Бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие уши?
Московский театр клоунады Терезы Дуровой, что на Серпуховке. Малая сцена. На ней — совсем несерьезная, такая игрушечная декорация, что и вправду подумаешь — наверное, энтузиасты от самодеятельности будут играть. По заднику сцены — картонный домик с окошком из пленки и деревце картонное с бумажными листочками. Все такое домашнее, ручной работы. Из реквизита — тележка из супермаркета на колесиках, груженная всякими хозяйственными штучками, к театру отношения не имеющими, — швабра там, ножницы, пульверизатор и еще глупость какая-то.
Выходят двое: один, крепко сбитый, с усами, — представляется. Стоп! Вот с этого момента надо объяснить, как он это делает.
Усатый крепыш, сияя лицом, разводит руки, бьет себя в грудь, беззвучно шевелит губами.
— Это Жуан, — озвучивает его артикуляцию второй.
О! Этот тип нуждается в отдельном описании. Ниже среднего роста, худощавый седой господин в голубом женском халатике с трогательными белыми пуговками. Сжимает ручки на груди.
Очаровательный портрет дополняет шляпка с вуалеткой и очочки — не бабушка, а институтка на пенсии. Это знаменитый на всю Швецию клоун Манне. Немолодой суперпрофессионал, и это сразу видно по тому, как он буквально берет публику и не отпускает до конца представления. А публика, похоже, не думала сопротивляться.
— Мы сейчас будем играть сказки братьев Гримм. С какой начнем? — спрашивает Манне партнера, и тот руками комично показывает шапочку на голове. А на лице кротость изображает…
— Черт в юбке, — тут же комментирует Манне. — Значит, ты хочешь играть “Красную Шапочку”?
Жуан кивает.
— Пожалуйста. И правильно, бабушка из тебя никакая. — И кокетливо подбивает кудряшки, выбившиеся из-под шляпки.
Начинается смехотворная история про волка, бабушку и ее беспечную внучку. Хохот стоит неудержимый, потому что Манне работает одновременно в обе стороны — с партнером и с публикой.
— А теперь нам еще нужна Красная Шапочка!
Девчонки буквально лезут на сцену, но он деликатно отсекает поток и делает выбор по справедливости — оставляет тех, кто подошел первыми. Он дает московским Красным Шапочкам нехитрое задание: представиться и сказать бабушке нежные слова. В это же самое время он разговаривает на языке жестов с Жуаном и нормальным языком с залом. Не упускает ни одной ситуации. Например, чей-то папа с опозданием на 10 минут бесцеремонно вваливается в зал. Реакция Манне:
— Извините, что без вас начали.
И тут же залу:
— Теперь нам нужен охотник.
Охотников быть охотниками находится среди ребятни не меньше, чем Красных Шапочек. Выбранный опять по тому же методу равенства перед очередью остается один. Манне вручает ему нож. А нож страшный, ужасно кривой.
— Спроси его, — шепчет клоун на ухо “охотнику”: — “Бабушка, а почему у тебя такие большие уши?” Но так “тихо”, чтобы слышали все. Потому что я глухой.
Хохочет Жуан — вот пример ироничного отношения к себе. Со смеху покатываются все.
А тем временем шутник Манне “охотника” заводит за домик, и тот с размаху как… О, ужас, что видит публика! Она видит театр теней: кривой нож-тень вспарывает огромный тень-живот, а оттуда вылетают опять же теневые сосиска, еще сарделька и почему-то драная кошка. Всеобщее ликование! Аплодисменты!
А Манне уже и забыл про Красную Шапочку и занялся “Спящей красавицей”. Жуан нацепил на голову корону, покрыл плечи красной мантией — вот король и готов.
— И была у него королева, — на пальцах объясняет Жуан, которого переводит переводчица Даша, она сидит на первом ряду.
Надо сказать, что никаких трудностей перевода артисты “Рикс-театра” не испытывают. Два артиста и переводчица работают как по нотам. Вот глухонемой говорит: “Только детей у них не было”. Его слова по-шведски произносит Манне, который давно освоил язык глухонемых, а со шведского, в свою очередь, переводит для всех Даша из зала.
— Вот такой у нас волейбол, — смеется Манне. Он гениален, как настоящий клоун. Свободен, реактивен и остроумен. Ни одной реплики не пропускает, комментирует по ходу любую ситуацию. И получается все невероятно остроумно, и старые сказки звучат так актуально, будто вчера были написаны.
Так вот, “Спящая красавица”. Долго-долго у короля с королевой не было детей, и вот счастье — родилась маленькая девочка. Хорошенькая-прехорошенькая. И все бы дальше жили и радовались, если бы на их пути не встретилась злая колдунья с длинным носом.
Манне ныряет за картонный домик и тут же выскакивает в черном плаще с длинным и препротивным носом. Уколола старая гадина малышку, и та, как известно, уснула. Клоун тут же спешит на помощь сказке:
— Где спаситель? — спрашивает он. И когда на сцене появляется очередной юный доброволец, он вручает ему картонный меч. Вопрос “давать ли детям оружие?”, похоже, для него не стоит, когда речь заходит о спасении Красных Шапочек и прекрасных принцесс. Даже если спаситель юн и зажат на сцене.
Артисты работают удивительно. И уже на пятой минуте никто не замечает, кто на сцене слабослышащий, а кто — говорящий. Есть невероятно тонкое актерское мастерство, проверяемое таким сложным и скользким жанром, как фарс. Есть невероятная органика и правда существования. Ведь достаточно чуть-чуть перегнуть, “пересолить” шутку, и уже артист скатывается в пошлость, в глупость на глазах у публики. Но такая ситуация не про “Рикс” — уникальный театр из Стокгольма.
На поклонах под аплодисменты Манне рукой обводит зал и как-то грустно произносит:
— Все мы Гримм. Все из сказки.
Настолько уникальный опыт коммуникации слабослышащих и нормальных, что организаторы фестиваля попросили “Рикс” провести для заинтересованных мастер-класс.
Мама — как поцелуй
Сначала о грустном. Несмотря на то что в Москве слабослышащих и тех, кто ими по долгу службы занимается, немало, желающих познакомиться с уникальной работой и перенять методику оказалось не так много. Видимо, наши сами с усами, только почему-то таких результатов не добиваются. Самыми любопытными и пытливыми оказались ребята из театра “Не до слов”, которым руководит Анна Башенкова, кстати, с нормальным слухом режиссер.
Но, как говорится, кто не успел, тот опоздал: мастер-класс был похож не на урок, а на праздник радости. Вел его сам Жуан. Причем ему не нужен был переводчик — ведь язык жестов интернационален. Как только вошел в репетиционный зал на третьем этаже театра, тут же стал “разговаривать” с незнакомыми людьми. А со стороны можно было понять только одно: встретились давние знакомые и наговориться не могут. Только их язык не слово, а руки.
— Сначала был жест, а потом — слово, — переводит нам слова Жуана сурдопереводчица, замечательная девушка, работающая в “Не до слов”.
С ее помощью мы узнаем биографию Жуана. По нашим понятиям у инвалида (именно так назвали бы его у нас) профессиональная жизнь складывалась замечательно. Жуан работал на телевидении, потом встретил клоуна Манне, и вместе они организовали театр, тот самый Театр тишины, известный на всю Швецию.
В его послужном списке — важная заслуга: в театральных вузах в Швеции теперь есть отделение для глухонемых. Все это он рассказывает живо, эмоционально. Впечатлений добавляет чернокожая девушка Анн. Она — актриса, несколько лет назад приехала в Стокгольм из Лондона, освоила язык глухонемых и теперь работает в “Рикс-театре”. Сказать работает — значит ничего не сказать. Она точно живая ртуть, вся на шарнирах. Говорит ярко, зажигательно и также энергично и красиво работает руками, что глаз от нее не оторвать.
А Жуан предлагает от теории перейти к практике. Строит всех в круг и дает задание: послать привет соседу — в виде хлопка. Тот — своему соседу, и так по кругу.
— При этом надо смотреть в глаза. Только в глаза, это самое важное — видеть глаза человека и читать по ним.
Люди, которые с детства живут в мире тишины по разным причинам (одни родились такими, у других глухота стала следствием перенесенной болезни), обладают удивительной внутренней чувствительностью. Безошибочно могут определить, кто перед ними — хороший человек или его стоит опасаться. Это мне объясняли сами глухие, это мне рассказывал и артист Максим Суханов, который снимался в фильме “Страна глухих” и интересовался их жизнью. На мастер-классе и в общении с театром “Рикс” я это окончательно поняла. Да и не только я, а все, кто соприкоснулся и с Жуаном, и с клоуном Манне, и с Анн, блестяще владеющими языком жеста.
Но тренинг от “Рикса” продолжается. Сначала хлопки гуляют в нашем кругу по часовой стрелке, потом против. Затем Жуан с Анн делят нас на небольшие группы. В каждую обязательно должен войти слабослышащий, и он показывает на пальцах несколько слов. Например, мама — это как поцелуй: ребро ладони по очереди прикладывается к одной щеке, потом к другой. А папа, судя по всему, всему голова, потому что кулак сначала прикладывается к голове, а потом к подбородку.
— Я волнуюсь, я неспокоен, — говорит Жуан рукой, которая ерзает по груди.
Очень смешно на глухонемом языке звучит слово “стул” — как у распальцовщиков: указательный и мизинец напряженно вытянуты параллельно полу, а два других опущены под углом 90 градусов. Почти то же самое, но в полете означает “самолет”. На этом жестовом языке мы составляем фразы, показываем друг другу и пытаемся прочесть их. Получается неожиданно весело.
— А теперь я из ваших слов сделаю стихотворение, — говорит Жуан, и мы наблюдаем, какой-то завораживающий танец рук.
“Слова, слова, кругом одни слова”, — сокрушался принц Датский, замученный всеобщим враньем и болтовней. Как жаль, что бедный Гамлет не владел языком жестов, ему бы пришлось намного легче. И с собственной мамочкой, королевой Гертрудой, и с вероломным дядей, и, само собой, c Офелией. Этот язык вообще может быть палочкой-выручалочкой, подумала я. Скажем, поссорилась с любимым человеком, надоело выяснять отношения, а так приложишь ладонь к щекам или к сердцу — и все ясно, и никаких слов не нужно.
Мастер-класс продолжался больше часа. Было видно, что Жуан немного подустал, а остальные только раздухарились. У молодых артистов из театра “Не до слов” как будто открылось окно в искусство. Но еще больше меня поразили артисты театра клоунады, которые почти в полном составе пришли на эту встречу. Пришли из любопытства, а, оказалось, провели время с большой пользой.
— Мы так закрыто живем, — признается актриса Людмила Марфелева, — не только мы, артисты, а вообще люди, что не интересуемся миром не только глухих, а вообще других людей. А этот мир оказывается настолько потрясающим!
Главный организатор фестиваля “Гаврош” — самый активный участник мастер-класса.
— Вот часто от артистов приходится слышать: “Спектакль был плохой. Публика плохая пришла”, — говорит Дурова. — То есть для них это прямая причинно-следственная связь. А шведские артисты даже не заморачиваются по этому поводу: они идут только отдать, а не взять. Выбросить в зал энергию, не рассчитывая на подпитку от публики. Они общаются на любви, на каких-то неведомых флюидах.
И вот еще что: они, глухие, в своей работе учитывают людей, которые слышат. А мы, работающие для нормальных, тех, кто не слышит, не учитываем. Они по сравнению с нами богаче, потому что у них задачи сложнее.
