Сейчас на стороне Елены многие эксперты и врачи, даже известный детский доктор Леонид Рошаль пообещал заняться ее вопросом. Тем временем женщина живет в ожидании исполнения приговора, который вынесли ей так быстро, что она даже не успела понять, что произошло.
Все началось с того, что 21 июня 2007 года в отделение хирургического лечения интерактивной патологии Научного центра сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева, где Трофимова работала детским кардиологом, поступила десятилетняя Настя Ефимова. Елену Трофимову назначили ее лечащим врачом. У девочки, приехавшей в Москву из Пскова, был врожденный порок сердца с дефектом межпредсердной перегородки. Такие дефекты хирурги ушивают в детском возрасте, это обычная практика. После обследования и консультаций хирурга плановую операцию назначили на 22 июня.
Операция прошла без осложнений, послеоперационный период у медиков никаких опасений не вызывал. Ежедневно ребенку проводили клинические, биохимические анализы крови, делали ЭКГ, эхокардиограмму. Трижды ей выполнили рентгенографию легких.
На 7-е сутки было принято коллегиальное (!) решение о выписке Насти. В день выписки, 28 июня, девочке сделали все контрольные анализы, провели эхокардиограмму, ее осмотрел оперирующий хирург, убрали послеоперационные швы, проверили состояние раны... Решение о выписке подтвердили, и в 5 часов вечера девочка покинула больницу вместе с бабушкой, получив на руки выписной эпикриз и письменные рекомендации врачей. Трофимова оставила бабушке свой рабочий телефон — чтобы в случае изменения состояния ребенка ей тут же звонили. Ведь девочке в послеоперационный период требовался серьезный уход. Прежде всего — регулярный прием назначенных таблеток. Кроме того, ребенку нельзя было поднимать ничего тяжелого, даже тужиться — все это могло спровоцировать серьезные осложнения. “Я сказала бабушке, чтобы, как приедут в Псков, сразу вызвали местного врача и мне отзвонили”, — рассказывает Елена.
Надо отметить, что Настя росла, как у нас принято говорить, в неблагополучной семье. Ее мать была лишена родительских прав, а в опекуншах значится бабушка, Надежда Михайловна Ефимова. По наблюдениям врачей, безоблачными отношения внучки и бабушки не были, девочка не слишком-то рвалась домой. Настя рассказывала Трофимовой, что мама ее вовсе не пьющая и не гулящая. Врачи отмечали, что Настя была нестабильным, замкнутым ребенком, многое пережившим в своей короткой жизни. “Я привязалась к Насте, оставалась с ней ночами, а ее бабушку даже лечила от гипертонии, — вспоминает врач Трофимова. — Она меня тогда благодарила. Недавно я смотрела один старый советский фильм, где пациент говорит врачу: “Никогда вас, доктор, не забуду”, а врач отвечает: “Забудете, да еще и жаловаться будете”. Прямо про меня...”
...Никто не позвонил Елене ни на следующий день, ни через день после Настиной выписки. Это — по ее словам. Бабушка же Насти утверждает, что звонила Трофимовой несколько раз, жаловалась на температуру и мокнущую повязку, а московский врач советовала на температуру внимания не обращать, врача не вызывать, а лучше купить в аптеке бинт и поменять повязку. При этом получается, что общалась бабушка с Трофимовой в субботу и воскресенье по рабочему телефону, когда у врача были выходные...
А через пару дней бабушка позвонила в Бакулевку и сообщила, что Настя умерла. Еще через неделю бабушка позвонила Елене: “Будь ты проклята, чтоб ты сдохла!” Как позже выяснилось, 30 июня вечером ребенок умер дома при невыясненных обстоятельствах. Со слов родных, Настя упала без сознания и так и не очнулась. Ей вызвали “скорую”, но бригада подоспела лишь через 40 (!) минут и констатировала смерть.
Почему так долго ехала “скорая” и что на самом деле произошло с ребенком, похоже, ни следователей, ни судебных экспертов не особенно интересовало. Никто из них не задался вопросом, принимала ли девочка назначенные врачом препараты, за чем должна была следить ее опекунша. Кстати, на судебном заседании бабушка не могла припомнить названий этих лекарств. После 15 июня 2007 года в амбулаторной медицинской карте девочки в Пскове записей нет, значит, после выписки к врачу ребенка не водили. Всего этого не упомянуто в судмедэкспертизе, проведенной на базе 3-го отделения Главного государственного центра судмедэкспертиз Минобороны.
Следствие показало
Следствие тянулось в течение двух лет. Проводились прокурорские проверки, наблюдающих за девочкой врачей и хирургов периодически вызывали на дачу показаний.
В прошлом году, в августе, ночью в квартире Елены раздался звонок от следователя: срочно явитесь в прокуратуру в качестве то ли обвиняемой, то ли подозреваемой — спросонок женщина так и не поняла. Полночи она искала адвоката, а когда явилась к следователю, выяснилось, что еще 17 июня 2009 года, почти два месяца назад, на нее заведено уголовное дело по статье 109 часть 2 — “причинение смерти по неосторожности”. Согласно проведенной в рамках уголовного дела судмедэкспертизе, причиной смерти ребенка явился гнойный медиастенит — воспалительное заболевание грудины с гнойно-некротическим расплавлением стенки аорты. По их предположению, инфекция была занесена ребенку во время операции. Но, если верить медицинской литературе, такое заболевание у детей бывает только при повреждении трахеи, чего у Насти быть не могло, по крайней мере, на момент выписки из стационара. А если бы у нее действительно был гнойный медиастенит, ни один врач в здравом уме и трезвой памяти из больницы бы ее не выписал, а ведь решение о выписке принимается коллегиально.
При внимательном изучении экспертизы выяснилось, что оперативные вмешательства, которые проводились в Бакулевке, не совпадают с теми повреждениями, которые были зафиксированы при первичном судебно-медицинском обследовании в городе Пскове. Были перепутаны места разрезов, характер хирургического вмешательства — такое ощущение, что изучали вообще другого пациента. К примеру, врачи Бакулевки вскрывали правое предсердие (что есть в протоколе операции), а псковские эксперты написали о вскрытии правого желудочка. Но эксперт Беляев из 3-го отделения пояснил это суду просто: сердце — это полый мешок, зайти в него можно из любой точки. “Слышать такое врачам просто дико”, — говорит кардиолог Трофимова. Были и совсем уж глупые ляпы: к примеру, эксперты упомянули, что рана зашита шовным материалом, который в Бакулевке не применяется. Елена уверяет, что и факты из истории болезни, упомянутые в судмедэкспертизе, извращены. Оказалось, что у девочки ежедневно была лихорадка и лейкоцитоз (повышение уровня лейкоцитов в крови, что свидетельствует о воспалении). При этом карту вызова “скорой” в Пскове эксперты даже не сочли нужным исследовать! Как и выяснить, принимала ли девочка после выписки лекарства.
Несколько раз обвиняемая обращалась в суд с ходатайствами провести другую экспертизу, суд их не принял. Трофимову осудили на два года отбывания наказания в колонии-поселении и постановили ей выплатить бабушке умершего ребенка миллион рублей за моральный вред. Бабушка, конечно, требовала больше и даже грозилась покончить жизнь самоубийством, если ей не заплатят денег, “ей причитающихся”. Сумма сложилась у нее путем несложных подсчетов: сколько пособий она недополучит, доживи ее внучка до 18 лет.
— Думаю, что даже для меня смерть этого ребенка была большей трагедией, нежели для ее родственников, — говорит Елена. — Я ведь не отходила от ее кровати, и все произошедшее для меня — шок.
Дело шито белыми нитками
Елена решила бороться, хотя многие уверяли ее, что шансов нет. “На одной чаше весов вы, врач, а на другой — несчастная бабушка, потерявшая внучку. Кому поверят?” — прямым текстом заявил ей один телеведущий, депутат и борец за справедливость. “Смиритесь, вам в любом случае сидеть”, — успокаивали “добрые” следователи.
— Но я не хочу сидеть в тюрьме, мне не стыдно стучаться во все возможные двери, потому что уверена, что в этом деле нет и сотой доли моей вины, — говорит врач.
Трофимова заказала две независимые судебно-медицинские экспертизы. Одну провели эксперты ФГУ “РЦСМЭ Росздрава”, другую — Филатовской больницы, в том числе главный детский хирург Москвы Александр Разумовский. Обе экспертизы не оставили камня на камне от выводов экспертов 3-го отделения. Эксперты Росздрава отметили, что до них ни один эксперт не задумался над тем, что же происходило с девочкой после выписки из стационара, с 28 по 30 июня 2007 года. Была ли у нее температура, боли, какие у нее были нагрузки, почему она не посещала врача и принимала ли назначенные препараты. Кроме того, эксперты не провели микробиологических исследований на инфекции, так что бактериальный возбудитель и источник инфицирования аорты установлены не были, “если таковые в действительности имели место”. А это привело к “неправильным выводам о причине смерти”. Никаких макроскопических (на вскрытии) и клинических признаков медиастенита в представленных материалах не оказалось — так откуда же вообще взялся этот диагноз? Хирургическое и послеоперационное лечение ребенка не вызвало у экспертов нареканий, и противопоказаний для выписки Насти, по их мнению, не было: состояние и анализы ребенка были нормальными, уровень лейкоцитов, которые эксперты сочли превышенным, на самом деле соответствует нормам для ребенка ее возраста. Неудивительно: ведь ни один из экспертов 3-го отделения (Беляев, Кранин, Русакова, Кузьмина), как выяснилось, не имел “необходимой квалификации и опыта клинической работы в области детской торакальной хирургии”. Да и лицензии у этого центра не оказалось.
Эксперты Филатовки также полностью отвергли диагноз “медиастенит”, не найдя в истории болезни девочки ни единого признака этого заболевания. Эта болезнь никогда не проходит без температуры ниже 38 градусов, без болей. Если бы все это было у девочки в стационаре, ее бы не выписали. Если началось дома — почему бабушка не позвала врачей?
Что на самом деле случилось с несчастным ребенком, можно только предполагать. Кардиологи уверяют, что после такой сложной операции ребенок просто не имеет права находиться один — принимать ванну, ходить в туалет. Может случиться все что угодно, включая т.н. аритмогенную смерть, возникающую в процессе отека, который может произойти даже в результате небольшого напряжения или натуживания в туалете. Особенно если ребенок пропустил прием необходимых лекарств.
Трофимова надеется, что ее дело вернут на новое рассмотрение, с новой экспертизой: “Никакой оправдательный приговор мне не нужен — я не виновата”.
Ответственный секретарь Общественного совета по защите прав пациентов при Росздравнадзоре, доктор медицинских наук Алексей Старченко также не нашел в медицинских документах ни одного признака медиастенита у погибшего ребенка. По его мнению, обвинительный приговор в отношении Трофимовой вынесли неправосудно не только по этой причине.
— Самое главное, что судом неверно установлен субъект преступления! Даже если бы у ребенка и развился этот мифический медиастенит, Трофимова, являясь кардиологом, не обладает достаточными знаниями и умениями для выявления такого заболевания, потому что оно, согласно медицинской литературе, — кардиохирургическое, и следить за его развитием должны кардиохирурги. Во-вторых, приговором Трофимову обвинили в том, что произвела выписку пациентки, недооценив возможных последствий. Но! Лечащий врач не является должностным лицом и не вправе выписывать пациентов — окончательное решение могут принимать только завотделениями или замглавврача, которые должностными лицами являются. Еще один очень странный момент: эксперты делают вывод о том, что между проведением операции и смертью пациентки нет никакой причинно-следственной связи, при этом предполагая, что инфекция была занесена именно во время операции! В приговоре указано: “В ходе проведенной операции неустановленным следствием способом произошло попадание инфекционного агента (бактерий) в область восходящего отдела аорты, в результате чего у несовершеннолетней Ефимовой А.И. не позднее 24.06.2007 развилось осложнение в виде гнойного медиастенита...” Даже если это и так — Трофимова не делала этой операции. Мы будем обращаться в правоохранительные органы с требованием пересмотреть дело московского врача.
