Человек, который сидит передо мной, — сильный человек.
Он — один из руководителей большого завода в Самаре, у него постоянно звонит телефон, и он дает четкие и жесткие указания. Он хорошо одет, и на улице его ждет хороший автомобиль с водителем.
Он плачет, но слез не вытирает — они сгорают у него на щеках.
— Через две недели меня пустили в реанимацию. В тот день Катю смотрела профессор Новикова. Она сказала, что дает всего один процент, но скорей всего лучше ей никогда уже не станет. После этого я зашел в палату. Катя лежала на боку. Ее били судороги. И безумные глаза — понимаете, глаза человека, который смотрит, но не видит...
Катя грациозна, как готический собор.
На фотографиях она неправдоподобно длиннонога. Нежный овал лица, покатые плечи, зеленые глаза. Не девушка, а греза.
Зачем она пошла туда?
И как врачи согласились на эту операцию?
Как посмели согласиться?
Где он, этот лишний жир, который предстояло удалить?
Рост 1 м 82 см, вес 65 кг.
Как посмели?
Катя Сумина родилась за три дня до Нового года. Говорят, людям, чья жизнь началась под волшебный звон елочных сокровищ, уготована счастливая жизнь, полная света, праздничных огней и необыкновенных поворотов судьбы.
Так и случилось.
Единственный ребенок трудолюбивых родителей: отец всю жизнь проработал на металлургическом заводе, мать — товаровед, привыкшая гнуть спину за троих. Самара город маленький, но ведь не всем же родиться в Париже, иногда и в провинции распускаются дивные цветы.
Катя хорошо училась, сначала в школе, потом в гимназии. Поступила на филологический факультет Самарского университета, но из-за обилия поклонников завалила летнюю сессию и перевелась в педагогический институт на заочное отделение.
Собственно, время отнимали не столько поклонники, сколько самарская школа моделей. Из нескладного угловатого подростка она превратилась в красавицу. Кастинги, фотосессии, предложения сниматься в рекламе. Жизнь завертелась с невероятной быстротой.
В 1999 году на конкурсе “Мисс Россия” Екатерина Сумина заняла третье место, а в следующем, когда ей исполнилось двадцать лет, — второе.
Тогда же она познакомилась с человеком, который и сам, кажется, не понял, что через его сердце прошла молния.
Сергей увидел Катю случайно.
Злые языки потом на все лады повторяли: сорок три года, да он в отцы ей годится, — конечно, годится. По возрасту. На этом сходство заканчивается. Экономический директор большого завода, человек с достатком и с положением в городе, но рядом с такой красавицей, как Катя, были люди и побогаче. Они считали себя более достойными ее внимания, однако Катя, несмотря на молодость, прекрасно понимала, что, когда бал окончен и гаснут свечи, любому человеку, какой бы богач или красавец он ни был, хочется уюта, покоя, внимания. Не того, которое искрится на публике, а настоящего, тихого. Катя выросла в семье, где все друг друга любили. Того же она ждала и от своей будущей семьи, на это мог рассчитывать ее избранник.
Все, что не как у всех, надо защищать с оружием в руках.
Она училась в институте, он работал, часто ездил в командировки, на деловые встречи, так что вместе удавалось побыть не так много. Как провести драгоценное время? Ей было не очень интересно с его ровесниками, ему — с ее. Он ревновал — она тоже ревновала. Ему говорили: она живет с тобой из-за денег, а ей — что с его деньгами он может купить любую красавицу. Тем не менее за три года предсказания злых волшебников не сбылись, они друг другу не надоели, не изменили, ездили по миру, плавали в море, играли в теннис, ловили рыбу в волжских заводях, пока...
...пока Кате не показалось, что у нее появился лишний вес.
Откуда? Кто надоумил?
Не судите строго. Человеку, прошедшему суровую школу модельных агентств, может прийти в голову и не такое. Об этом стоит поговорить отдельно — о том, что девушек дрессируют, как лошадей, и так же оценивают на подиуме, об этих военных маневрах в белье и купальниках, об идеологии красоты, которая никак не зависит от веса и размера, а зависит от чертиков в глазах, от стати, которая или есть, или ее нет, и т.д. Но сейчас не время и не место. Катя, как и прочие смертные, была подвержена мнительности, тем более что если чему ее в модельных агентствах и научили, так это трепетно относиться к своей внешности. Она и относилась. И ей показалось, что пора решиться на липосакцию, то есть операцию по устранению жировых отложений.
Общедоступное искусство поддержания красоты пришло к нам давно. Раньше такие салоны красоты посещали единицы, и врачеванием длинных носов и отвисших животов занимались люди с медицинскими дипломами, и только они. И люди, алчущие совершенства, понимали, что они попали прежде всего в медицинское учреждение.
Новая жизнь все изменила и почему-то сделала нас более доверчивыми. Мы устали жить на линии фронта, захотелось других радостей, и продавцы этого заморского товара не замедлили явиться.
Что знала Катя о самарском ООО “Лазерный центр”?
Ничего. Разве была там несколько раз по пустякам: то какая-то ерунда выскочила на руке, то на колене. Понятно, что там в известной всему городу девушке были заинтересованы. Для родителей она была любимой дочерью, для Сергея — женой, а для “Лазерного центра” — выгодной клиенткой.
Разумеется, ни родителям, ни Сергею она ничего не сказала.
Сергей знал лишь то, что она идет на небольшую процедуру и через три часа вернется домой. Она еще спросила, заедет ли он за ней. Откуда взялись эти три часа? Надо думать, так ей сказали врачи.
29 июля она поехала в “Лазерный центр”, и последний разговор с Сергеем произошел у них около двух часов: Катя сказала, что дожидается своей очереди. Когда спустя несколько часов он начал ей звонить, ему отвечали лишь длинные гудки, а потом телефон отключили.
В тот день Сергей работал с немецкой делегацией, освободился поздно и решил, что, раз телефон не отвечает, Катя решила остаться в клинике на ночь. Утром он приехал. К нему вышел хирург Игорь Анатольевич Воробьев и сказал, что он собирался сделать Кате операцию, но успел сделать только прокол — у нее началась тахикардия. Пульс скакал, падал почти до нуля. Не замечал ли Сергей раньше чего-нибудь подобного? Нет? Странно. Дело в том, что у Кати был очень редкий пульс, нарушилось кровоснабжение мозга, и мозг находился без кислорода больше одной минуты. Но врачи провели все необходимые реанимационные мероприятия, ей становится лучше — словом, небольшая проблема, не стоит беспокоиться.
Врач деликатно избежал прямого названия того, что произошло с Катей: у нее остановилось сердце.
Где она? В три часа ночи ее перевезли в реанимационное отделение клиники Самарского мединститута. Что врачи “Лазерного центра” делали с Катей в течение двенадцати часов — неизвестно. Но в тот момент Сергей об этом не думал. Он поехал за Катиной мамой, Надеждой Алексеевной Суминой.
В начале двенадцатого они с Надеждой Алексеевной приехали в реанимационный центр. Вышел заведующий отделением. Он сказал: речь идет не о том, очнется ли Катя, — речь идет о том, будет ли она жить. И еще он сказал, что никаких гарантий, даже микроскопических...
Несколько недель Катя находилась на искусственной вентиляции легких. Именно в это время Сергей узнал, что Катю смотрела профессор Новикова. Она сказала, что надежд на то, что Катя придет в себя, практически нет. Тогда же Сергей впервые увидел Катю.
Он сказал: это был шок.
Он начал искать врачей.
С одной стороны, задача была трудная, а с другой — очень простая.
В России специалистов по хроническим комам — а Катя находилась именно в хронической коме — можно пересчитать по пальцам. Поэтому, поставив перед собой задачу найти самого авторитетного врача в этой области, он неизбежно должен был выйти на любимую ученицу профессора Неговского, Галину Владимировну Алексееву. Так и случилось.
Доцент кафедры анестезиологии и реаниматологии Российской медицинской академии последипломного образования, Алексеева известна практически каждому, кто сталкивался с подобной бедой. К больным, находящимся в беспомощном состоянии, Алексеева ездила и летала всеми видами транспорта, включая бронетранспортер.
В палату, где находилась Катя, Алексеева вошла спустя четыре недели после разговора с хирургом “Лазерного центра”. Она хорошо помнила его слова о том, что операцию он сделать не успел. Первое, что она увидела на правом боку Кати, — две огромных гематомы, переливавшихся всеми цветами радуги.
Их происхождение можно было объяснить лишь одним: значит, операция все же была.
Кроме того, Галина Владимировна внимательно прочитала выписку из истории болезни. Там рукой хирурга Воробьева написано: после предварительного наркоза, который продолжался пятнадцать минут, у Кати остановилось сердце; через пять минут сердечная деятельность была восстановлена, и Катя была подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Она начала дышать самостоятельно, однако ее дыхание не совпадало с ритмом аппарата ИВЛ, поэтому через пятнадцать минут аппарат отключили. И приблизительно семь часов она дышала сама. А потом начались судороги.
Реаниматологи знают, что мозг, перенесший кислородное голодание, находится в повышенной готовности к судорожному ответу. А любой судорожный припадок в подобной ситуации отбрасывает далеко назад возможность восстановления функций нервной системы, постоянно вызывая ухудшение притока кислорода к мозгу. Это способствует отеку мозга, что, в свою очередь, вызывает судорожный синдром. Возникает порочный круг. Именно это и случилось с Катей.
Но главной профессиональной ошибкой самарских умельцев все, кто консультировал Екатерину Сумину, включая Галину Владимировну Алексееву, считают преждевременное отключение от аппарата искусственной вентиляции легких. Это азы реаниматологии. О том, что это недопустимо, знают даже студенты. И получается, что катастрофа произошла именно в первые минуты после остановки дыхания. Если бы ее не отключили от аппарата ИВЛ, она, возможно, через несколько часов пришла бы в себя и ушла домой на собственных ногах.
Между тем легкое головокружение от неприятностей с Катей Суминой в ООО “Лазерный центр” прошло буквально через несколько дней.
Эти несколько дней из “Лазерного центра” в реанимационное отделение медицинского института, где лежала Катя, привозили все необходимые лекарства. Но приступ великодушия у специалистов по красоте быстро прошел. Сергей между тем купил противопролежневый матрас, звонил врачам, искал лекарства. В один прекрасный день в “Лазерном центре” сказали: наши учредители не считают возможным помогать Кате.
Сергей купил шесть билетов на самолет, и Катю перевезли в Москву.
Здесь нашлось единственное медицинское учреждение, где согласились принять Катю. Пребывание в клинике вместе с мамой, которая неотлучно находится с дочерью, стоит чрезвычайно дорого.
Платит за все Сергей.
Теперь жизнь Кати находится в его руках.
В России нет ни одной клиники для таких больных. Попытка возвращения человека из небытия может длиться годы. Лечение таких больных — адский труд, не только физический, но и моральный. Устают даже родные. Это понятно: когда изо дня в день ты находишься рядом с человеком, который тебя не видит, не слышит, не отвечает... А выбора на сегодняшний день нет: или коммерческая клиника, или обыкновенная квартира без всяких условий для ухода за такими тяжелыми больными.
В начале октября он летал в Австрию, к специалисту по неврологической реанимации профессору Эриху Шмутцхарду, который работает в университетской клинике Инсбрука.
Доктор Шмутцхард посмотрел выписки из истории болезни, сделанные в Москве, и подтвердил диагноз российских коллег: у Кати — тотальное поражение мозга. Только, в отличие от них, австрийский врач был более категоричен. Он считает, что сознание к Кате не вернется уже никогда.
А что же ООО “Лазерный центр”?
Там приняли все меры для того, чтобы как можно скорей забыть о Кате Суминой. Судя по всему, мастера перевоплощения переписали ее медицинскую карту, потому что даже невооруженным глазом видно: в нужном месте, там, где говорится об отключении от аппарата ИВЛ, вписано, что больной постоянно подавали увлажненный кислород.
У нас нет традиции наказывать врачей за ошибки. Считается, что раз врач всего лишь ошибся, его нельзя обвинять — ошибаются все.
Да, отсутствие злого умысла отличает врача-непрофессионала от преступника. Но последствия ошибки от этого не становятся меньше. Тем более если будет доказано, что у врача был выбор и он поступил неправильно, то есть ему нельзя доверять.
Следственный отдел Ленинского РОВД Самары возбудил уголовное дело в отношении врачей ООО “Лазерный центр”. Дело ведет Светлана Валентиновна Макарова. Но практика показывает, что у врачей находится много покровителей. А кто же будет защищать интересы Екатерины Суминой? По вине врачей “Лазерного центра” она с 29 июля в коме. Именно после их оперативного вмешательства у Кати развился тяжелый тотальный отек мозга.
Врачи самоуверенно полагают, что филькина грамота, подписанная Катиной рукой, спасет их от всех несчастий. Вот что в этой грамоте значится: “Я, Сумина Екатерина Вячеславовна, уполномачиваю врача (вместо фамилии — прочерк) выполнить мне операцию, липосакцию живота и поясничной области (выделенные слова вписаны другой рукой — О.Б.). Содержание и результат операции, возможные опасности и осложнения, а также возможный альтернативный метод мне полностью объяснены врачом и я их полностью поняла. Подпись: Екатерина Сумина”. А подписи врача нет, как нет никакой печати.
То есть это не документ, а просто кусок бумаги.
И не только потому, что там нет подписи и фамилии врача, а потому, что из вышеприведенного словоблудия следует всего лишь то, что Кате дали подписать набор слов. А что ей на самом деле объяснили и понимала ли она, какому риску подвергает свою жизнь, — никто не знает. Потому что в противном случае весь риск и все возможные последствия были бы описаны в документе. Которого не существует.
Очевидно, директор ООО “Лазерный центр” Николай Александрович Лисов прекрасно понимает, что я имею в виду. Но центр не закрыт, там продолжают делать операции, и все новые и новые пациенты заключают договоры сами с собой. А про то, что случилось с Екатериной Суминой, прекрасное лицо которой украшает рекламные щиты по всей Самаре, — про это никто не знает.
Зачем?
Медицина так беззащитна. Ведь у Кати есть родители и Сергей, а что есть у “Лазерного центра”? Золотые руки врачей и немного бумаги с портретами американских президентов... Счет почему-то всегда легче разобрать, чем рецепт.
Прошу считать эту публикацию обращением в Генеральную прокуратуру РФ. Екатерина Сумина девяносто дней в коме. Я думаю, пора...
