Моя статья ничего не изменит. Андрей убит, и мне его не воскресить. Но остались живые — и вот о них мне предстоит рассказать. О жизни после смерти, о смерти посреди жизни — вот я о чем.
За все время нашего невольного знакомства Лиля Григорьевна Бучкина улыбнулась всего один раз. Когда рассказывала, как ее сын, будучи совсем маленьким, догадался, как удрать из детского манежа. Человек, который еще не умел ходить, сообразил, что если как следует ухватиться за ячейки сетки, встать на цыпочки и лечь на живот, можно выбраться наружу — и на четвереньках пулей вперед. Когда он однажды, не глядя под ноги, отважно шагнул со стола, воспитательница в яслях сказала Лиле Григорьевне: “Ваш ребенок не будет знать края”. Она это запомнила. Дело было в Германии, поскольку отец Андрея, геолог Алексей Петрович Бучкин, после войны работал на сверхсекретном загранобъекте, где находилось урановое месторождение.
Потом семья вернулась в Москву, Андрей пошел учиться в физико-математическую школу, а с восьмого класса стал ходить еще в школу юного востоковеда. Дело в том, что к этому времени его отец несколько лет проработал в Индонезии. Для его сверстников Восток был страной из сказок Шахерезады, а у него в этой сказке жил и работал отец. После школы он поступил в Институт стран Азии и Африки. Основной язык — корейский, японский он знал, но не любил, а на английском говорил свободно. После института уехал на годовую стажировку в Пхеньянский университет. Потом пошел работать в Институт востоковедения АН и там защитил кандидатскую диссертацию по Южной Корее, которая в то время считалась экономическим чудом. Постоянно ездил на научные конференции: в Северную Корею, в Китай, в Японию, Францию и даже на Гавайи. Позже, когда финансирование командировок для многих востоковедов превратилось в неразрешимую проблему, Андрей Бучкин остался для загадочного Востока желанным гостем: его прибытие на любую конференцию всегда оплачивала приглашающая сторона.
Из ИВАНа Андрей перешел на работу в Институт мировой экономики и международных отношений. Там он стал сотрудником отдела экономических проблем Тихоокеанского региона, продолжал много ездить и продолжал всем сердцем любить Корею. Иероглиф судьбы: говорят, в ту пору в Корее не было преступности...
А потом случилось ЧП.
Во Франции во время доклада он позволил себе неосторожное выражение в адрес Ким Чен Ира. Делегация Северной Кореи встала и покинула зал. К Андрею бросились журналисты, за ними — сотрудники оргкомитета конференции, произошла потасовка с журналистами. Андрея попросили извиниться.
Он ограничился тем, что убрал взрывоопасные фрагменты из текста доклада, который готовился к печати.
Потом в Институт мировой экономики приехали сотрудники корейского посольства. Андрей приготовился к увольнению, однако его не уволили, но в Корее он был объявлен персоной нон грата. С одной стороны, персона оказалась с характером, а с другой — приятно, должно быть, чувствовать себя специалистом такого класса, что даже в “нонгрантном” состоянии начальство с ним расстаться не захотело.
А потом началась перестройка, и работа в институте постепенно пошла на убыль. Меня не перестает удивлять, что первым делом страна стала избавляться от специалистов. Это только кажется, что настоящие знатоки своего дела могут найти себе применение при любом режиме. Специалист — существо хрупкое. Даже в блокадном Ленинграде люди работали, пока могли передвигаться. Не было ни еды, ни денег, чтобы ее купить, но люди знали, что они нужны. А тут стало понятно, что требуются совсем другие “специалисты”.
Думаю, Андрей Бучкин был человеком незаурядным. Переполненный Востоком, он полюбил его, выучил язык — я имею в виду не лингвистику, а духовный строй, — и Восток стал делиться с ним своими тайнами. Вначале это была политика, экономика, а потом наступило совсем новое время. Неоднократно бывая на Бали, он проникся духом островитян, которые все, от мала до велика, занимаются каким-нибудь художественным ремеслом. Одним из первых в России Бучкин стал профессионально заниматься торговлей плетеной мебелью. Когда он в 1994 году ушел из института, его еще долго звали назад.
Похоже, он был устроен так, что делать мог только то, что ему очень нравилось. Все его коллеги говорили о легкости, с которой он входил в новую тему, будь то корейское экономическое чудо или плетение из ротанга. Ява, Суматра, Бали, Малайзия — он без устали искал новые фабрики, мгновенно находил общий язык с резчиками, с мастерами по плетению и их хозяевами, все его знали и — что редко — все ему доверяли. Голландец Франц, женатый на индонезийке и давно обосновавшийся в Индонезии, из год в год доверял Андрею мебель без предоплаты, и Андрей никогда его не подводил.
Похоже, он не жалел о том времени, когда читал лекции в знаменитом американском университете имени Джона Хопкинса, писал монографию о Корее и выступал с докладами на научных конференциях. Летал по белу свету, катался на горных лыжах, слушал хорошую музыку, встречался с друзьями, был завсегдатаем бассейна и пользовался большим успехом у женщин. Ничего удивительного: высокий, голубоглазый, огнеопасный красавец. Машину, говорят, водил как бог.
Девятого июня в восемь часов вечера он должен был забрать маму из санатория в Подлипках. Но он не только не приехал — он даже не позвонил. Странная тревога овладела Лилей Григорьевной с утра. Она пробовала звонить сыну на мобильный, но телефон не отвечал.
К вечеру пошел проливной дождь. Она простояла у ворот до двенадцати часов ночи и, вернувшись, сказала подруге: “С Андреем случилось что-то плохое”. Днем она звонила Вале, невесте Андрея, и та сказала, что на семь часов утра у него назначена деловая встреча с покупателями из Твери. Место встречи — на выезде из Москвы. Скорей всего он собирался отвезти их на склад в Валуево в нескольких километрах от кольцевой дороги.
В Москву Лиля Григорьевна приехала только десятого утром. Она сразу поехала к сыну домой. В квартире все было как обычно. Она взяла кота и поехала к себе. Потом они с Валей пошли в 60-е отделение милиции.
Дежурный отправил их к оперуполномоченному Сергею Владимировичу Бегуну. Бегун сказал: человек загулял. Второй день — это еще не время беспокоиться. Ему стали объяснять, что Андрей не мог просто взять и не приехать за матерью, которой семьдесят шесть лет. Если бы возникли неотложные дела, он бы прислал в Подлипки кого-нибудь из друзей. Но прежде всего он бы позвонил, и не один раз. Телефон-то не отвечает. Но включен...
Валя уже на повышенных тонах стала просить, чтобы приняли заявление об исчезновении Андрея. Бегун сказал, что без его фотографии это сделать невозможно.
Пошли к Андрею домой. В ящике письменного стола лежали пятьдесят тысяч рублей, часы и кольцо, которое он всегда носил на левой руке. Видно, проспал и не успел надеть. А еще среди бумаг обнаружили договор с туристической фирмой на поездку в Испанию. Срок отъезда 12 июня, то есть послезавтра. Выходит, даже если Андрей, как считал Бегун, загулял, приближался час отъезда — где он? Где его машина?
11 июня Бегун попросил Лилю Григорьевну прийти на квартиру Андрея. Он зафиксировал, что ничего не пропало, и был таков.
12 июня Лиля Григорьевна снова пошла в милицию, где наконец решили составить ориентировку по поискам Андрея. Шли четвертые сутки с момента его исчезновения. Уже обзвонили московские больницы и морги — там похожих на Андрея людей не оказалось. Впоследствии, ссылаясь на это героическое деяние, начальник милиции скажет Лиле Григорьевне, что 60-е отделение сделало все, что было в его силах.
13 июня Лиля Григорьевна опять пошла к Бегуну...
14 июня она решила снова наведаться на квартиру Андрея. И в два часа она с сыном своей подруги приехала в Гагаринский переулок, поднялась на этаж и вставила ключ в замок. Ручка двери неожиданно подалась. А во второй замок ключ не вошел. В квартире кто-то был и заперся изнутри. Мать тут же позвонила в милицию.
Они отпрянули от двери. Лиля Григорьевна до конца дней будет помнить, как ручка двери медленно повернулась, и из квартиры вышли люди. Двое молодых мужчин и женщина. Она бросилась вперед — “Андрей!” — и получила удар кулаком в челюсть. Молодой человек, который сопровождал Лилю Григорьевну, закрыл ее собой. Мгновение спустя двое оказались в лифте, а третий, молодой мужчина, замешкался у двери, потому что Лиля Григорьевна стала кричать: “Где Андрей?!”
Он ответил: “А я откуда знаю, мы сняли у него квартиру на неделю”. После чего тоже вбежал в лифт — и троица беспрепятственно спустилась вниз и вышла на улицу. Как выяснилось, незнакомцы, оказавшись на улице, тут же встали в очередь возле овощного ларька, который находится в нескольких шагах от подъезда. Продавщица сказала, что, увидев подъехавшую милицейскую машину, молодые люди не торопясь покинули очередь и скрылись из виду.
Милиция приехала спустя пятнадцать минут после звонка.
Вслед за милицейским нарядом прибыл заместитель начальника 60-го о/м Исаев: ах, как жалко, что упустили! Вот не повезло! И стал ругать оперов, что сильно натоптали в квартире.
Что же обнаружили в квартире?
Во-первых, остатки еды и пустые бутылки из-под спиртного. Стало ясно, что незваные гости находились в квартире не один день. И во-вторых, исчезли вещи: видеокамера, сканер, принтер, старенький факс, костюм, пара новой обуви и документы на квартиру, а также свежие деловые документы. Старые остались на месте. На полу в кухне лежали свернутые в рулон большие полиэтиленовые мешки и еще дешевенькое золотое колечко с биркой магазина.
Посмотрели, описали, что было, что пропало, и ушли.
О том, чтобы оставить в квартире засаду, речи не было. Как не было речи о том, что стоит сменить замок в квартире.
В ночь с 15 на 16 июня Лиля Григорьевна решила там переночевать. Она надеялась, что позвонят и попросят выкуп. В двенадцатом часу вечера кто-то попытался открыть дверь снаружи. Дверь была закрыта изнутри на засов. Лиля Григорьевна тут же позвонила в милицию. Ей посоветовали посмотреть в глазок и сообщить, как одеты желающие попасть в квартиру люди.
И несколько слов о телефоне.
Ни для кого не секрет, что при желании с помощью мобильного телефона можно установить круг лиц, интересующих следствие. Кто звонил, кому и когда — все это можно выяснить очень быстро. Правда, при одном условии: если это кому-нибудь нужно.
Телефон исчезнувшего Андрея Бучкина работал еще четыре дня.
Распечатка с телефонами, с которых и на которые звонили в это время, передали сотруднице УВД “Хамовники” Светлане Юрьевне Крыловой.
Вы не поверите: она позвонила по всем этим телефонам, представилась по всей форме и попросила Андрея. И везде ей ответили, что такого человека они не знают. Даже если бы преступники дали ей за помощь мешок денег, лучше справиться с их просьбой она бы не смогла.
Дело об исчезновении Бучкина так и не возбудили, завели только дело о краже. Одного из посетителей квартиры сына Лиля Григорьевна запомнила и смогла описать. На составление фоторобота ушло почти три недели: оказывается, в лаборатории на Новобасманной работают всего два эксперта. Оперативники из 60-го о/м так старались найти непрошеных гостей, что в первый раз для составления фоторобота Лилю Григорьевну пригласили лишь через неделю после налета на квартиру сына. Но эксперта не было. А куда спешить-то? Фоторобот составили через три недели.
Между тем 19 июня в Москве была убита молодая женщина, приехавшая из Тулы на заработки. Труп симпатичной исполнительницы восточных танцев, которые очень нравились посетителям экзотических ресторанов столицы, обнаружили в квартире, которую женщина недавно купила. Вскоре сотрудники МУРа и уголовного розыска Южного округа Москвы вышли на предполагаемого убийцу. В Костроме, куда подозреваемый выехал тотчас после убийства танцовщицы, милиции пришлось потрудиться. Квартиру взяли штурмом, а ее хозяин успел проглотить изрядную порцию сильнодействующих таблеток.
Когда врачи вернули его к жизни, выяснилось, что человек, за которым столичным сыщикам пришлось так далеко ехать, уроженец Украины и с 15 лет находится там в розыске. В 1999 году он обзавелся поддельным паспортом на имя своего двоюродного брата Сергея Жеребцова. Под именем Жеребцова этот человек в 2000 году был осужден за хранение героина, в тюрьме женился и спустя девять месяцев вышел на свободу.
Через три года он был объявлен в федеральный розыск, так как перестал являться на следственные мероприятия, которые проводились в связи с грабежом, учиненным в сентябре 2003 года на Таганке.
Подлинное имя этого человека — Константин Владимирович Теницкий, 1981 года рождения. На Теницкого оперативники вышли через его подельника, Дмитрия Прохорова. При обыске в носке у Прохорова были обнаружены документы на машину пропавшего Андрея Бучкина.
Теницкий рассказал, что они нашли телефон Андрея по Интернету. Дескать, бродили по Сети, и им приглянулся сайт, в котором рассказывалось о торговле плетеной мебелью. Позвонили по указанному там телефону, договорились о встрече. Андрей Бучкин, чей мобильный телефон был указан на сайте, ничего подозрительного в разговоре по телефону, который состоялся 8 июня вечером, не почувствовал. “Покупатель” сообщил, что он с товарищем приехал на большегрузной машине из Твери, встречу назначили на 7 часов утра на последней автобусной остановке на Киевском шоссе перед кольцевой.
Первым в машину Андрея сел Теницкий, позже к ним присоединился Прохоров.
Прохоров — бывший милиционер, Теницкий — кандидат в мастера по боксу.
По их словам, как только Андрей открыл склад, они сбили его с ног, избили, бросили в багажник его машины и привезли в лес. Там они сказали, что им нужны деньги. Он ответил, что все его деньги — в товаре. Что на самом деле сказал им Андрей, теперь не узнать. Известно только, что бандиты его задушили и уехали, а через два дня вернулись и закопали тело. Вскоре они появились в его квартире с проституткой. Остальное вы знаете.
Итак, сейчас Прохоров и Теницкий обвиняются в двух убийствах, грабежах и разбое.
9 июня был убит Андрей Бучкин.
19 июня убита танцовщица Юлия Ильинская.
23 июня совершено разбойное нападение на фирму по трудоустройству на улице Академика Королева.
А еще Прохоров признался в убийстве своего друга Алексея Франтова, труп которого, по показаниям Прохорова, был обнаружен в канализационном коллекторе в Строгине.
Однако убийства Ильинской и разбоя могло не быть, если бы сотрудники 60-го о/м и УВД “Хамовники” сделали все, чего от них требовали долг.
Начальник 60-го о/м милиции может до потери сознания бить себя в грудь и твердить, что они сделали все что положено — но положено ведь совсем другое. Если бы невеста Андрея не начала кричать, никто и пальцем бы не пошевелил: удобно было думать, что Андрей кутит и забыл обо все на свете, в том числе о матери и о том, что 12 июня он собирался лететь в Испанию.
Всем, кроме людей в форме, уже было понятно, что с Андреем что-то случилось. Почему в квартире не было засады? На всех не напасешься? А много ли в Москве ежедневно бывает заявлений такого рода, с каким пришла мать Бучкина? Заранее знаю, что ответят: много. Но все же сколько именно? Сто? Пятьсот?
Скажете, людей в милиции не хватает? Да какое ж нам дело до этого набившего оскомину нытья: людей не хватает, денег не хватает, машин не хватает... Какое отделение милиции в Москве ни возьми — у крыльца стоят одни иномарки. Деньги? Люди? Ну, штрафуйте за напрасно выставленную засаду. Ну, возьмите с меня и с других работающих граждан лишние сто рублей налога, возьмите больше, только не отвечайте, что все в порядке, когда ясно, что не в порядке!
Уму непостижимо, что милиционер, вместо того чтобы выехать по адресам, установленным с помощью работавшего телефона Андрея Бучкина, стал звонить и, выходит, предупреждать возможных сообщников убийц. Это что, тоже положено?
Когда мать Андрея подняла всех на ноги, когда она написала десяток жалоб, наконец возбудили дело о его исчезновении. Но из Москвы это несчастное дело отправили в Видное — там находится склад, где его в последний раз видели. А в Видном оно неделю валялось в канцелярии, потому что лето и отпуска. Так положено?
Перестаньте врать! Не хотите нас защищать — так и скажите: хоть будем знать, что каждый должен надеяться сам на себя. Мы вас кормим, поим, на наши деньги вы покупаете себе — нет, не “Жигули”, а иномарки, а вы все ноете: “нету, не хватает, не можем...” Вытереть вам нос, господа офицеры?
Значит, все идет своим чередом?
Убийцы в тюрьме, они признались. Потом могут отказаться. Время есть. Остальное спишем за счет победителей?
Сегодня, когда я пишу эти строчки, мать Андрея Бучкина отвезли в больницу. Она не может уснуть. Лекарства? Накануне я была у нее, и, когда я закрыла тетрадку, она сказала: “Я тоже умерла”.
А в остальном все по-прежнему.
