“К.Р.И.З.И.С.” — так называется новая книга нашего обозревателя, депутата Госдумы Александра Хинштейна, написанная им в соавторстве с коллегой по парламенту Владимиром Мединским.
Сегодня мы публикуем отрывок из этой книги, посвященный малоизвестной в России американской Великой депрессии — предвестнику нынешнего мирового кризиса
Города-призраки
Нынешний кризис часто сравнивают с Великой депрессией. На самом деле аналогия крепко притянута за уши.
Между этим и тем кризисами общего немного; разве что страна происхождения — Made in USA.
По масштабам же своим и размаху даже ставить их на одну доску нельзя. Нет, и то и другое, конечно, кризис. Но ведь и Великая Отечественная, и драчка за Фолклендские острова тоже одинаково считаются войнами…
Хотя начиналась Великая депрессия так же, как и сегодня; у Америки стало чересчур много денег.
Послевоенная экономика перла как на дрожжах; еще бы — столько золота перекачали в закрома Форт-Нокса.
Семимильными шагами развивалось массовое производство. Товары, еще вчера считавшиеся непомерной роскошью, стали благодаря конвейеру доступны каждому. Теперь миллионы американцев звонили по телефонам, заводили граммофоны, включали радиоприемники; словом — самый настоящий потребительский бум. Все ждали только роста, больше денег, больше товаров — хороших и разных!
Вот так же и мобильник являлся когда-то у нас признаком богатства; “Моторола” с захлопывающейся крышкой стала символом целой эпохи наряду с “шестисотым”, “бумером” и малиновыми пиджаками.
Теперь мобильники — в кармане у каждого, включая дворников-таджиков и первоклассников. Микроволновки, домашние кинотеатры и ноутбуки до самого последнего момента раскупались как горячие пирожки. Все ждали только роста… Стоп. Пошел явный повтор…
С высоты времени это звучит как издевка, а ведь накануне биржевого краха американцы просто-таки захлебывались от восторга. До такой степени все были убеждены, что эпоха “просперити” (процветания) будет вечной. Рост всеобщего благополучия фиксировался индексом Доу-Джонса. Кстати, докризисного уровня он достигнет только в… 1954 году!
Всего за 14 лет — с 1913 по 1927 годы — ВВП США не просто удвоился. (Помнится, аналогичную задачу Путин ставил сразу после своего прихода к власти.) Он утроился!
Американцы охотно покупали акции, надеясь получить по ним высокую прибыль. Нет денег? Под акции брались кредиты: банкиры тоже ждали роста. Особенно активно вкладывали деньги в недвижимость… Опять что-то знакомое, правда?
В России в начале XXI века перегрет в основном был рынок жилья в мегаполисах и курортных зонах типа Сочи. В США земля тоже особенно быстро дорожала во Флориде. Но и по всей стране шел бум торговли недвижимостью и рост цен на нее. Продавались — в том числе и котировались на биржах — даже такие бумаги, как право на покупку земли…
Коммунисты знали совершенно точно; обвал 1929 года — это кризис перепроизводства! (В Большой советской энциклопедии указывалось, что он “резко обострил все основные противоречия американского капитализма”.) Почему? Да потому, что у Карла Маркса только про этот кризис написано; про другие — ни слова. В громадном томе экономического талмуда — в “Капитале” — нет и малейшего упоминания о кризисах финансовых.
Однако ж причина Великой депрессии крылась, разумеется, совсем в другом. Если совсем просто: в том, что денег было чересчур много, а потом оказалось вдруг чересчур мало.
Финансовый рынок элементарно перегрели, слишком изрядно его накачав. В свою очередь, незаработанные миллионы подняли ценовую планку абсолютно на все; ту же неблаговидную роль в эпоху великих географических открытий сыграло в Испании индейское золото. Правда, испанцам, чтобы разрушить свою экономику, пришлось добывать деньги в Потоси и везти через океан на галеонах. Американцы практично печатали их, не выходя из дома…
До того как рухнуть, перегретая финансовая пирамида искала нового эквивалента. В Голландии это были тюльпаны, в США — недвижимость и акции. Теперь пирамида обрушилась. Пирамида?! Да, Великая депрессия имела и такой параметр. Кто успел — много чего купил. Отец будущего президента Джозеф Кеннеди-старший, к примеру, прекратил игру на бирже за считаные недели до краха. И заработал, по разным оценкам, от 400 до 600 миллионов долларов.
Кризис, наверное, можно было затормозить, но для этого правительству требовалось реально оценить ситуацию. А оно даже не пыталось в ней разобраться. Рынок отрегулирует сам себя — и точка!
Прозрение пришло слишком поздно. 24—25 октября 1929 года на Нью-Йоркской фондовой бирже началось стремительное падение всех без разбора акций. Пытаясь выручить хоть что-то, инвесторы продали за один день миллионы ценных бумаг. “Черный четверг” и “Черная пятница” разорили множество людей. Но это было только начало.
“29 октября, во вторник, падение приняло совершенно неудержимый характер. В целом за неделю биржевой паники рынок потерял в стоимости около 30 миллиардов долларов — больше, чем правительство США потратило за все время Первой мировой войны. И больше, чем “стоил” весь сектор реальной экономики”.
В начале 1920-х в США насчитывалось около 30 тысяч (!) банков. В первый же год Депрессии разорился каждый шестой, а вместе с ними и миллионы вкладчиков. К 1933 году банков осталось лишь примерно 14 тысяч; больше половины, получается, лопнули.
Ссуды почти никто не мог вернуть. Кто успевал — забирал деньги со счетов до последнего цента (уже в начале кризиса вкладов было изъято на 5—6 миллиардов долларов). Акции и векселя превращались в труху.
5 ноября падение цен распространилось и на товарные рынки. Никто не хотел покупать, все стали только продавать — хоть в убыток, лишь бы сбагрить товары с рук. Цены на пшеницу опустились почти до нуля. 13 ноября так же резко подешевел хлопок. Почти встал рынок машин и механизмов. Исчез спрос на одежду и ткани.
Вслед за тем рухнула промышленность. Предприятия закрывались, плодя все новых и новых безработных.
К 1932 году общий объем производства в США сократился более чем в два раза. Выпуск автомобилей упал на 80%, чугуна — на 79%, стали — на 76%, локомотивов и вагонов — почти на 100%.
До кризиса автомобиль “Форд” — предок того “Фокуса”, который воплощал нефтяное изобилие у нас, — стоил 400—700 долларов. После — в десять раз дешевле. Но даже за 30—70 долларов автомобилей почти не покупали.
Америка была отброшена в XIX век.
Кто потерял и кто приобрел?
Подобно нашим потаниным и абрамовичам, морганы и рокфеллеры потоками лили крокодиловы слезы — оплакивали свою нищету. Когда голодные безработные подступились на улице к миллиардеру Вандербильду: “Помогите хоть чем-то!”, Вандербильд — тот самый, прославившийся в СССР благодаря своей дочери-моднице и Эллочке-людоедке, — внимательно выслушал раздирающие душу истории: у одного умерла с голоду бабушка, у другого — маленькая дочь, у третьего дети не ходят в школу — нет ни одежды, ни обуви, ни сил…
— Это никуда не годится! — заявил, наконец, миллиардер, и полез в карманы за мелочью — с соотечественниками надо делиться.
На самом деле кому-кому, а олигархам-то мало что грозило. Ни одна из “шестидесяти правящих семей Америки” не разорилась. Более того, никто не обеднел настолько, чтобы перестать входить в число правящих. А вот свидетельств новых “приобретений” миллиардеров — очень много.
Как всегда, за все расплачивался обычный народ.
Сегодня трудно себе представить, до какой степени кризис ударил по рядовым американцам.
В 1933 году число безработных выросло до 17 миллионов; притом что в стране жило тогда 125 миллионов. Для сравнения: это как если бы на улице полностью оказалось все население Франции или Англии.
Не работал каждый третий. Большинство перебивалось от случая к случаю; их называли корректно и осторожно — “частично занятые”.
Вместе с фермерами, чиновниками, военными, предпринимателями полноценно работающих было не более четверти трудоспособного населения США. Остальные оказались никому не нужны.
До кризиса 1929-го, как и до кризиса 2008-го, банки легко ссужали деньги на строительство или покупку жилья. Большинство народа охотно этим пользовалось. Теперь банки отнимали у людей дома за невозврат кредитов. Тех, кто жилье снимал, выгоняли за неуплату квартплаты.
Люди пачками оказывались на улице. Часть переселялись в ночлежки. Но и ночлежки не все были бесплатные: в Америке не полагалось никому помогать задаром. Платить за постой было нечем, а климат в США только на самом юге тропический, особо на скамейке не поночуешь.
Бездомные скапливались на окраинах городов, где возводили себе хибары из ящиков и строительных отходов. Их называли бидонвилли или гувервилли; в честь тогдашнего хозяина Белого дома Герберта Гувера. (Были еще гувер-шуз — пачки газет, которыми за неимением туфель люди обматывали ноги, точно портянками.) Время от времени власти эти клоповники сносили, но тотчас рядом возникали новые…
Не лучше обстояли дела и в знаменитой одноэтажной Америке. Фермеры поголовно разорялись. Закупочные цены на их продукцию падали, а горючее, напротив, росло. Доставить продукты на рынок обходилось дороже самого урожая. Собранным зерном фермеры топили дома, а молоко сливали в придорожные канавы. За 4 года Великой депрессии разорилось, как напишут впоследствии, “около миллиона” из 6 миллионов ферм.
Потомки пионеров, первооткрывателей американской “целины”, толпами бежали в мегаполисы. Америку заполонили обезлюдевшие города-призраки, все жители которых ушли искать работу и пропитание. Нечто вроде древнего города бандерлогов из “Маугли”. Только киплинговской романтики не было в них и в помине; ни кобр, ни сваленных в подземельях сокровищ… Пустынные улицы, заколоченные коттеджи, и только гордо развевается знамя над мэрией…
Американцам до сих пор видится в таких местах нечто жуткое. По крайней мере Стивен Кинг регулярно населяет их нечистой силой разной степени зловредности… (Почитайте, к примеру, его “Салимов узел”.)
Но в светящихся неоном городах фермеров тоже никто особо не ждал. Кому-то, конечно, удача улыбалась, но большинство пополняло армию бездомных. В общей сложности на улицах и в гувервиллях оказалось порядка 2,5 миллиона семей; если считать, что среднестатистическая семья состояла тогда из 4 человек, выходит, что бомжевало где-то 8% населения…
Увы, забывчивость — типичное свойство человеческой памяти… Пожалуй, единственное, что мы помним сегодня о Великой депрессии, — кадры черно-белой хроники, запечатлевшие бесконечные очереди на биржах труда.
Поверьте, это было далеко не самым страшным. Голод — вот что оказалось намного хуже.
Даже в относительно благополучном Нью-Йорке люди массово гибли от истощения. Поищите — есть в архивах и интернете старые фотографии, на которых американцы лежат вдоль тротуаров и умирают — на фоне ярких витрин с разнообразной едой. Мимо проезжают нарядные автомобили, кто-то спешит на работу или свидание… До этих несчастных никому нет дела…
А вот еще классические кадры фотохроники: очереди голодных за тарелкой бесплатного супа. У большинства — вполне интеллигентные лица, приличная одежда; держатся за руки супруги, к матерям жмутся маленькие дети. Не бродяги, не алкоголики, не бичи. В очереди у полевой кухни стоят люди, явно неглупые, образованные, еще вчера — хорошо обеспеченные…
Бесплатный суп — это в богатом Нью-Йорке. Далеко не у всех штатов и городов хватало средств даже на такую малость.
В наше время еще живы те, кто был детьми в романтические тридцатые, в эпоху джаза. Их рассказы звучат для нас дико и странно; как будто речь идет не об Америке, а о блокадном Ленинграде.
Американец Джек Гриффин вспоминает: “Мы заменяли нашу привычную любимую пищу на более доступную... Вместо капусты использовали листья кустарников, ели лягушек... В течение месяца умерли моя мама и старшая сестра...”
Массовое бродяжничество, нищета, беспризорность стали типичными чертами Великой депрессии. Ну и, конечно, дикая преступность. Уличные банды, натурально, терроризировали население большинства городов.
И ведь нельзя сказать, что ужасы эти как-то замалчивались. Нет же! И литература, и кинематограф отражали их довольно подробно, с массой леденящих кровь деталей; вот только мы об этом сегодня не помним.
Многие страницы “Гроздьев гнева” Стейнбека просто страшно читать. Вот — описание умирающего с голоду бедолаги, который отдавал последнюю еду сыну. Вот — смерть деда Джоуда, которого так и закапывают возле дороги. Вот — умирают дети, которым родители, работая на сборе фруктов, не могут купить этих самых фруктов.
Старый “Кинг-Конг” — отличный фильм. Он не случайно сделался сверхпопулярным. Но за приключениями гигантской гориллы как-то забываются первые кадры. А на них — безработная девушка из Нью-Йорка, которая не ела три дня и пытается стащить с лотка яблоко.
Это не пропагандистская агитка и не социальное кино, обличающее язвы капитализма. Просто в приключенческой ленте режиссер мимоходом показал маленький кусочек Америки, которую хорошо знал.
Даже у Марио Пьюзо в “Крестном отце” можно найти такой пассаж: “По всей стране миллионы американцев предлагали свои честные руки, готовые на любую работу, или, смиряя гордость, униженно стояли в очередях за подачками благотворительных учреждений, чтобы не умереть с голоду”.
“Гроздья гнева” и “Крестный отец” широко известны, но есть еще целые библиотеки книг на эти темы, в том числе мемуаров… Практически все они никогда у нас не переводилась…
О масштабах американского голодомора судить трудно: официальная статистика традиционно отсутствует или мастерски подтасована. Исследователи уверенно говорят по крайней мере о пяти миллионах прямых жертв голода 1932—1933 годов. В том числе о миллионе умерших детей…
Все эти люди не вписались в рынок; именно так ответил Чубайс шефу российского телевидения Попцову, когда тот принялся совестить его массовой смертностью и нищетой стариков.
Сколько их, не сумевших пережить “шоковую терапию” и прочий шок 1990-х, было? Тех, кто погиб в межнациональных войнах, спился, покончил с собой, умер от обострившихся болезней, стал жертвой уголовников и отморозков?
Счет — тоже на миллионы.
Политики, ностальгирующие сегодня по ельцинской демократии, об этих миллионах вспоминать не любят. Притом что российские 1990-е не идут ни в какое сравнение с американскими 1930-ми.
Нации, привыкшей к постоянной опеке государства, пережить кризис неизмеримо труднее, нежели тем, кто воспитан в конкуренции свободного рынка, по принципу джунглей: каждый сам за себя.
Если уж американцы вымирали миллионами…
Американские гастарбайтеры на стройках пятилетки
А где же все это время была власть? О чем думал себе президент, правительство, сенат, конгресс, губернаторы, кто там у них еще?
В том-то и беда, что власть вообще дистанцировалась от всего происходящего. Нет, что-то такое подбадривающее политики, конечно, заявляли, красивые и звучные речи толкали; однако ж этим борьба с кризисом и ограничивалась.
Достаточно сказать, что до 1933 года у правительства даже не было федеральной программы борьбы с безработицей. Эту проблему просто переложили на плечи штатов и муниципалитетов. Практически все из них, правда, очень скоро превратились в банкротов, и средств в бюджетах не имели даже на поддержание элементарного порядка; но кого это волнует. Чай, не дети, сами должны справляться…
Америке 1920-х годов упорно не везло на сильных лидеров. Сначала ею правил Уоррен Гардинг, по сей день считающийся самым непопулярным президентом за всю историю страны.
Во многом именно Гардинг заложил основы Великой депрессии. Будучи откровенным ставленником олигархии (во власть его двинули нефтяные магнаты из родного Огайо), он превратил Белый дом в натуральную коммерческую палатку, где продавалось всё и вся.
Государственные нефтяные месторождения — за взятки передавались в частные руки. Был отменен закон о налоге на сверхприбыль (что дало олигархам 1,5 миллиарда ежегодной “экономии”). На ключевые должности назначались рекомендованные “спонсорами” люди.
Новым руководителем Федеральной резервной системы стал, например, мелкий делец Криссингер. С его легкой руки и при молчаливом одобрении Гардинга банки кинулись строить пирамиды, искусственно завышая цены на акции и провоцируя дефицит; да и с налогами — изрядно баловались.
Главный “кукловод” Эндрю Меллон — миллиардер и одновременно министр финансов — приумножил тогда свои капиталы в разы. Цифры называются самые различные — от 20 до 300 миллионов долларов, притом что тот доллар стоил раз в 20 дороже этого.
В конце концов, масштаб коррупции и неприкрытого воровства достиг такого размаха, что молчать об этом стало уже невозможно. После того как министр внутренних дел Фол попался на откровенной взятке, газеты подняли шум. Гардинг пытался оправдаться, но скончался от апоплексического удара, не дожидаясь конца срока. (Впоследствии министр Фол — единственный из всей президентской то ли рати, то ли шайки — будет, кстати, осужден.)
А через 6 лет грянул кризис, изрядно спровоцированный жадностью олигархов.
О сменщике Гардинга, Джоне Калвине Кулидже-младшем, сказать особо нечего, кроме того, что он исправно проводил ту же политику. (Не мудрено; Кулидж избирался вместе с Гардингом как вице-президент, так что любые случайности были исключены.)
А вот следующий, 31-й президент США Герберт Кларк Гувер, фигурой оказался куда более презанятной.
Горный инженер по профессии, крупный предприниматель, он был типичным self-made man, и до конца дней свято верил, что добиться успеха может каждый, главное, только обеспечить равные стартовые возможности.
При этом взгляды Гувер исповедовал самые что ни на есть либеральные. Он, например, считал, что государство вообще не должно вмешиваться в экономику и влезать в дела частного бизнеса. (Почти как Гайдар.)
На этот счет у президента существовала целая теория: дескать, из всех социальных и экономических кризисов есть единственный “научно обоснованный” выход: политика laissez faire — того самого невмешательства. (Гувер даже книгу про это написал, ставшую бестселлером: “Американский индивидуализм” называется.) Такие гениальные учения, как известно, всесильны, потому что верны. И верны потому, что всепобеждающи…
Хотя отчасти мы должны быть благодарны пассивности Гувера; очутись на его место кто-то другой — энергичный и сильный, — Россия не сумела бы столь быстро стать индустриальной державой. Ну, или, по крайней мере, не такими темпами.
Великая депрессия оказалась для СССР исключительно на руку. В эти годы мы активно, пользуясь конъюнктурой, начали выбрасывать на мировой рынок зерно, лес и скот, покупая взамен машины, оборудование и даже целые заводы. Причем это была не какая-нибудь отверточная сборка, а полноценные предприятия, которые запускались потом “под ключ”.
Только две цифры. В 1926—1933 годах из Союза экспортировали зерна на 672,8 миллиона рублей, племенного скота — еще примерно на 100 миллионов. А техники импортировали — на 306 миллионов; то есть сальдо явно не в пользу Запада. Недаром в тамошней прессе постоянно шел вой про “советский продовольственно-сырьевой демпинг”.
Большинство гигантов первых пятилеток — Магнитка, Кузбасс, Челябинский и Харьковский тракторные заводы — были оборудованы западной техникой, строились с участием иностранных специалистов.
Тот же знаменитый Сталинградский тракторный — флагман индустриализации — в действительности был целиком приобретен в США, собран и запущен американскими инженерами, да и выпускал поначалу модификацию трактора Fordson.
Свыше 30 тысяч квалифицированных инженеров, рабочих, техников, конструкторов приехали тогда в СССР по контракту. Можете себе вообразить, что творилось в Америке, если вербовка в далекую голодную Россию воспринималась для них почти как пропуск в рай; а ведь на том же Сталинградском тракторном и работа была от зари до зари, и условий для цивилизованной жизни никаких.
Когда “Амторг” (эта советская фирма занималась торговлей с США) объявил в начале 1930-х набор специалистов для работы в СССР, пришло более… 100 тысяч заявок. Американцы готовы были ехать куда угодно, на любую зарплату, лишь бы выжить. В советской литературе того времени часто можно встретить описания таких спецов, исполненные суровости соцреализма; почитайте “Человек меняет кожу” Бруно Ясенского, например.
Не будь Великой депрессии — не было бы ни такой охотной торговли механизмами и технологиями, ни волны трудовых мигрантов, приезжающих с Запада в СССР. Гастарбайтеры первых пятилеток в совершенстве говорили по-английски; а вот таджикского или молдавского — не знали вовсе…
Демократия, подкрепленная танками
Американский индивидуализм Гувера привел к тому, что депрессия окончательно захлестнула страну. Государство — откровенно с ней не боролось, уповая на волю божью и то, что само собой все рассосется; в строгом соответствии с научной теорией президента. В октябре 1929-го на полном серьезе Белый дом уверял, что кризис закончится уже через 2 месяца; спокойствие, только спокойствие.
Что делать с экономикой, Гувер откровенно не понимал, а посему предпочитал взирать на происходящее с философским стоицизмом: ну не может же кризис длиться вечно!
Единственное, что по-настоящему выводило его из себя, — это наглость подданных, осмеливающихся качать права. Всякий раз, когда доведенные до отчаяния люди выходили на улицы, правительство Гувера клеймило их позором, обзывало коммунистами и провокаторами. С ними как раз власти — не в пример кризису — боролись по-настоящему истово.
Летом 1932-го на Вашингтон двинулись маршем протеста безработные ветераны Первой мировой; вместе с женами и детьми.
Было их 30 тысяч, но дошло чуть больше половины. Ветераны требовали выплатить им положенную при дембеле компенсацию — 500 долларов на нос.
Гувер откликнулся сразу. Каждому предложили аж по… 30 долларов. Щедрость — невообразимая. Плюс — пару долларов на обратный проезд.
Многие — брали; лучше синица в руках, чем журавль в небе. Но 2 тысячи самых упертых подачками не удовлетворились. Они разбили лагерь в предместьях столицы (причем в разрешенном для этого месте!) и стали ждать высочайшей милости. Тогда Гувер отдал войскам приказ: разогнать.
28 июля армейские подразделения атаковали палаточный городок. В зачистке была задействована даже военная техника, включая танки. Погибло немного; всего-то 3 человека, в том числе 11-месячный ребенок. Танк раздавил его вместе с палаткой. Около тысячи получили ранения…
1930-е — это еще и взлет в США организованной преступности. Причины оной широко вроде бы известны: “сухой закон”. Запрет производства и торговли спиртным вызвал вал контрабанды и нелегальной торговли. На них и поднимались первые мафиозные “семьи”.
Однако существовала и вторая, менее известная у нас причина: организованные банды оказались востребованы самым что ни на есть легальным бизнесом. В период депрессии мелкие собственники в городах, и особенно фермеры, частенько восставали, оказывая вооруженное сопротивление банкам и кредиторам.
Так, постепенно Америка возвращалась к своим корням; к временам фронтира, где было немало героического, и еще больше — бандитского.
Что оставалось делать кредиторам? Полиция и власти в их дела не влезали (американский индивидуализм как-никак!). Воевать в одиночку с фермерами было тоже не с руки.
Вот и приходилось обращаться за помощью к бандитам или самолично организовывать вооруженные шайки. Короче, нечто вроде хорошо нам памятной “крыши”.
Отряды гангстеров нападали на фермы, уводили скот, отбирали имущество, силой заставляли должников подписывать искомые бумаги.
Нередко это приводило к полноценным боестолкновениям. В 34 штатах фермеры даже создали “Комитеты действия”, которые давали вооруженный отпор “бомбардирам”. Иногда комитетчики превентивно нападали на банкиров и крупных дельцов, заставляя их отступиться.
Над Америкой в полный рост замаячила угроза новой гражданской войны, революции и распада. Власть уже не могла, да и не хотела контролировать ситуацию; в стране начинались хаос и анархия. Да и коммунисты тоже без дела не сидели, изрядно подливая масло в огонь.
Переставала считаться с Вашингтоном и Европа. Под шумок, пользуясь ситуацией, Англия с Францией прекратили возвращать США старые долги, а Германия демонстративно отказалась платить по репарациям, установленным после Первой мировой.
Однако Гуверу было легче обречь страну на гибель, нежели поступиться собственными идеалистическими принципами.
Америке позарез требовался новый лидер; сильный, энергичный, способный переломить кризис.
И такой человек нашелся. Звали его Франклин Делано Рузвельт…
