадима, и вот какой ответ они оттуда получили: «Есть постановление главы администрации города Дзержинска, вернее, заместителя главы об освобождении бабушки от обязанностей опекуна, и есть решение суда, по которому отец является законным представителем».

Строчки из письма Вадима в опеку.

Сам Дмитрий общаться с журналистами, в том числе с «МК», не пожелал. Мы передавали ему нашу просьбу через чиновников, но те ответили, что он не хочет.

Единственное, Вере Георгиевне в присутствии опять же местных корреспондентов удалось дозвониться до Видяева, чтобы расспросить о самочувствии внука. Но беседа тоже не склеилась.

— Дмитрий Николаевич, скажите мне, пожалуйста, в каком состоянии сейчас ребенок? Как я могу передать ему вещи? — поинтересовался женщина.

— Через меня можете передать, — ответил бывший родственник.

— Через тебя — как? В квартиру никто не пускает, не отвечает…

— В квартиру никто и не пустит — ты нам не собственник. Через меня можешь передать вещи. Я как-то непонятно объясняю? — сорвался он.

— Да, мне не понятно, потому что я бы хотела увидеть ребенка…

— Мне мало интересно, что вы хотите, Вера Георгиевна, мало интересно, — на этой «высокой ноте» разговор завершился.

На днях бабушка поджидала Вадима у бассейна, куда она его когда-то записала. Говорит, что выходит на улицу без перчаток, с мокрой головой, недавно шапку потерял. «Он никому, кроме меня, не нужен. Когда у меня жил, вскакивал ночами с испуганными глазенками: баба, только не отдавай меня, только не отдавай...»

Так в чем же дело? Откуда такая непримиримость и нежелание пойти на компромисс? Неужели из-за любви к собственному ребенку, но тогда как можно относиться к его мнению вот так равнодушно?

Или же все гораздо прагматичнее и проще? Когда пересматриваешь материалы судебного решения, становится понятно, что если бы Вера Георгиевна оставалась официальным опекуном внука, то это означало бы, что ежемесячно Дмитрий должен был выплачивать ей 1/4 своего заработка вплоть до 18-летия сына…

...Пока в Государственной думе бьются вокруг да около законопроекта о защите детей от домашнего насилия, и правильно, наверное, бьются — ведь у нас могут снова дойти до крайностей, отбирать детей просто по разнарядке или соседской жалобе, так вот пока депутаты ломают копья, где-то в маленьком поволжском городе десятилетний Вадик, не зная, что с ним будет завтра, пишет видеописьмо президенту, как чеховский Ванька Жуков на деревню дедушке: «Сделай так, чтобы я у папы не жил. И еще подари мне маленькую овчарку».

КОММЕНТАРИИ

Маргарита УШАКОВА, уполномоченный по правам ребенка в Нижегородской области:

«Как известно, эпизод с физическим воздействием со стороны отца был зафиксирован в 2018 году. Ребенок после этого жил у бабушки и был по решению суда передан в семью папы совсем недавно. Семья отца сейчас находится под наблюдением органов опеки и социального патруля, работающего в Дзержинске. Сигналов о том, что ребенок подвергается насилию, не поступает. Мониторинг ситуации ведется едва ли не ежедневно.

При этом если бабушка обратится к нам, чтобы подготовить документы для обращения в суд, мы окажем ей юридическую помощь».

Алексей ПУШКОВ, председатель Комиссии Совета Федерации по информационной политике и взаимодействию со СМИ, автор и ведущий аналитической программы «Постскриптум». (Он сам узнал об этой истории, увидев видео мальчика в Интернете, и показал об этом сюжет в своей программе.)

«На днях я направил письмо уполномоченной по правам ребенка госпоже Кузнецовой. Как сенатор Российской Федерации я прошу ее обратить особое внимание на эту ситуацию и с помощью тех инструментов, которые у нее есть, как у человека, занимающего данную должность, оказать правильное на нее воздействие. Необходимо проверить все факты, изложенные в судебном решении, выслушать мнение мальчика. Все это требует специального расследования, а не формального подхода суда, который, возможно, до конца не разобрался в вопросе. В основе любого судебного решения должен лежать здравый смысл. Если есть доказательства или хотя бы подозрения, что ребенок подвергается физическому насилию, значит, судебное решение может быть пересмотрено вышестоящей инстанцией. Главное в этом случае — это не права отца, если он ими злоупотребляет и нарушает свои родительские обязанности, а интересы самого мальчика. Приоритет защиты детей у нас провозглашен на уровне Конституции».

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28442 от 16 декабря 2020

Заголовок в газете: «Сделай так, чтобы я не жил у папы»

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру