Соотечественников в России запрограммировали по-разному

В этом убеждена врач Вера Лобанцова, бежавшая в Россию из Таджикистана еще в 1992 году.


Вере Федоровне, врачу-терапевту медсанчасти ТУГА (Таджикского управления гражданской авиации), позвонили друзья и сказали, чтобы после работы (в тот день она дежурила в вечернюю смену) она ни в коем случае не возвращалась домой одна, а ждала машину: “В городе неспокойно”.

Машина приехала уже в глубокие сумерки, и по окольным улочкам они помчались домой. Кругом шатались агрессивные орды молодых людей с цепями и арматурой в руках. Они громили и жгли все подряд, во всю глотку орали, чтобы русские убирались из города, что русские не дают им нормально жить.  

Было очень страшно. Любая искра, любое слово могли спровоцировать кровавый конфликт. Собственно, подобные “вечера” начались в Душанбе еще раньше, в 1990-м. “Но хотелось верить, что нас это не коснется… Коснулось”.  

Кое-как добрались до дома, где муж с ребенком уже паковали чемоданы. И тут она с ужасом услышала: “Надо уезжать…”  

В целях конспирации свет в квартире в тот вечер не включали, периодически названивали то в милицию, то в местное КГБ, спрашивали — как быть и возможна ли охрана? И там и сям отвечали одно и то же: что охрана никак невозможна, операм есть кого охранять — ответственных городских чиновников. И что сидеть сегодняшней ночью нужно тихо, как мыши. Проявлять максимум терпения и… “Свет не включаете? Правильно! На всякий случай задерните окна шторами…”  

Вот и вся “помощь” от силовых структур.  

Так эта семья в августе 1992 года оказалась в России, в городе Иванове, где в предчувствии надвигающейся беды один из братьев мужа заранее купил старый-престарый дом. В случае необходимости в нем можно было жить, не опасаясь, что среди ночи к тебе ворвется разъяренная толпа.  

Такая необходимость, увы, настала. В столице Таджикистана в 1992-м начался полный беспредел, между собой воевали даже отдельные области, началась гражданская война. Что можно было ожидать дальше? Конечно, ничего хорошего. Все четыре семьи (у мужа — три родных брата), в один день бежавшие из Таджикистана, обосновались в городе невест.  

Какая жизнь может быть у русского человека, да еще в изгнании, да еще и в начале 1990-х годов? Сплошное существование. Законный супруг Веры Федоровны в “прошлой жизни” был квалифицированным инженером авиационно-технической базы Таджикского управления гражданской авиации. В те времена его ценили и уважали. На новом месте аэропорт находился в стадии реконструкции (кажется, и до сих пор находится), самолеты не принимал и не выпускал. Все эти годы муж нигде не работал, перебивался случайными заработками, не сумев вписаться в суровую действительность.  

Когда Вера Федоровна итожит то, что прожила, суммируя ужасы и порушенную судьбу, постоянно спрашивает себя: кто виноват? В Москве она каждый день видит гастарбайтеров из Средней Азии, в т. ч. из Таджикистана. По возрасту это как раз те самые парни, которые весной 1992-го гнали из родных домов русскоязычное население. И хотя их жалко, она считает: нищету и прозябание в их странах они сотворили собственными руками.


В начале 90-х годов в Иванове зарплата врача была мизерной, в пересчете на сегодняшний курс — около 2,5 тыс. руб., да и ту платили с огромными задержками.  

Вера Федоровна вспомнила, что умела хорошо шить и вязать, эти навыки ей здорово пригодились в то дикое время. После окончания работы в поликлинике дома усаживалась за швейную машинку. Кроила, шила постельные принадлежности и разные салфетки — то, чем славится текстильный край. Деньги за труды тяжкие были копеечными, но это позволяло хоть как-то перебиваться.  

— На мне было настолько старенькое пальто, — вспоминает Вера Федоровна, — что когда я приходила в областной минздрав на совещание, снимала его еще в коридоре — чтобы никто не видел, какое оно ветхое.  

Еще заметим, что пособия на ребенка в 90-е годы мамам тоже не платили, никто ни разу не поинтересовался — как живут мальчики, будущие защитники Отечества, что им нужно, как их поднимают на ноги родители без зарплаты и пособий. О ребенке государство вспомнило только тогда, когда наступил призывной возраст и сына вызвали в военкомат, чтоб торжественно вручить приписное свидетельство.  

Обычная российская история…  

Как врач Вера Федоровна знает, что подрастающему сынишке в то время обязательно полагались витамины, белок, т.е. мясо. На рынке покупала 7 натуральных лангетов на целую неделю, чтобы на обед сыну были калории. Еще он ел строго по два яблока в день. “Сама похудела страшно, с сыном за стол никогда не садилась, чтоб он не видел, что ест его мама. И только по большим праздникам позволяла себе тоненький, просвечивающийся кусочек дешевой колбасы”.  

При абсолютном хроническом безденежье на первом плане у Веры Федоровны была и оставалась любимая работа. В Иванове за короткий срок от участкового врача-терапевта (таджикская высшая медицинская школа считается очень престижной) она поднялась до заведующей терапевтическим отделением, выросла в профессиональном плане. Еще в советские времена Лобанцова согласилась поучиться на курсах повышения квалификации в Харькове, где освоила направление рефлексотерапии, что позволяло успешней лечить пациентов. В Иванове на полставки подрабатывала и по этой специальности, после чего мчалась домой, к швейной машинке.  

Да она и в Москве, куда перебралась в 2002 году, проявила завидное упорство. Начинала, как нетрудно догадаться, с участкового терапевта в поликлинике, но когда предложили уйти на должность рядового врача другой специальности (потеряв сразу пол-оклада и несколько разрядов по ЕТС, т.к. имела высшую категорию по терапии), не отказалась. “Это нужно поликлинике, пациентам”. И уже в новой ипостаси опять поднялась до должности заведующей отделением — только уже физиотерапии. “Рада помогать пациентам, рада результатам своего труда…” — гордо заявляет Вера Федоровна.


Примерно так же, героически преодолевая трудности, в России живут тысячи других вынужденных переселенцев, которых в начале 90-х годов прошлого столетия судьба-злодейка погнала с национальных окраин. На птичьих правах, в постоянном поиске дешевого жилья и достойной работы.
Россия приняла под свой патронаж всех беженцев. Уже сам факт признания их гражданами страны говорит о многом — о том, например, что они не лишние люди, не обуза для государства. В 2002 году была принята программа помощи беженцам. У этих людей появился реальный шанс получить собственное жилье. Не такое бесплатное, как было при коммунистах, а с доплатой за “лишние” квадратные метры, за штукатурку и шпаклевку. Но это уже свои стены, по которым после 17 лет мытарств по общежитиям и съемным комнатам они просто истосковались.  

Действие программы завершается в 2010 году. И если беженцы упустят свой шанс, вряд ли в их жизни еще подвернется такой счастливый случай. А подобные сомнения, к сожалению, присутствуют. Сравнительно недавно в России стартовала другая программа помощи — уже добровольным переселенцам из-за рубежа. Их проблемы в постоянном фокусе внимания общества, о них часто говорят и пишут.  

Ну, а что же переселенцы первой волны? Чем они хуже нынешних? Разве не заслуживают того, чтобы быть приравненными к ним?  

Кажется, о них начисто забыли, ответственные лица и исполнители тихо дожидаются, когда та федеральная программа завершится.  

Уже три года Вера Федоровна в Иванове, где постоянно прописана вместе с сыном, стоит первым номером в очереди за получением государственного жилищного сертификата. Раньше эта очередь была при УФМС (Управлении Федеральной миграционной службы), все шло открыто и гласно. На коридорных стенах управления висели списки, все видели, кто уже получил жилье, а кто на сколько номеров приблизился к “золотому ключику”.  

Однако впоследствии беженцев с их квартирным вопросом передали в ведение региональных органов власти. Стало хуже — никаких вывешенных списков очередников, никакой информации. Врачу Лобанцовой никто не говорит, почему за три года очередь не продвинулась ни на одного человека и почему она не получает сертификат, хотя и обещали.  

Документы, которые необходимы для получения этой наиважнейшей в жизни бумаги, Вера Федоровна, как и положено по закону, обновляет каждый год: заявление (рапорт) согласно приложению, выписку из домовой книги, копию финансового лицевого счета, справку об отсутствии жилья в собственности — и т.д., и т.п. …  

Каждый год она едет из Москвы, где работает, в Иваново, где прописана, чтобы, отстояв в очередях (поскольку в жилищно-ипотечное управление нужны десятки разных документов), сдать те же самые справки, в которых ровным счетом ничего не меняется.  

Да если бы Вера Федоровна каким-то образом “раскрутилась” на квартиру или приобрела некую недвижимость, разве хлопотала бы сейчас за этот злосчастный сертификат, маялась в очередях?! “Ни один нормальный человек не стал бы ходить по чиновникам! Это, — вздыхает она, — очень и очень унизительная миссия”.  

Маленький пример: “В случае неполного предоставления пакета документов сертификат не выдается”, — подчеркивается в требованиях к просителю. Один из документов — договор найма жилого помещения, зарегистрированного налоговой инспекцией. Т.е. беженец, который оказался в России, должен где-то официально жить, заключив этот самый договор.  

Такой договор Вера Федоровна, а вместе с ней еще тысячи других беженцев, ни с кем и никогда не заключала. О чем речь, если ее семья шесть лет жила в избе брата мужа? Приехали туда, где имелся хоть какой-то угол!  

Потом, когда в доме стало опасно жить и он почти развалился, перебрались в квартиру приятеля — такого же врача, как и она, и тоже без договора. Кто его будет заключать, чтобы платить налоги за сдачу жилья? Тем более что квартиру им предоставил врач, коллега, и денег за нее практически не брал. Еще Лобанцовы жили в общежитиях, при школе, где тоже не было ни регистрации, ни договора найма.
Сказано ведь — беженцы, перекати поле…  

Справку тем не менее требуют, поскольку это не их прихоть, а (тут ивановские чиновники делают суровое лицо и тычут пальцем вверх) правило, заведенное Росстроем.  

Вера Федоровна пробилась на прием к высокому начальству в Росстрое и получила от него письменно (!) другую справку — о том, что не требуют они такой справки, все это фантазии ивановских чиновников.  

“Органы исполнительной власти Ивановской области, — пишется в ответе из Росстроя, — необоснованно требуют с Вас при получении сертификата документ, не входящий в перечень, указанный в пункте 44 Правил, — договор найма жилого помещения, зарегистрированный в налоговой инспекции”.  

И только после такого авторитетного мнения ивановские чиновники малость подуспокоились.


— Удивляет некомпетентность специалистов, — продолжает Вера Федоровна. — Пока я стою во всевозможных очередях, прочитала уйму профильной литературы. Я уже и юрист, и риелтор, и коммунальщик. Но каждый раз при встрече с ними всплывают новые и новые документы, которые необходимо подвезти. Сертификат должна была получить еще в 2007 г. Но сотрудница управления Мякишева Валентина Ивановна просто забыла нас включить в план на 2007 г. “Но, Вера Федоровна, в 2008 году вы его обязательно получите…” — уверяли сотрудники отдела жилищной политики и ипотечного кредитования.  

В 2008 году Вера Федоровна опять ничего не получила. Неожиданно уволилась эта сотрудница, а новая, Назарова Татьяна Константиновна, человек очень приветливый и исполнительный, была “не в курсе”. Вот каким-то образом и выпала из очереди, хотя стояла в ней за №1. Спрашивается, зачем тогда собирать и обновлять документы, подшивать их в толстые папки, если про человека можно просто забыть?  

В апреле 2008 года, после очередной перерегистрации и предоставления массы справок и копий не меняющихся документов, ей было “железно” обещано получение долгожданного сертификата.
Однако в августе того же года выяснилось, что не хватает еще одной справки — из Единого государственного реестрового центра, которую раньше никогда не требовали. Вера Федоровна оставляет больных и отделение и в ночь на понедельник (чтобы уже утром во вторник вернуться в Москву, в поликлинику) едет за новой справкой в Иваново. Порядок такой: еще с ночи занимаешь очередь и заказываешь справку, а через неделю (снова оставив больных и отделение) опять с ночи в очередь за ее получением…  

Все сделала, все сдала. Ну, теперь уже все? “Да, — ответили ей, — не исключено, это даже в нынешнем году, в 4-м квартале!” Пришел октябрь — нет сертификата, ноябрь — нет, в декабре выяснилось, что из-за кризиса кончились деньги и она, как первоочередница, переносится на 2009 год.  

2009 год опять начался с хождения по кабинетам: обновления всего пакета справок (за “экспресс” надо платить по 2 тыс. руб. с каждой). 25 мая привозит необходимые документы и узнает, что шанс получения долгожданного сертификата на 43 кв. метра вместе с сыном у нее велик как никогда. Жилищная комиссия список утвердила, он прошел через все сита и комитеты, дело осталось за малым — департамент строительства должен просто выписать ей эту бумаженцию.  

Впрочем, радоваться было рано. Как выяснилось чуть позже, в департаменте строительства на всякий случай решили проверить — вынужденные они переселенцы или не вынужденные? 17 лет Вера Федоровна ежегодно регистрируется как вынужденная переселенка, но это никого особенно не волнует. Нужны дополнительные справки, а весь фокус в том, что в сфере бумаготворчества у чиновников пару лет назад произошли революционные изменения. Если раньше в скоросшиватель годились копии оригинала, то теперь только оригинал... Нужно до изнеможения бегать по кабинетам, умолять, взывать, заламывать от отчаяния себе руки, чтобы получить копии для других организаций, требующих те же справки.  

Но и этот барьер благополучно преодолен. Уже август 2009 года, сертификат Вера Федоровна ждет со дня на день (до конца года время еще есть, а она в очереди, повторяем, самая первая), но настораживает одно обстоятельство: из города невест ей пришло письмо с просьбой написать заявку на получение сертификата в 2010 году.  

Вера Федоровна тут же стала интересоваться: что, в этом, 2009 году она его не получит?  

— Получите, обязательно получите! — успокоили ее тамошние товарищи. — Но такую заявочку на всякий случай пришлите. Для подстраховки…  

Что в данном случае смущает врача, а заодно с ней и тысячи других беженцев из разных концов бывшего СССР? Как уже было сказано, в 2010 году заканчивается программа помощи вынужденным переселенцам. Она действовала в течение 8 лет, и, возможно, уже готов рапорт для президента Медведева о том, что программа эта выполнена и местами даже перевыполнена, никто из беженцев не забыт.  

На самом деле если Вера Федоровна и ее друзья по несчастью не получат сертификат и в 2010 году (не зря же их мурыжили по кабинетам последние годы), то они не получат его уже никогда. Программа закончит свое существование, и жаловаться будет абсолютно некому. Кто не успел, тот, как говорится, опоздал. В марте 2010 года заканчивается и срок бесплатной приватизации жилья, о чем не могут не знать бюрократы-чиновники.


По другим своим соотечественникам, бежавшим от войны, она достоверно не знает, как у них сложилось с сертификатами. Кто-то, возможно, получил, но большинство так же мается в очередях, ежегодно обновляет документы, с ночи занимает очереди и надеется на чудо.  

А вот по своим однокурсникам из медицинского института информация у нее более-менее полная.
В группе у них учились люди разных национальностей: немцы, евреи, украинцы, татары, узбеки… Многие в 1992 году выехали (бежали) в дальнее зарубежье. Евреи — в Израиль, остальные кто куда: в Америку, Швецию, Канаду... Сегодня все они очень обеспечены и довольны жизнью. В маленькой Швеции, Германии, которые не строят из себя сверхдержав, беженцам-врачам сразу предоставили… нет, не по квартире, а по коттеджу! И у них абсолютно никаких проблем — ни с жильем, ни с работой, ни с зарплатой. Пришлось, конечно, подтверждать свои знания, зато сейчас — наслаждаются жизнью.
Да что там сокурсники? Родной брат мужа, с которым они бежали в Иваново, в 1993 году, отчаявшись ждать милостей от местных властей, уехал в Германию, даже не будучи немцем! Уехал чисто на русское “авось”: “А вдруг получится?” Все ему говорили: “Ну куда ты прешься? Кому ты там нужен, ничего у тебя не получится! Оставайся в России, на родине”.  

Но — получилось. По какой-то спецпрограмме совершенно бесплатно он учил немецкий язык, к нему даже домой приходили репетиторы, если на занятия он не мог приехать. Его, русского, немцы встретили как родного, у него в Германии есть все. У русских в России — ничего, ни кола, ни двора.
Вера Федоровна по-прежнему в Москве, с сыном и старшей сестрой (она тоже беженка из Душанбе) проживают теперь в маленькой однокомнатной квартирке. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Сын стал совсем большой, ему уже 27 лет, и он кандидат экономических наук — в России закончил и институт, и аспирантуру. Старшая сестра Веры Федоровны в очереди за сертификатом стоит 2-й. Она тоже кандидат, но химических наук, соросовский стипендиат, преподает химию в московской школе. Вся семья работает на благо, так сказать, процветание России.  

Втроем недавно были на приеме у уполномоченного по правам человека. Там согласились, что в Иванове к Лобанцовым допущен натуральный беспредел, что они не должны опускать руки, нужно бороться за свои права. Обещали свою поддержку.  

Не запоздает ли помощь, скоро уже 2010 год…

ОТ РЕДАКЦИИ. Просим считать эту публикацию официальным обращением в Генеральную прокуратуру РФ по проверке реализации подпрограммы “Выполнение государственных обязательств по обеспечению жильем категорий граждан, установленных федеральным законодательством” федеральной программы “Жилье” на 2002—2010 гг. в г. Иваново.