Чтоб не хватило времени на злые.
Карина Филиппова
Я всегда знала, что время, когда цветет сирень, — особое. Должно быть в воздухе нечто, призывающее к жизни именно эти цветы. Наверное, тот, кто создал все живое, дает нам передышку от усталости, предательств и отчаяния. Трогательная красота и запах, учащающие сердцебиение, берут за душу — значит, она еще отвечает. Значит, может сопротивляться.
Для Сергея Скакевича, живущего в Краснодаре, антибиотик меронем и жизнь — синонимы. 26 мая ему исполнится 22 года. Половину жизни он провел в больнице, потому что у него муковисцидоз: болезнь, которая не лечится. В нашей стране больные в среднем доживают до 27 лет. Но это если повезет, то есть не сведет в могилу инфекция. Раньше убийцей таких больных была синегнойная палочка, а сейчас к ней присоединилась бактерия Bcepaciacomplex. Сережина мама умерла от рака, отец пьет. Сергей отчаянно борется за жизнь, но недавно у него обнаружили эту гнусную бактерию. Своевременный прием меронема дает хороший результат. Но лекарство очень дорогое и получить его бесплатно можно только в Москве — в регионах это требует боевых действий, на которые больные муковисцидозом не способны.
Первыми на Сережину беду откликнулись 80-летняя бабушка Таня и ее ровесница — Татьяна Анатольевна с Ленинского проспекта. Обе женщины по состоянию здоровья не выходят из дому. Татьяна Анатольевна передала для Сережи свою пенсию. У нее замечательное, доброе лицо. А о бабушке Тане расскажу подробнее.
Из-за перелома шейки бедра бабушка Таня уже 4 года не выходит на улицу. В ее крошечной однокомнатной квартире кроме хозяйки живут два кота (один, скажу вам, рыжий). Отец моей новой знакомой писал книги о композиторах. Сама она всю жизнь работала библиографом в Книжной палате. Тридцать лет назад погиб ее единственный сын. Случилось это накануне его свадьбы. Сережа Скакевич чем-то похож на погибшего. И вот бабушка Таня достала заветные деньги, которые берегла на черный день, и попросила помочь Сереже. В тот день в Москве и расцвела сирень.
Потом мы встретились с московской испанкой Джозефиной — они с дочерью Анной тоже откликнулись на Сережину историю. Потом меня нашел член Общественной молодежной палаты Москвы Сергей Куликов. И это было только начало. По-моему, Сережа не верил в то, что мы сумеем ему помочь. Какое счастье, что он ошибся. Он уже начал делать инъекции, и я надеюсь на то, что перед доброй волей множества незнакомых людей эта гнусная бактерия не устоит.
* * *
А потом я получила письмо от Людмилы Кузьминой.
Людмила — переводчик. Сейчас работает с туристами на круизных судах. На майские праздники поехала во Владимирскую область, там дом, в котором жила мать. И увидела Римму Изергину.
Я хотела поехать к Римме в тот же день, но уже смеркалось. Решено было ехать в пятницу. Накануне Людмила прикатила ко мне на велосипеде и привезла для Риммы коробку с гостинцами и тысячу рублей. На коробке и на конверте было написано: “От друзей”.
Отвезти меня взялся волонтер “Соломинки” Алексей Д. Над нами смеялись: только полоумные рискнут поехать во Владимирскую область в пятницу, да еще в четвертом часу, когда всем охота на дачу. Но мы такие. Мы поехали.
Километров сто мы отмахали по обочине. Раньше мне этого видеть не доводилось. Не скажу, что понравилось. Фигурная езда под брюхом у фур и вплавь через колдобины — удовольствие так себе. К тому же я была уверена, что с минуты на минуту мы повернем назад. Ничего подобного. В девять часов мы въехали в поселок Красная Горбатка, который находится в 120 километрах от Владимира. Дом нашли быстро. Это оказалось нетрудно, потому что это был единственный дом, в котором не было света.
Первая ступень крыльца провалилась, и мой каблук остался там. На стук дверь отворилась, и мы вошли в комнату, где в полной темноте на кровати лежали два малыша. Римма взяла на руки старшего, и мы вышли на улицу. Там, на дворе под яблоней, мы все и поняли.
Римме Леонидовне Изергиной 39 лет. В 2003 году она с мужем и тремя детьми приехала в Горбатку, потому что знакомая предложила работу. До прошлого года она и работала в СПК “Колпь” дояркой. Римма устроилась истопником — 3 тысячи рублей в месяц. Муж не смог найти ничего.
В 2004 году у Изергиных родился слепой ребенок. Диагноз: ретинопатия недоношенных, глаукома. Через год появился на свет Кирилл.
Когда Римма вышла с Никитой на улицу, мы увидели, как выглядит горе. Больше трех лет Никите не дашь. На месте глаз у него желто-коричневые пятна. Римма говорит, что на ярком солнечном свете мальчик закрывает рукой глаза — значит, что-то там теплится. Он ходит, держась за руку, но молчит — произносит лишь несколько слов.
В августе 2008 года Римма наняла в поселке машину и за 3500 рублей повезла Никиту в Москву, в институт Гельмгольца. Встали в конец огромной очереди, но на прием не попали — сказали, чтобы приходили в среду. А был понедельник. Так и уехали несолоно хлебавши. Но в очереди им сказали, что операция стоит 150 тысяч рублей. У Риммы от этих рассказов круги пошли перед глазами. Она на поездку в Москву-то сама не знает как накопила — для Изергиных 3500 рублей больше миллиона. Поэтому второй раз они не собрались. Но и жить так тоже невмоготу.
Старшая дочь Татьяна, которой 21 год, перебралась в Муром. Выучилась на продавца, вышла замуж, ютится с мужем по углам. Через несколько дней вернется из армии сын Андрей. А возвращаться некуда. Дом без электричества Изергины снимали за тысячу в месяц, но хозяин его продал. Поэтому на днях придется переезжать в соседнюю деревню Теренино, там обещали работу на скотном дворе. Но как работать, когда дома слепой ребенок? Чтобы как-то свести концы с концами, когда Римма уходит, с Никитой остается 17-летняя дочь Люба. А ей надо учиться. Я поинтересовалась, какая профессия ей нравится? Римма посмотрела на меня, как на сумасшедшую. В Муроме можно выучиться только на продавца. Ну уедет Люба в Муром. А кто будет сидеть с Никитой?
Выход, конечно, есть. Римме много раз предлагали отдать ребенка в интернат для слепых. Да как же отдать? Душа с телом расстается. Его даже не пробовали лечить, а уже говорят — отдай.
Отец семейства, Николай Васильевич Изергин, раньше был при месте, получал 5 тысяч рублей. Теперь работы нет. Поехал в Москву, устроился асфальтоукладчиком, но и там за два месяца не заплатили ни копейки.
Таким образом, доход многодетной семьи с 5 детьми составляет 7 тысяч рублей — это Никитина пенсия. Плюс 3 тысячи, которые до недавнего времени зарабатывала Римма. Вот и все. А ведь нужно как-то помочь Татьяне, она тоже с хлеба на воду перебивается. Хорошей матери есть, как известно, не хочется, лишь бы дети не голодали.
Когда стало темнеть, мы зашли к соседке — комары одолели, Никита плакал, а мне еще хотелось его сфотографировать и кое-что записать. Татьяна Михайловна Нестерчук сказала, уж вы помогите, если можете: как же в начале двадцать первого века человек может оказаться в такой ситуации? Ведь за воздух держится…
* * *
Тайфун, извержение вулкана, сход лавины — это обстоятельства непреодолимой силы. Когда разбивается самолет или тонет корабль, человек над этим тоже не властен. Иногда бывает по-другому, но чаще — нет. Страшно, невыносимо, непоправимо, но это сила стихии. Перед ней не встанешь на колени. И некого просить, и некого проклясть. А вот в поселке Красная Горбатка во всем виноваты люди. Не те, которые приехали из Кировской области в поисках лучшей доли, а те, которые устроили так, что вдалеке от больших дорог начинается небытие. Можно, конечно, отговориться: а зачем Изергина рожала детей, когда ни кола ни двора? А разве за это теперь приговаривают к смерти? Зачем сильные мира сего говорят: рожайте, поможем? Поможем — в смысле утопим? Выходит, как только человек отрывается от насиженного места, его вычеркивают из всех списков? Был человек, а стал проклятый нахлебник. И дети его нахлебники. И куда бы он ни приехал, нигде не нужен. Работать некому, на полях ничего не растет, вдоль дорог стоят дома с выбитыми стеклами, а больше таких дорог, где вообще ничего не стоит и не лежит, — вот бы и строить, пахать, сеять, варить да печь. И ехали бы в такие края люди, и везде была бы жизнь. Но для многих жизни нет. Получается, если бы Людмила Кузьмина смирилась с тем, что в доме напротив нет света, мы бы никогда не узнали о пятилетнем Никите, которого проще отдать в интернат для слепых, чем попытаться вылечить.
Я позвонила директору института Гельмгольца, и через несколько дней Римма Изергина привезет ребенка на обследование. Деньги на такси до Москвы мы ей оставили.
* * *
Одна женщина привезла в редакцию плюшевого медведя. Она сказала: “Ольга, денег у меня нет, но очень хочется принимать участие в “Соломинке”. Возьмите мишку, когда-нибудь он пригодится. И получится, что мечта моя сбылась, я не прошу, а даю”.
Не прошло и недели, как появилась мама с ребенком. Она хотела рассказать свою историю, но ребенок все время плакал. Я достала медведя. Девочка примостилась в кресле и зашептала ему на ухо. Так мы и поговорили. На прощанье я спросила, как она его назвала. Оказалось, Коржик. И теперь я знаю, что в последнюю минуту, когда кажется, что ничего уже не исправить, должен появиться Коржик. Не может не появиться.
* * *
Благодарим бабушку Таню, Ларису Николаевну Хомич, Татьяну Анатольевну Мартынову, Алексея Д., Сергея Куликова, Людмилу Николаевну Никитину, Джозефину и Анну, Юлию Моисейкину, Елену, Игоря Сергеевича, незнакомку, которая приехала в редакцию 29 апреля, Людмилу Кузьмину и ее друзей и всех, кого не сумели назвать.
Звоните нам по телефонам: 250-72-34; 250-72-72, доб. 74-66, 74-64.
E-mail: Letters@mk.ru (с пометкой “Соломинка”).
