Всякий общенародный праздник у нас выражается в том, что огромные людские потоки вдруг устремляются в одном определенном направлении.
Как загипнотизированные, граждане снимаются с мест и движутся туда, куда и без них течет несметная толпа. Кажется, их ведет какой-то могучий инстинкт. Они похожи на птиц, летящих на юг, или рыб, спешащих метать икру.
Сходство с животным миром усиливается еще и тем, что направление праздничного людского потока обычно никак не связано с самим предметом празднования.
Возьмем Первое мая — что нам положено праздновать? Международную солидарность трудящихся, ведущих отчаянную борьбу за свои права с хозяином производства. За восьмичасовой рабочий день, месячный отпуск, повышение зарплаты, улучшение условий труда и медицинское страхование.
Весь год трудящиеся как бы терпят, что у них всего этого нет (или есть, но мало), а когда наступает Первое мая, они встают, сбрасывают оковы и хором требуют хорошей жизни. Получается эффектно: вон сколько народу разом вышло на демонстрацию, вместе мы сила, трепещите, капиталисты.
Борьба рабочего с хозяином — это предмет праздника. По идее, его и надо отмечать борьбой. Собираться трудовыми коллективами, идти туда, где прячутся хозяева, вставать в пикеты, скандировать лозунги и четыре дня без устали махать транспарантами. Для того нам и даются выходные — чтоб мы боролись с хозяевами в специально отведенные законом дни и не срывали производственный процесс.
Тем не менее никакой такой особенно яростной борьбы Первого мая мы не наблюдаем. Ну, выйдут на митинг какие-то мутные профсоюзы, произнесут дежурные речи: “Все плохо, реформа ЖКХ — преступная, правительство в отставку, Путина поддерживаем”. И все. И больше про борьбу никто не вспоминает.
В действительности же празднование Первого мая имеет вид бесконечных людских потоков, устремляющихся на дачи и пригородные участки. Причем устремляются они настолько организованно и вдохновенно, что уже с семи утра трассы на выезд из города забиты машинами.
Пробки, сизые облака угарного газа, укачавшиеся дети, полумертвые от усталости. Кошки теряют сознание, собаки блюют, женщины орут, мужчины матерятся. Едем на дачу.
Первомайские электрички — отдельный разговор. Там нет места слабым. В этих электричках ездят только очень сильные люди, которые могут нести на себе сразу три рюкзака с вещами, четыре сумки с едой и тележку с рассадой. И дети у них тоже очень сильные и ловкие, а про бабушек-дедушек и говорить нечего: как воткнут клюку в ногу сидящему человеку — живо вскочит.
Но вообще в первомайских электричках места уступать не принято — ни грудным, ни инвалидам. Там идет битва на выживание, и если даже кто-то отключился и пытается упасть, на лавку его никогда не посадят, а падать ему все равно некуда: полтора метра жизненного пространства — слишком жирно для пассажира первомайской электрички, движущейся в общем праздничном направлении.
Да, пригородные электрички забиты. Но зато на кладбищах в этот день — ни души. Тишь да благодать. Хотя всего неделю назад здесь шагу ступить было нельзя, поскольку полчища сограждан в едином порыве двигались в направлении родных могилок.
Страшно вспомнить, что там творилось. Милиции — пропасть, все подъезды заблокированы, парковки — за километр, и кругом люди, люди, люди. И всем необходимо именно сюда. Именно на Пасху навестить своих усопших, другого дня нет.
Почему именно на Пасху? А неизвестно, но вот такое у нас направление в этот день, несмотря даже на то, что по традиционным канонам посещение кладбища вовсе не предусмотрено в распорядке празднования Пасхи. Суть ее — светлая, обнадеживающая, и отмечать праздник нужно без грусти и печали. Христосоваться, разговляться, радоваться, в церковь идти, по гостям ходить, куличи дарить, яйца крашеные... А для посещения кладбищ существуют специальные родительские субботы, тогда и положено грустить, вспоминая умерших.
Или взять День Победы.
У нас каждый ребенок знает, что на День Победы нужно отдавать всего себя полевым работам — в частности, зарывать в землю картошку. Про Победу хорошо если вечером кто-то вспомнит, да и то по большей части это будут ветераны войны либо “молодые” пенсионеры, у которых отцы на фронте погибли. Но главное в День Победы — конечно, картошка, и граждане занимаются ею с таким неистовством, будто они и немцев-то победили только потому, что те хотели им запретить ее сажать.
Нет, конечно, какие-то торжественные мероприятия тоже имеют место: ветеранов непременно чем-нибудь награждают, школьники несут “вахту памяти” у памятников, по телевизору фильмы про войну показывают. Но широкомасштабное движение граждан в сторону полей все равно не остановить.
Да и зачем его останавливать? Лучше уж признать, что вскапывание грядок и “закладывание основ будущего урожая” — это специальные ритуальные действия, которые ежегодно выполняются в честь нашей победы над захватчиками, и записать соответствующее положение в Закон о государственных праздниках.
Можно и по всем прочим праздникам тоже разработать специальные регламенты: что и как праздновать. Потому что есть такие праздники, про которые никто даже не знает, как их отмечать.
Впрочем, могучее течение людских потоков в какую-то сторону в такие дни все равно образуется. Граждане что-то чуют в воздухе и автоматически поворачивают в том направлении, куда уже движутся наиболее передовые массы.
Например, первого января массы устремляются в Парк культуры на каток. Народу там собирается больше, чем на кладбище в Пасху. О том, чтоб кататься, речи не может быть, но раз приехали — не уходить же теперь. И вот очередь в пять тысяч человек стоит по семь часов, чтоб взять напрокат коньки, которых здесь хорошо если триста пар. Получается отличный новогодний отдых.
Ту же картину можно наблюдать Восьмого марта на подмосковных горнолыжных базах. Десятки, если не сотни тысяч жителей столицы одновременно осознают, что вот пришел последний день, когда еще есть снег и можно покататься. Они, может, за всю зиму ни разу и на лыжи-то не вставали, некогда было, но пропустить еще и Восьмое марта — нет, никак невозможно.
В результате к этой самой базе даже подъехать нельзя, не то что с горы спуститься. Все подходы намертво забиты автомобилями, пробка безнадежнейшая, назад не повернуть, вперед не проехать, и так часа на два, на три. То есть тоже неплохо люди праздник отмечают.
Можно привести и другие примеры праздничной устремленности всех сразу в одно и то же место. Кстати, кому-то это очень даже нравится.
Скажем, тысячи граждан из года в год приезжают на Тверскую улицу на “народные гулянья”, объявляемые по случаю почти любого праздника. Делать на этих гуляньях абсолютно нечего. Полупьяная толпа просто катится от Пушкинской до Красной площади туда-сюда, туда-сюда и изнывает от скуки. Тем не менее люди продолжают собираться на Тверскую и народно гулять.
Могучий инстинкт — только так можно объяснить их загадочное поведение. Они слышат тот же зов, что собирает птиц в стаи, а рыб — в косяки, и не могут ему противостоять.
Ну а для тех, кто этот зов не слышит, как раз и надо разработать Закон о праздновании государственных праздников. И тогда каждый гражданин сможет там прочитать, куда ему ни в коем случае не надо соваться в праздничный день, если он хочет хоть немножко отдохнуть.
