Наука превращений

Я поехала в Ленинград, чтобы получить разрешение на работу с архивом Анны и Петра Готфридовича Ганзено. Тех самых, что в прошлом веке перевели на русский язык лучшие сказки Андерсена. Их переводы не смог превзойти никто. В поезде разговорилась с попутчиками, семейной парой средних лет. Дорожная беседа затянулась за полночь, я рассказала о цели своей поездки и, между прочим, обронила: думаю, они очень любили друг друга, иначе не было бы у нас таких волшебных переводов. Потому что в них кроме великолепного владения языком есть еще некая эксклюзивная, как бы сказали сегодня, специя. Нота возвышенной согласованности. Да, вот именно так я и сказала.

— Вы еще очень молоды, — сказала мне сидевшая напротив женщина и положила ладонь на руку мужа.
— Этот недостаток рано или поздно пройдет, а заблуждение может остаться, — сказал муж.

И мы дружно рассмеялись. Оказалось, мои спутники едут в Петергоф навестить пожилую родственницу. Мы обменялись телефонами. Спустя несколько дней мы столкнулись в Летнем саду. Причем сначала я обратила внимание на оживленно беседующих людей, которые несут, ухватившись за ручки, какое-то старое креслице, а уж потом, приглядевшись, узнала дорожных попутчиков.

Возможно, я бы и забыла о случайном знакомстве, однако запомнилось кресло. Его невозможно было представить в нашей квартире. Это была часть какой-то незнакомой жизни. Я вернулась в Москву и позвонила.

Валентина Валерьевна и Михаил Антонович жили в старом доме на Серпуховском Валу. Какие-то угловые шкафчики, скамейки, обеденный стол, у которого вместо ножек были четыре сложивших крылья лебедя…

— Да ведь у них глаза блестят!
— Миша, расскажи, как ты им очи открыл.

…Валентина Валерьевна первым браком была замужем за одноклассником. Первая любовь любила выпить, но юная жена думала, что это пройдет. Когда родился сын, муж было взялся за ум, но вскоре все встало на прежние места: она работала, а после работы как угорелая неслась домой, чтобы пожилая мама могла перевести дух; ребенок рос, а его папа каждый вечер напивался, и очень скоро Валя с сыном стали ночевать на работе. Еще хорошо, что разрешали – ведь и не разрешить было нельзя, убил бы их любящий муж и отец.

И только когда сын от такого «счастья» начал заикаться, она решилась на развод. Пришлось подать в суд на принудительный обмен квартиры. Она согласилась на первое предложение. Так они с ребенком и оказались в огромной коммуналке. И Валя, чтобы кое-как свести концы с концами, стала помогать по хозяйству старикам, которые занимали две большие комнаты.

Старики коллекционировали старинный фарфор и мебель, чужих в дом не пускали, и время от времени их навещал один-единственный человек, художник-реставратор, которого они называли Тиша. За смиренный нрав и тихий голос. К тридцати пяти годам Тиша был холост, женщин сторонился, но женскую красоту ценил и толк в ней знал как художник.

Валя приглянулась ему с первой встречи, но она не обращала на него внимания, а подойти к ней он не решался. И однажды соседка сказала ей:

– Валя, выходи замуж за Тишу. Он по тебе давно сохнет!
– Дак ведь я его не люблю, – удивилась Валя.
– И не надо, – ответила мудрая старушка. – Для замужества требуется другое.
– Да как же это?
– А очень просто. Нужно, чтобы ключик подошел к замочку. А любовь – потом про нее поговорим. Ключик у него есть, и не какой-нибудь – золотой, а твой замок уже заржавел, вот и думай.

Думала она долго, целый год. А когда он пришел свататься и подарил шкатулку с перламутровой птичкой на крышке, она посадила его рядом с собой на диван, поглядела в глаза и, закусив губу, выговорила: «Я вас не люблю, но женой буду верной. И постираю, и приготовлю, если обижать меня не будете – я согласна».
Так они и поженились.

Первое время Михаил Антонович был ни жив ни мертв, боялся, что жена от него уйдет, а еще больше боялся, что она себя силой ко всему приневолила.

Придет он с работы, поужинает, похвалит, что приготовила, – и втроем гулять. Иногда в кино, иногда просто по незнакомым улицам в окна заглядывать. Чудно было: впереди Миша с ее сыном, а чуть поодаль – она. Миша интересно рассказывал про названия улиц, про старую Москву, но иногда она не слушала, только бы ребенок прыгал рядом. Все остальное не имело никакого значения. За это можно было и потерпеть.

Однажды нагрянул первый муж. Миша с сыном чинили табуретку. Так он и пошел дверь открывать – с молотком в руке. Послышалась забытая брань и тихий голос Миши. А потом сын вышел в коридор, взял его за руку и громко сказал: «Папа, пусть этот дядя уйдет».

И чтобы как-то отблагодарить мужа за этот чудом созданный мир, она попросила его рассказать про все эти ампиры и барокко, про красное дерево, карельскую березу и лак, который не блестит, а придает глубину и бархатистость. Он научил ее разбираться в стихах, водил в музеи, они вместе рассматривали альбомы, а в альбомах – гнутые ножки и высокие спинки.

Валя целый год копила деньги и на пятидесятилетие подарила мужу старый резной сундук, за которым пришлось ехать в Ярославль к вдове умершего коллекционера. Пришли гости, было очень весело, и пышки удались, и всех сразил десерт –самодельное мороженое со свежей земляникой. Вот в тот день она впервые и сказала ему заветные слова, какие говорят, стоя под венцом.

А тогда, в Ленинграде, они купили настоящее голландское кресло восемнадцатого века, и углядела его Валя. Хоть оно и детское, да зато из черного дуба. Жаль, своих детей бог им не дал. Зато сын вырос и почему-то стал похож на Мишу.

Никто не объясняет нам, что такое супружество. Раньше об «этом» вообще не заикались, разве что проведут со школьной экскурсией по Третьяковке мимо картины «Неравный брак». Потом самые отчаянные взялись за факультативную общеобразовательную программу полового воспитания подростков. Внедрили. И поскольку в нашей стране эта тема считалась неприкосновенной, внедряльщики мало чем отличались от тех, кого им предстояло просвещать.

Вскоре программа приказала долго жить. На смену пионерам полового просвещения подоспели прожекторы перестройки. Прожекторами были люди, которые с понятным удовольствием впились в запретный плод, и вот уже на экранах наших телевизоров обнаружились очередные просветители.

Они ловко шныряли по койкам сначала знаменитых людей, потом простых смертных. И что любопытно: койки простых смертных заинтересовали зрителей едва ли не больше, чем спальни звезд. Если вдуматься, объясняется это многолетним общенародным воздержанием. Но как бы то ни было, даже и научив честной народ бесстрашно разговаривать вслух о прокладках, никто и на треть шага не приблизился к самому главному.

И о том, что же это на самом деле, супружество или семейная жизнь, кому какое название больше нравится, всякий узнает только из собственного опыта. А если опыт не удался, только годы спустя человек вдруг начинает понимать (а бывает, и нет), что находился в плену поддельной лирики, городского романса, некоего обобщенного псевдоопыта того, как все должно быть. В плену выставочного экспоната «типичный образец счастливой семьи в масштабе 1:43».

Когда человек наконец начинает понимать, что совместная жизнь не может крепиться только на остриях стрел, выпущенных из золотого лука Амура, у него, как правило, уже есть воспоминания расставания и разрушения. И лишь самые пытливые в конце концов находят под линялыми обоями потайную дверцу. И если достанет храбрости, вступают туда, где все другое. И там наконец узнается, что же на самом деле соединяет нас, таких разных, веселых и грустных, расторопных и медлительных, холодных и горячих…

В один прекрасный день хороший сын благородных родителей женился на девушке, которая очень нравилась его матери. Тут бы впору растянуть рот в кривой ухмылке – мол, маменькин сынок, знаем, что это такое. Я сразу скажу: не знаем. Это был редкий случай внутренней гармонии. Обычно за такой союз принимают привычное подчинение ребенка властной мамаше.

Здесь же имел место союз сердец, хоть и неприлично произносить вслух такие слова. И ничего дурного в том, что сын принял за свое собственное отношение матери, не было. Вот только вскоре выяснилось, что жить вместе муж и жена не могут. Как снаружи все идеально совпадало, так внутренне не совпадало ничего. В конце концов после супружеских ласк муж начал по-крываться аллергической сыпью. И тогда умный старый доктор сказал ему: беги, парень, без оглядки. Не твоя это жена.

Он и во второй раз женился на женщине, которая больше нравилась маме, чем ему. Развалился и этот брак. Просто когда рассеялся туман первого года совместной жизни, обнажились наспех сколоченные декорации придуманного союза.

Так и получилось, что бабушка с дедушкой возились с внуками от двух браков, а сын с головой погрузился в работу, благо врачу всегда есть чему учиться. И вот уже умерла мать, и младшей дочери исполнилось десять лет, когда он обратил внимание на старую знакомую. Вначале все посмеивались над ним: что ж ты, не видишь, как она по тебе сохнет? Он видел, но его это не трогало. Потом нашлась другая тема, и анекдот забылся, а она продолжала глядеть ему вслед и собирать фотографии с дружеских пирушек, где было видно, какой он красивый, чудесный и замечательный.

Ему пошел пятый десяток, когда он махнул рукой на сладкие мечты и женился на этой женщине. Конечно, она не была ему противна, и аллергии у него тоже не было, да и вообще это была очень симпатичная женщина, но влюблен в нее он не был, о чем честно и сказал, чтобы не вводить хорошего человека в заблуждение.

Почему она согласилась – ее тайна, тут одними словами не обойтись, а раз так, нечего и разговор заводить. Тем не менее первое время он старался не приходить домой раньше десяти часов вечера. Ждал, когда она начнет его попрекать. Не начала. Все выходные и праздники он проводил с детьми – ждал, что ей это надоест. Не дождался, она его за это превозносила до небес, а оно того и стоило, чего уж.

Несколько лет он один уезжал отдыхать. Как раз в это время у нее находились неотложные дела: то кухню нужно освежить, то в прихожей шкаф переделать, а еще на даче самый сезон. Правда, интрижек он на стороне никогда не заводил – ему это просто в голову не приходило. Но время от времени его охватывало раздражение. Что ж она, святая, что ли? Все будет терпеть? А зачем? Сколько раз могла устроить свою жизнь – всем отказала. Ну вот пусть теперь с собой и разбирается.

Но в том-то и дело, что с собой она разобралась давным-давно. И это только сказка быстро сказывается, а в их жизни кроме таких взрывов и несовпадений было и другое. Ему, например, очень нравилось наблюдать за ней, когда она смотрела любимые фильмы. Ему нравилось, как она двигалась, и вообще ее движения приводили его в состояние умиротворения.

Раз она стоит у плиты и помешивает ложкой в кастрюле – значит, все хорошо. Еще ему нравилось смотреть, как она гладит. Сожмет губы и старается попасть кончиком утюга в какой-нибудь кармашек. Он знал, что она мечтает о собаке. Однажды, поддавшись внезапному порыву, он подобрал на улице нелепую дворнягу и привел домой. Жена от радости даже сказать ничего не успела. Отмыла, покормила, вызвала ветеринара.

Вообще-то собака его раздражала, но вот жена, которая возилась с ней, вдруг ужасно ему понравилась. Он подглядывал за ней по-мальчишески, как подростки стараются не подать виду, что не могут оторваться от профиля курносой одноклассницы. И однажды он осознал, что дорожит этой женщиной. Называлось ли это любовью или другим словом, он себя не спрашивал. Но в конце концов слова – это всего лишь попытка объясниться. Не больше, чем попытка.
         
Да ведь и не может быть, чтобы нас могла притягивать друг к другу одна лишь физика. Кроме физики еще химия – наука превращений, о которых, говорят, мы мало что знаем. И еще: для того чтобы по-строить дом, кроме толстых бревен и здоровенных гвоздей с большими шляпками нужно много маленьких гвоздиков. Этими гвоздиками прикрепляются разные необходимые вещи: порывы, намерения, обещания, надежды, а кроме того, тазики, сковородки, фотографии и тулупы на случай непредвиденных холодов.

И бывает, что большой гвоздь выпал, провалился, а дом как стоял, так и стоит.

И будет стоять. Потому что наука превращений не зависит от нашего усердия. Выучили мы правило или нет – превращения идут своим чередом. Восторг переходит в привычку, легкое раздражение – в тяжелый недуг, непонимание – в неприятие. А доброжелательное внимание к человеку, который волею судеб оказался рядом, может преобразиться… Да нет, вы же не ждете, что я скажу, во что. Ведь главное – что преобразиться может, и непременно так и будет. Просто надо знать счет своим богатствам.

А может, кстати, и хорошо, что нам не объясняют в школе, что такое семейная жизнь. Вон что сделали с «Евгением Онегиным», великим романом о любви. Так кто же там в малиновом берете с послом испанским говорит?

 

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру