Современная история?
Женщина взяла в банке кредит. Не смогла вернуть. Прислали повестку из суда. Вместо того чтобы пытаться решить финансовые проблемы, она поехала к гадалке, чтоб та предсказала: удастся ли долг возвратить? Гадалка предрекла: очень может быть. Но наверняка не успокоила. Тогда женщина поехала в лавру молиться. Батюшка, когда узнал, о чем она просит Господа, взбесился и на нее наорал.
Удивительное смешение: верований, суеверий, недоверий… Но оно ведь присуще не только нашим дням?
Скрытая камера
Виной всему было его пристрастие к телепрограммам, в которых оказывалась задействована скрытая камера. Он хохотал над увиденным до упаду. И ждал: вдруг и ему повезет, и он станет участником заснятого на пленку розыгрыша. К этому явно клонилось, теледеятели явно начинали готовить его к съемкам, взяли в разработку, он это чувствовал по многим признакам.
Когда утром выходил из дома, на пути непременно попадался тип, который просил подержать лестницу, пока сходит за новой лампочкой, чтобы ввернуть ее в патрон вместо перегоревшей. И он держал лестницу полчаса, час, а электрик не возвращался.
Или же его просила последить за коляской в парке молодая мама или старая няня, он соглашался — как не помочь? — но никто за ребенком не возвращался. Вез коляску в ближайшее отделение милиции, там его хватали и кричали: “Вот он, похититель младенцев, попался наконец!” — и едва не отдавали под суд, он с трудом выпутывался и ждал — сейчас скажут: “Улыбнитесь, вы участвовали в программе “Розыгрыш”.
В магазине, куда заходил купить молока, продавщица начинала бессовестно раздеваться (вместо того чтобы отпустить сметану), подмигивала и спрашивала: “Проведем вечерок?”, а он неуверенно блеял нечто невразумительное, ибо подозревал: вот-вот мелькнет заставка передачи “Голые и смешные”.
В ресторане официант хамил и подавал суп в дырявой миске, в ателье всучивали пиджак с чужого плеча… Дошло до того, что застал жену в постели с другим, и ни она, ни ее кавалер не проявили смущения, явно продолжая работать на зрителя…
Вокруг творился сущий абсурд… Наш герой и возмутился бы, но постоянно ждал: сумасшедшие или бесстыдные люди расхохочутся и покажут куда-то в сторону от происходящего:
— Улыбайтесь, вас снимали скрытой камерой…
Выслушиватель жалоб
Мне близок и кажется плодотворным сюжет: некто приходит поплакаться к тому, кому еще хуже. К примеру, тот, у кого насморк, — к тому, у кого нет шанса выздороветь. И тот, кому плачутся, терпеливо выслушивает, сочувствует, не говорит о себе ни слова. Потом у того, кто плакался, разумеется, все налаживается (что и можно было предположить), а вот у того, кого одолевает истинное несчастье, проблема усугубляется, но он не считает возможным никого ею отягощать.
Жалобы, которые к нему стекаются, могут касаться чего угодно: служебной ситуации, интимной сферы, опять-таки здоровья — значения не имеет, речь о том, что истинное горе (как и истинное величие) молчаливы и не требуют непременного наличия соучастников.
Точно так же претит подобному герою хвастовство успехами, чаще всего мнимыми, потому что лишь дутый триумфатор торопится о них протрещать, а тот, кто знает себе цену (и цену своим свершениям), помалкивает. Ему ведомо и то, что никто из самовлюбленных современников все равно не оценит содеянного по достоинству: люди погрязли в мелочах, суетне и самовосхвалениях, настолько опустили (в своих целях) планку требовательности, что им уж не до чужих прорывов в высокое.
В общем, речь об особенностях характера человека, не позволяющих ронять себя, падать до уровня недалекости и уподобляться слабачкам и середнячкам. Его благо (и одновременно крест) — в том, что он уникален и никогда не смешается с обывательской переливающей из пустого в порожнее толпой.
Две тени в ожидании суда
Пьеса: в ожидании Небесного суда две тени ведут разговор. Одна — была в группе террористов, захвативших израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде, подробно она излагает правду своей жизни: как росла и взрослела в теле подростка, примкнула к освободительному движению, участвовала в операции по проникновению в Олимпийскую деревню, держала оборону в аэропорту, где погибали расстрелянные полицейскими товарищи. В ярости оставшиеся в живых прикончили израильтян и скрылись. Впоследствии были выслежены мстителями-евреями и казнены. Вторая тень принадлежит убитому израильскому спортсмену, приехавшему на Олимпиаду сражаться на спортивном поприще и не готовившемуся к единоборству с оружием в руках. Способны ли эти души понять одна другую? Возможно, в беседе (вполне мирной — что делить бесплотным теням?) они коснутся времен Второй мировой войны и темы концлагерей, ибо — свободны ли были в своих поступках теперешние немцы-полицейские, атакуя в аэропорту самолет с заложниками и террористами — свободны ли они были от памяти о гитлеровских преступлениях, и поныне отбрасывающих тень (третью тень в этом сюжете!) на их страну?
