Даже самые хорошие рехабы не спасение. Так считают те, кто побывал там. Такие учреждения нацелены на извлечение прибыли, а значит, на то, чтобы зависимый остался там как можно дольше.
Обо всем этом беседа с экспертом, учителем йоги, который в свое время побывал в реабилитационных центрах как пациент, а сейчас проводит там занятия, Алексеем МЕРКУЛОВЫМ.
— Алексей, много лет назад вы впервые попали в рехаб как пациент. Верно?
— Да. Это случилось еще 27 лет назад. Уже тогда рехабов было много по всей стране. В тот период была волна потребления героина. А этот наркотик отличается тем, что физическая зависимость наступает уже после третьего раза и без ломки невозможно из нее выйти. Сегодня наркотики другие, появились еще более опасные. Рехабов (реабилитационных центров) не стало меньше, скорее наоборот, ведь потребность в них высокая.
— Там действительно людей спасают?
— Я был в нескольких десятках, если не сотне рехабов. И не увидел ни одного, если так можно выразиться, «правильного». Ни тридцать лет назад, ни сейчас нет единой технологии. В этих реабилитационных центрах используют простую методику — изолировать, пристегнуть к батарее, потом заставить работать, заниматься каким-то видом спорта, делать какие-то оздоровительные процедуры, уверовать в Бога. Все это сопровождается определенным психологическим воздействием.
Но ни один из этих перечисленных методов не дает положительных результатов. Он не просто неэффективен, а зачастую вызывает обратную реакцию.
Я в свое время встречался с Евгением Ройзманом (признан в РФ иностранным агентом), который создал проект «Город без наркотиков». У него были такие центры, и, честно говоря, там тоже жуть происходила. Я задавал ему прямой вопрос: у вас есть конкретная методика, которая дает гарантированный результат? Такой методики нет.
Я сегодня регулярно бывают в реабилитационных центрах, провожу там занятия по йоге для наркозависимых. Это имеет очень крутой эффект. Но это все разовые мероприятия, и они не дают никакого результата.
— А что может дать?
— Есть технологии, есть целая наука, которая, к сожалению, в нашей стране вообще не развита. Она в числе прочего выявляет генетические предрасположенности человека, чтобы можно было для него подбирать индивидуальную программу. И это позволяет быстрее выйти из зависимости.
— Почему ее не применяют в российских центрах?
— Их задача — как можно дольше задержать человека у себя, потому что за его нахождение платят немалые деньги. Рехаб сегодня — это своего рода пансион. Он изолирует наркозависимых от общества, в первую очередь от родителей, которые натерпелись. И они готовы платить в надежде, что там их ребенку помогут. Знаю случаи, когда в рехабах жили годами.
Но я убежден: как только человек больше месяца находится в реабилитационном центре, это начинает идти ему во вред, потому что он перестает адекватно воспринимать реальность. Он погружается в некий аквариум, в котором все понятно. Как только он сталкивается с внешним миром — это опять стресс, который ведет его к зависимости. А он должен быть готов к любым вызовам и уметь взаимодействовать с людьми.
— А как насчет центров, созданных религиозными организациями?
— На мой взгляд, это одна из самых неэффективных моделей. А все потому, что религия навязанная. Все навязанное и со здоровыми людьми-то неэффективно, а с больными - так тем более. В 99% случаев такая реабилитация и не реабилитация вовсе, а как бы отсрочка. Когда человек по-настоящему сильно зависим, он, к сожалению, себя регулировать не может уже. Реабилитация настоящая подразумевает все необходимое для того, чтобы человек научился жить без веществ. Известная 12-шаговая программа, на мой взгляд, один из эффективных методов.
— Но она ведь тоже подразумевает изоляцию.
— Конечно. Человек не должен, пока он находится в реабилитации, употреблять. Как только он употребляет что-то, вся программа сводится на нет. Поэтому очень важно в этот момент ограничить его в коммуникациях с теми людьми, с которыми он употреблял. Понимаете, по-настоящему серьезно зависимый человек будет стараться всеми силами достать наркотик. И часто люди делают вид, что они больше не страдают зависимостью, а в действительности все это — чтобы поскорее начать употреблять снова. Так что без изоляции никак.
— Вы сказали, что реабилитация должна длиться не больше месяца. А меньше?
— Уточню. С моей точки зрения, это должно быть не менее 21 дня и не более 40. То есть максимальный срок, на который человеку свободу ограничивают, это 40 дней. И, безусловно, он должен сам подписать согласие на эту реабилитационную процедуру.
— Все ли клиенты рехабов его подписывают?
— По закону да. Но это еще и важно для осознания своей ответственности. Для успешной реабилитации человек должен сам решить, что реабилитация ему нужна. Иначе это бессмысленная трата времени и денег. Потому что если он исходно не согласен, что он находится в центре, ничего не меняется. А чтобы поменялось, он должен вовлечься, участвовать в этом революционном процессе, который подразумевает внутреннюю трансформацию.
Он должен научиться получать удовольствие не за счет внешних стимуляторов, а за счет того, что сам делает. 99 процентов причин патологического пристрастия или зависимости — синдром дефицита удовлетворенности. Страдающий им человек не знает себя, он не научил себя получать радость от самого себя, он не умеет регулировать свое настроение.
Комментарии врача-реабилитолога и нарколога Якова Маршака:
— У патологического пристрастия есть свои механизмы. Это заставляет человека жить либо в аду продолжительное время, либо ненадолго на лифте приезжать в рай, а потом неминуемо опускаться опять в ад. И он проскакивает серединку. И из-за этого он не понимает, как вести себя с теми людьми, которые живут в состоянии комфорта. Потому что навыки жизненные у него другие. У него быстро меняется характер. Человек становится охотником-одиночкой за свою цель, за свой наркотик или алкоголь, который его избавляет от страдания и награждает его ненадолго. А когда человек возвращается к трезвости и постепенно возвращает себе внутреннее ощущение комфорта и счастья, то и характер самопроизвольно восстанавливается для того, чтобы человек оберегал свое внутреннее счастье.
— А если зависимый не хочет лечиться, а родные настаивают?
— В Америке существует отдельная профессия — интервентор. Это тот, кто уговаривает. А процесс, когда уговаривают, называется интервенция. Как это работает? Создается ситуация, чтобы зависимый человек понял, что с ним происходит, и решил сам лечь в реабилитационный центр.
— В России есть интервенторы?
— Нет. По крайней мере, не знаю ни одного.
— Все рехабы имеют лицензии?
— Рехаб — это, напомню, реабилитационный центр. Если там не проводят никакие медикаментозные процедуры (а их обычно не проводят), то медицинских лицензий им не нужно. Вообще есть реабилитационные центры, в которых абстинентный синдром снимают. Ставят капельницы. Но для этого нужна уже медицинская лицензия. Вероятнее всего, не во всех рехабах есть такая возможность, поэтому там наркоманы мучаются. Происходит то, что называют пытками.
— Каким мог бы быть по-настоящему эффективный рехаб?
— С интервенторами, с системой психо-физических упражнений. В идеале типируются гены тех белков, которые участвуют в регуляции настроения, и дается та реабилитация, которая показана для данного человека. Мы должны знать его персональный наркотик и черты его синдрома дефицита удовлетворенности. И специальное сопровождение пищевыми добавками, которые являются нейрометаболиками. Работа действительно должна быть пошаговая. Нужны дыхательные практики, ребефинг (как один из эффективных методов работы с подсознанием), баня (токсины выводить), правильное питание. То есть главное в рехабе — индивидуальный подход.
