Дождь шел весь день с небольшими перерывами. Заместителя командира 55-й дивизии внутренних войск по работе с личным составом полковника Рачило это радовало. “Самая футбольная погода, — повторял он. — Чем сильнее дождь, тем меньше желающих подраться”.
Софринская бригада ВВ защищала дальние рубежы — она прикрывала третье кольцо охраны. В войсковых цепочках, тянувшихся от выхода из метро до входа на стадион, стояли бойцы ОДОНа. Второй рубеж обороны тянулся по периметру Лужников. Там работал ОМОН и два милицейских полка ГУВД. Первый рубеж находился в чаше Большой спортивной арены. Его охраняли оперативники УБОП, ФСО и ФСБ.
Самыми заметными были именно они. В четыре часа дня я вышла из метро “Спортивная” и тут же увидела человек двадцать мужчин разного возраста, одетых в одинаковые спортивные костюмы “Адидас” — черные, с белыми полосками, новенькие, ни разу ранее не надеванные.
Оперативники дожидались коллег и группами уходили на стадион. Некоторые лица показались мне знакомыми. Определенно я встречала их на маршах несогласных и прочих мероприятиях, угрожавших общественному порядку и представлявших по этой причине интерес для прессы.
Узок наш круг. Одни и те же оперативники и журналисты ходят, бедняги, и ходят — и на марши, и на матчи. Журналистам, правда, костюмы не выдают.
“Войскам тоже не выдали, — сказал командир отряда спецназа “Пересвет” полковник ВВ Евгений Вагнер. — Сначала вроде собирались, но потом начальник ГУВД запретил. А мы уж губы раскатали…”
Спецназ стоял в резерве. Шесть групп по пятьдесят бойцов каждая. Первая группа расположилась справа от выхода из метро, укрывшись от посторонних взглядов в трех автобусах. Спецназовцы предназначались для усиления ОМОНа. Если вспыхнет конфликт, резервная группа выскочит из автобусов и разгонит хулиганов.
Сам стадион и все, что вокруг него, было поделено на две симметричные части. Левая — для “Челси”, правая — для “Манчестера”. И там, и здесь в огромном количестве продавались шапки-ушанки и солдатские пилотки со значками спортивных разрядов. Ушанка стоила пятьсот рублей. Пилотка, как ни странно, тысячу.
Ища объяснений причудам ценовой политики, я повертела пилотку в руках и поднесла к носу. Пахла она отвратительно. “Да, запах ужасный, — сразу согласился продавец. — Но он тоже стоит денег”.
Ушанки англичане брали охотно, а пилотки спросом не пользовались. Кроме ушанок покупать было нечего, сидеть негде, и приложить себя не к чему. До матча оставалось несколько часов. Многие болельщики провели бессонную ночь в самолете и аэропорту. Тащиться на Красную площадь им не хотелось, и они жались, как воробьи, друг к другу, пытаясь дремать на ступеньках БСА — под дождем и на ветру.
Штаб по защите Москвы от англичан располагался под трибунами — в зоне “Манчестера”. Возле него клубилось фантастическое количество оперативников в черных спортивных костюмах. В шесть часов вечера им раздали оранжевые жилетки с надписью Stuard и порядковым номером, велели быть на месте за час до начала матча, и они разбрелись кто куда.
Болельщиков под трибуны не пускали — наверно, потому что там было сравнительно тепло, а в коридорах продавались бутерброды и горячий чай из термоса. Цены заоблачные, пластиковый стаканчик чая — 70 рублей.
Напротив буфетного столика, установленного в коридоре, располагалось кафе с таким же ассортиментом. Там чай стоил 40 рублей. Помня про пилотку, я понюхала и тот чай, что за 40, и тот, что за 70, полагая, что у него должен быть невероятно поганый запах. Но нет, оба пахли одинаково.
...Мне удалось побывать в “зоне фанатов “Манчестера”. Она представляла собой большое поле, огороженное высоким забором из сетки. Слева на входе висел портрет Пушкина в красном фанатском шарфе. Справа — портрет другого великого русского человека. Разумеется, тоже в шарфе. Англичане, любовавшиеся портретом, предположили, что это Путин, но охранник на входе сказал, что нет, это Грибоедов.
В “зоне фанатов” была установлена эстрада, цыгане пели на ней свои цыганские песни. Сидеть в “зоне” было фактически негде — там стояло всего несколько лавочек, поэтому изможденные англичане лежали в ушанках прямо на сырых дорожках и дремали в ожидании начала матча, не обращая внимания на громкую музыку. Трудно было представить, что они способны восстать, подраться и нарушить наш общественный порядок.
Но это были самые слабые болельщики. Пенсионеры, инвалиды и женщины с детьми.
Полноценные болельщики начали прибывать в “Лужники” только часам к восьми вечера. Они были изрядно навеселе, шли большими компаниями, голосили речевки, пели и трясли плакатами.
Почему-то никто не курил. Я попыталась выяснить причину у группы болельщиков “Манчестера”. Они сказали, у них идет такая яростная пропаганда против курения, что англичан уже бросает в дрожь от сигарет. Но зато они любят выпить. Особенно пиво.
Последствия этой любви можно было наблюдать у входа на стадион, где стояла одинокая голубая кабинка с большой надписью на двери “15 рублей”. К ней выстроилась скорбная очередь — из болельщиков, которые гуляли в центре, а пока доехали до “Лужников”, им, понятное дело, приспичило.
Интересно, что метров на пятьдесят ближе к метро расположилось целое стадо точно таких же кабинок. Но они находились за турникетами, и их охранял милиционер.
Трое англичан умоляли пропустить их к кабинкам. Дама лет пятидесяти уже просочилась за турникет, но милиционер не соглашался. “Мы дадим вам денег!” — соблазняли болельщики. Они говорили по-английски. Он, видимо, не понимал. Вдруг двери двух заветных кабинок открылись, и оттуда вышли здоровенные омоновцы. “Secret service in Moscow, — иронично заметил один англичанин. — Секретная служба в Москве”.
Омоновцы вразвалочку подошли к милиционеру и, не говоря ни слова, аккуратно вытолкали англичанку наружу.
Мне понравилась уверенность, с которой они действовали. Пускай не в большом, а в малом — но они отстояли Москву.