Брак народа

Как близко лежит в нас плохое, как легко оно выбирается наружу и каким злым огнем полыхает. И как далеко другое.

Я благодарна человеку, который прислал письмо: “Куда девалась “Соломинка”? Даже если вам трудно ее тащить, все равно старайтесь, она того стоит. Многим важно знать, что этот огонек продолжает светиться. Не сомневайтесь, он согревает”.  

Да, время от времени хочется спрятаться, чтобы ничего не видеть. Чтобы не знать о взрывах в метро. Чтобы не видеть оторванных голов и ног — ведь смерть не может спуститься в метро, на том самом эскалаторе, на котором ты столько раз перепрыгивал ступеньки, чтобы не опоздать на работу. Мы просто забыли о том, что если поезд прибыл на станцию “Парк культуры” или на другую станцию, а через три минуты прибудет следующий — это значит, что все в порядке. Это очень хрупкий порядок, только мы им не дорожим. Во время войны каждому снится тишина и мерещится запах маминых котлет, но почему-то сон быстро забывается.


В начале года наконец получила ключи от квартиры семья Тишковых, которых терроризировал отец-наркоман. Жанат Тишкова и ее дочери-подростки Галя и Рита переехали из однокомнатного ада в прекрасную двухкомнатную квартиру благодаря участию первого российского детского омбудсмена Алексея Голованя.  

В квартире не было кроватей для детей, телевизора и холодильника. Мы с волонтером “Соломинки” Михаилом Саввой привезли телевизор и поехали покупать кровати и холодильник. Попрыгав на разных матрасах, мы наконец нашли то, что искали, а заодно подобрали симпатичное постельное белье и пледы. Холодильник Михаил выбрал лично и, по-моему, чрезвычайно удачно. Все пришлось впору, все встало на места, а мы с Михаилом провели время в приятных разговорах и не заметили, как день подошел к концу.  

Конечно, случилось обыкновенное чудо. Квартиру Тишковым дали на пять лет. Теперь девочки смогут учиться и уроки будут делать дома, а не на лестнице под дверью, как это было много лет. Но знаете, что самое удивительное? Рите жаль отца-наркомана, из-за которого жизнь их матери, да и сестер тоже, превратилась в ад. Она беспокоится о том, как он будет жить один. Отец превратился в животное, а дети — нет.


В конце марта улетела с ребенком в Германию другая героиня “Соломинки”. Но имени ее я называть больше не буду, сейчас объясню почему.  

У этой женщины в сорок лет родилась девочка. И оказалось, что ребенок тяжело и неизлечимо болен. Женя не говорит, мало что понимает, с трудом держится на ногах. Таких больных невозможно держать дома. Честное слово, невозможно. Но Женина мама, увидев, что делается в психоневрологических интернатах, приняла решение бороться за нее сколько хватит сил.  

Собственно, я даже не знаю, как по-настоящему рассказать об этой женщине. Как сказал протопоп Аввакум, жизнь кончилась, началось житие.  

Женина мама — будем называть ее Любовью — приехала в Москву, чтобы заниматься любимым делом. У нее абсолютный слух, и она уникальный знаток этнической музыки. Уже много лет из дому она может выйти, только если кто-то сидит с Женей. Каждый день она возит ее в специальную школу на другой конец Москвы. Она в прямом смысле слова тащит девочку на себе. Еще раз в неделю Любовь возит Женю в Центр лечебной педагогики, потому что это единственное место на земле, где Жене отчаянно хотят помочь.  

Живет Люба очень трудно. Женину пенсию и свою мизерную зарплату она тратит на то, чтобы ребенок хоть чуть-чуть, но двигался вперед. Инвалидное такси, лекарства, специальная обувь — Любовь забыла, что значит потратить деньги на себя. Одежду носит с чужого плеча. Я написала о ней в одном из выпусков “Соломинки” и опубликовала фотографию. И соседи сказали ей: так ты, оказывается, побирушка... Вывели на чистую воду. Она не знала, как выйти на улицу. Поэтому ни имени, ни фотографий теперь напечатать не могу.  

Но судьба продолжает испытывать силу Любиного духа. Летом прошлого года выяснилось, что у Жени сколиоз, то есть начал расти горб. И если болезнь не остановить, 12-летний ребенок умрет. Для кого-то это колченогое бессмысленное существо, а для Любы это — единственное дитя. И кто-то рассказал о ней Чулпан Хаматовой, которая нашла спонсора, и ребенка отправили на операцию в немецкий город Мюнстер.  

За несколько дней до отъезда мы с Любой поехали в торговый центр за брюками и курткой, чтобы она отправилась в Германию как человек. Если десять лет носить одежду с чужого плеча, пропадает фермент женственности. Женщины прихорашиваются, а тут — лишь бы прикрыться. Вот я и боялась, что Любе будет все равно. Оказалось — ошиблась. Если бы она мучительно не стеснялась того, что покупки делаются на деньги волонтеров, мы бы от этого небольшого приключения получили удовольствие. Но она ничего не могла с собой сделать. И никто бы не смог. И вот я смотрела на то, как понемногу, едва заметно у Любы внутри оттаивало крошечное окошко. Продавцы не могли понять, кто мы. Наконец мы увидели полупальто с бантиком. Люба осторожно примерила его, и я увидела огонек, который загорается в глазах женщины, когда она надевает ТУ САМУЮ вещь. Мы долго обсуждали, подойдет ли эта замечательная штука для теплой Германии, и наконец свершилось.  

Если бы визири, от которых зависит наша жизнь, увидели то, что видела я, они, возможно, задумались бы на мгновение. Но мгновения недостаточно. А Люба не задумываясь отказалась от собственной жизни во имя своего представления о том, что человек может себе позволить, а чего не может.  

Конечно, если в России к здоровым людям относятся как к контингенту, нечего и грезить о том, чтобы психически больных не считали помехой. Одно-единственное посещение отечественного психоневрологического интерната запоминается на всю жизнь и время от времени всплывает в памяти как потустороннее видение.  

Невозможно жить, зная, что твой больной ребенок находится в таком месте. Человек, волею случая появившийся на свет непоправимо больным, не числится в списках людей. Это просто единица из списочного состава. Когда Женя была маленькой, Люба надеялась, что сможет найти лечебное учреждение, где она сможет БЫТЬ. Тогда она могла бы работать и забирать ребенка домой на выходные. Но там, куда она пришла, ей стало так страшно, что выбирать не потребовалось. Мать не может отдать ребенка на мучительную погибель. И теперь они погибают вместе. Но дома, в крошечной квартирке на краю города. А теперь вот понадобилась операция отчаяния.
Мы покупали не куртки и брюки. Мы покупали воздух.  

Михаил с трудом заставил Любу взять 500 евро, чтобы в кармане были деньги на всякий случай. У него недавно родился второй ребенок, и ему не понадобилось ничего объяснять. Он время от времени навещает Любу с Женей и радуется, что есть возможность помочь.  

15 апреля Люба с Женей вернулись. Оказалось, что в Мюнстере провели только обследование. В результате выяснилось, что у ребенка: искривление позвоночника в грудном отделе (86 градусов), сформировано противоположное искривление, торсия — скручивание позвонков, вдавливание ребер в левую часть грудной клетки, угроза деформации внутренних органов. Требуется 2 операции: первая (выпрямление позвоночника) назначена на 23 июня, вторая (пластика ребер) на 9 июля.  

Но вся беда в том, что не хватает денег. После обследования осталось 22 300 евро. А всего нужно 59 800 евро. Если не удастся их собрать, ребенок умрет.  

Она не может забыть, как немецкие врачи спрашивали, отчего во всех русских документах первым делом упоминается психический статус ребенка. Какая разница? Главное, что нужно срочное оперативное вмешательство, потому что это больной ребенок. Немцам ведь не объяснишь, что главное для нас...  

О Любе нужно написать книгу. А я пишу заметки. Просто нет таких слов.


В Москве, в Новодевичьем проезде живет 92-летняя Евдокия Кузьминична Епихина. Во время войны была в ополчении. Всю жизнь работала. Теперь ей нужна помощь.
У Евдокии Кузьминичны был единственный сын. После женитьбы отношения с ним разладились. В 1998 году он умер. И Евдокия Кузьминична решила найти внука, которого она в последний раз видела младенцем. Найти и прописать его в свою трехкомнатную квартиру.  

В 1998 году Епихина свое намерение осуществила. Однако вновь обретенный внук, Сергей Евгеньевич Михайлов 1971 года рождения, понял эту историю на свой манер. Пожилая женщина брошена на произвол судьбы, а внучок ждет, когда она уйдет в лучший мир. Причем терпение его, похоже, на исходе. Епихина проиграла все суды, потому что она никак не может доказать, что по собственной воле отыскала практически чужого ей человека и прописала в свою квартиру в надежде на человеческое отношение.  

Она умоляет помочь переехать в меньшую квартиру, чтобы не жить в постоянном страхе за свою жизнь.  

Прошу первого заместителя мэра Москвы, Людмилу Ивановну Швецову, вмешаться в ситуацию. Оказывается, ополченцы тоже плачут.


Сергей Скакевич живет в Краснодаре. 26 мая ему исполнится 22 года. Из них он практически десять лет провел в больницах, потому что выяснилось, что у него неизлечимая болезнь — муковисцидоз.  

Шесть лет назад умерла от рака мать Сергея. В трехкомнатной квартире кроме Сергея живут его пьющий отец, племянник и средняя сестра. Старшая сестра (мать племянника) бросила ребенка, и где она — никто не знает. Отец Сергея является опекуном мальчика, но ни им, ни Сергеем не занимается.  

Недавно у Сергея обнаружили опаснейшую бактерию — Bcepacia-complex. Для больного муковисцидозом это прямая угроза жизни. Теперь все зависит от того, сможет ли Сергей принимать антибиотик меронем. Лекарство импортное и чудовищно дорогое. Один грамм стоит приблизительно полторы тысячи рублей. Взрослому для достижения минимального эффекта требуется 6 граммов в сутки на протяжении 15 дней, а чаще трех недель. В аптеках Краснодара этого препарата нет, да даже если бы и был, у Сергея нет денег и взять их негде. Сейчас он практически не выходит из дома. Он очень старается устоять. Закончил школу, потом политехникум и получил специальность мастера строительных и отделочных работ. Но о работе нет и речи. Речь идет о жизни и смерти. Тех, кто захочет помочь Сергею, просим обращаться в “Соломинку”.


Двадцать лет назад, когда впервые стало возможно говорить о том, что делается в детских домах, сводила с ума нищета и убогость. У брошенных детей не было самого необходимого. Пределом мечтаний были кроссовки. И правда, казалось, что если всех одеть, обуть и накормить, все образуется. Теперь во многих детских домах есть все. А жизни там как не было, так и нет. Оказалось, что дело не в кроссовках. Они очень нужны, но это не главное. И если у вас нет возможности пожертвовать 100 рублей, пожертвуйте пять минут своего времени и задайте себе вопрос: а что же главное?  

Главное — нечувствительность к чужой боли. Психологи повторяют, что у многих детей заблокирован эмоциональный центр или как там это называется по-научному. Дома не обнимают, в школе — ругают, по телевизору показывают фильмы ужасов. Когда вход в глубину завален, открывается выход в жестокость. Он ближе всего, к нему не нужно пробиваться. Ведь теперь подростки-убийцы выходят на улицу не из неблагополучных семей, а из равнодушных.


Как быть? У всех болит. Помогать очень трудно, это правда. А не помогать — страшно.  

Благодарим Елену Ульянову, Михаила Савву, Оксану Пономаренко, Юлию Моисейкину, Елену Бухарину, Оксану Куц, Кристину, Анатолия и Ольгу Крикуновых, Галину К., Александра Васильевича Сучкова, Юлию Ладыгину, Л. А. Тарасову, М. Шоголеву, и всех, кого не сумели назвать.


Звоните нам по телефонам: 787-41-17, 250-72-72, добавочный 74-66, 74-64. E-mail: letters@mk.ru (с пометкой “Соломинка”.)