Стильное трехэтажное здание площадью 5 тысяч квадратных метров — целый город, наполненный детскими голосами. Здесь все друг к другу на «ты» и только по именам. «Чудесная радуга», «Сказочный замок», «Вольный ветер», «Лебединое озеро», «Земляничная поляна», «Остров сокровищ» — одни названия групп вдохновляют. И дизайн тоже соответствует, потому что все сделано с любовью.
— Привычная нумерация от одного до десяти скучна и безлика, а всякие там «Колокольчики» и «Солнышки» настолько избитые, что никаких образов давно уже не вызывают, — объясняет заместитель руководителя Мария Михайловна Прочухаева, пока мы с фотографом потрясенно ахаем, перемещаясь в сказочном пространстве. Да что говорить о журналистах, когда даже эксперт ЮНЕСКО, который всегда рекомендовал для изучения инклюзивного опыта скандинавские страны, теперь обеими руками голосует за Москву!
Детский сад напоминает волшебный лабиринт, где за каждым поворотом таится новое чудо. То мозаичный пол в бассейне, то сенсорная комната, стимулирующая зрительное, слуховое восприятие, то столярка, то гончарная мастерская с муфельной печью для обжига глиняных поделок. И вот уже на наших глазах педагог «дядя Миша» в окружении детишек лепит гнома в колпаке и с бородой.
...Первые строчки этой педагогической поэмы сочинялись в 1997 году в детском саду «Наш дом на Пресне», и Мария Михайловна, а тогда просто Маша, молодой психолог, ломала привычные стереотипы детского учреждения. Ведь что такое детсад? Место, куда многие малыши раньше шли со слезами, потому что их заставляли есть противную кашу-размазню и спать днем.
Здесь завели новые порядки: неспящую группу, развивающие игры нон-стоп, маму, которую можно не отпускать хоть две недели, пока не пройдет адаптация.
Оказывается, старый педагогический принцип «делай как я», направленный на формирование навыков, т.е. когда все повторяют за учителем, не слишком ориентирован на то, чтобы развить у детей творческое мышление. Так почему бы не дать каждому ребенку, особому или обычному, возможность оставаться самим собой, предлагая задания подходящей для него сложности. Не заставлять «быть как все». Не хочешь спать в тихий час — ну и не надо. Для таких детишек создали неспящую группу. Пока другие смотрели сны, они лепили, играли или сидели за компьютером…
Но главное отличие от традиционных детских учреждений заключалось в другом. В «Наш дом на Пресне» принимали детей, которым в других садах указывали на дверь: с синдромом Дауна, ДЦП, ранним детским аутизмом, делая их, а заодно и родителей, изгоями общества. Малышей с такими диагнозами тогда редко можно было встретить рядом со здоровыми сверстниками. Многие родители, увидев во дворе больного ребенка, спешили увести свое чадо подальше. Многострадальные мамы этих детишек тоже обходили детские площадки стороной, подальше от грубых реплик и бестактных советов.
— В автобусе от таких детей отодвигались, а пешком было далековато. Никогда не забуду, как у метро стояли частники, которые знали наш детский сад, и предлагали: «Садитесь, все равно вас никто не повезет!» Потом эти же «бомбилы» перестали брать деньги и подвозили наших воспитанников с мамами или папами просто так, — рассказывает Мария. — На всю Москву было лишь три интегративных детских сада, куда принимали детей с такими диагнозами. У нас из 66 воспитанников каждый третий был с особенностями поведения.
Мария рассказывает о рыжем мальчике из многодетной семьи. Он пришел в детский сад совсем маленьким. Все время обнимал свое одеяло, не расставался со своей бутылкой молока, дрался — в общем, был неуправляемым. И к концу подготовительной группы педагоги даже беседовали с его родителями: «Может, лучше перевести на надомное обучение?» А недавно на встречу выпускников (здесь есть такая замечательная традиция!) пришел крепкий парень с разрядом по шахматам — тот самый мальчик. Кто после этого скажет, что чудес не бывает?
А я вспоминаю Лизу — девчушку со светлыми хвостиками, носиком-кнопочкой, раскосыми глазами и диагнозом «синдром Дауна». Девочка была такая славная, что стала всеобщей любимицей. Всем хотелось с ней обниматься, потому что малышка буквально лучилась позитивом. Когда дети из ее группы отвечали на вопрос: «С кем ты хочешь дружить?» — большинство назвали именно Лизу. Один мальчик, к слову, совершенно здоровый, пригласил Лизу на свой день рождения. Его родители немного растерялись: что скажут гости? «Без нее скучно!» — объяснил ребенок.
Сегодня Лиза успешно учится в коррекционной школе. Вот так. Липкий ярлык необучаемости отклеили именно в детском саду.
— А Илюша Павлов! — напоминает мне Мария.
С Илюшей отдельная история. А ведь на этом мальчике поставили крест сразу после рождения, но плохие прогнозы не сбылись.
...На УЗИ незадолго до родов Илюшкину маму обрадовали: «Плод развивается нормально. Ждите девочку!» Родился мальчик. Узкие глаза, маленький нос, плоское лицо — классические признаки синдрома Дауна.
«Вам 36 лет, трое детей. Зачем еще эта обуза — идиот с высунутым языком?» — акушерка не церемонилась. Каждые пятнадцать минут в палату заходили, уговаривали написать заявление об отказе от ребенка. Ирина не сдавалась. Тогда вызвали мужа. Отцы в тяжелых случаях почему-то чаще сдаются, но Илюшин папа только спросил: «Когда можно забирать?»
Ребенок с таким диагнозом развивается медленнее своих сверстников. У него меньше сил, он быстрее устает. Илюша пошел в полтора года, заговорил в три с половиной, а побежал только в шесть. Зато читать научился уже в пять лет, раньше обычных детей. К семи годам освоил счет и письмо. Конечно, это космическая заслуга родителей, отвоевывавших каждую маленькую победу терпением и любовью. Илюшина сестра Катя выучилась на дефектолога, и когда на экзамене она сказала, что ребенок с синдромом Дауна читает, пишет и считает, ей поставили тройку за «фантазии». Ну не укладывался мальчик в жесткие рамки диагноза.
В детском саду Илюшей гордились. Его ставили в пример как круглого отличника. Потому что любой успех такого ребенка — это настоящая победа. Сегодня мальчику 20 лет. Он успешно окончил коррекционную школу, куда его не хотели принимать, и самостоятельно прошел полный курс музыкальной школы по классу фортепиано. Илья хорошо учится в картонажном техникуме. Играет в шахматы и уже получает вторую специальность. Хотите верьте, хотите нет, но у мальчика даже фенотип изменился: диагноз стерся с лица.
Он тоже приходил на вечер выпускников и участвовал в общем концерте, поразив всех игрой на фортепиано.
«Почему-то среди наших детей много музыкально одаренных!» — говорит Мария Михайловна. Она, конечно, знает почему.
Когда в старых стенах на Пресне стало совсем тесно, им предложили переехать. Сначала планы были скромные: просто отремонтировать старое здание типового детского сада в Ковровом переулке. Это выглядело примерно так, как если бы большой семье предложили поменять «двушку» на «трешку». Чуть свободней, но все равно пианино ставить некуда.
— Мне всегда помогала восточная философия: сначала создать образ желаемого, будто это уже есть, — слушая Марию, я начинаю понимать, почему ей все удается. — Мы расписали, что нам обязательно нужно для жизни. И большой бассейн, и мастерские, и залы, и просторные группы. Очень быстро стало ясно, что мы не поместимся в старом здании. И я пошла по всем этажам управления образования убеждать, что нам нужен новый дом. И мне каждый начальник очень аргументированно объяснил: это невозможно. А через месяц вдруг все разрешилось: «Прочухаева, у тебя будет новостройка!»
К радости примешивались сомнения: удастся ли сохранить в просторных хоромах камерную, почти домашнюю атмосферу «Нашего дома на Пресне»? Не потеряется ли главное, не уйдет ли тепло? Говорят же: в тесноте, да не в обиде.
Когда садик открылся, в холле уже висели фотографии детей — обычных и необычных. Это, наверное, и был запах дома, его соль.
Сегодня здесь 400 детей. 107 сотрудников по табелю. Из них двенадцать в декретном отпуске. Интенсивное общение с малышами явно способствует демографическому росту! Мария Михайловна подает личный пример. Она многодетная мать. У нее пять детей: старшему 28 лет, младшему — 5. И внуку уже четыре с половиной. Смеется: «Приличия соблюдены».
Четыреста детей — это десять инклюзивных групп плюс специальные службы. Знаете, что такое лекотека? «Леко» в переводе со шведского — игра, игрушка, а «тека» — хранилище, то есть помещение, где можно играть и общаться со специалистами. Есть «Ранняя помощь», рассчитанная на детей, у которых установлено отставание в развитии. Работает центр игровой поддержки для малышей до 3 лет, они ходят на занятия с родителями.
Воспитатели, дефектологи, логопеды, психологи — проблем с кадрами здесь, похоже, нет. Заглядываешь в группы и видишь много молодых сотрудников, которых можно принять за первокурсников. К слову, студентов и аспирантов сюда притягивает как магнитом. Они хорошо чувствуют детей и готовы возиться с ними часами. Им интересно работать с аутичными детьми, хотя это требует огромного терпения, ведь эффект становится виден далеко не сразу.
Иногда прорыв происходит настолько неожиданно, что специалисты теряют дар речи от изумления. В садике есть очень сложный мальчик, который никогда не отвечает, только громко кричит и плачет. На днях в его группу пришли студенты, и дефектолог им сразу рассказала об особенностях ребенка.
Студенты поздоровались с детьми, и тот самый мальчик поприветствовал их в ответ. Дефектолог не смогла скрывать эмоций: «Мы с первого сентября добивались, чтобы он это сделал, и ничего не получалось. А тут — поздоровался!»
— Сегодня была девушка из Швеции, она хочет у нас стажироваться, — делится Мария. — Здесь могут работать люди, у которых хорошо развита фантазия. У некоторых смежное с педагогикой образование, и это даже лучше, потому что нет учебных стереотипов. Нам ведь все время приходится решать творческие задачи. Есть методики, которые работают успешно, но пока не придумано ни одной, которая годилась бы для всех детей.
В детском саду проводят занятие, которое называется «Научи меня говорить», когда и дети, и взрослые играют роль людей с трудностями общения.
На эмоциональном подъеме, в игре со сверстниками легче решаются речевые проблемы детей. Малыш с синдромом Дауна, практически не говорящий, вдруг выкрикивает правильное слово или пытается подпевать. А кто-то начинает сочинять сказки.
Ребят с особенностями здесь принимают такими, какие они есть. И малыши, которые вырвались из изоляции, в «детской оранжерее» расцветают и меняются на глазах. Чем младше детская группа, тем легче в нее вписывается «особый» ребенок. Ведь дети не ставят диагноз друг другу.
В отличие от взрослых. Хоть и нет ни одного нормативного документа, в котором было бы сказано, что таких детей нельзя брать в обычный детский садик, а в министерских циркулярах детям с инвалидностью и их родителям предоставлено право выбора школы и детсада, реально добиться этого нелегко. Есть случаи, когда дело доходило до судебного разбирательства.
Конечно, записывая ребенка в электронную очередь, родители могут не указывать, что у малыша есть особенности, но у администрации остается много уловок для отказа. Ссылаются на отсутствие условий, нехватку кадров или даже прямо говорят: «Инвалиды нам тут не нужны!»
В инклюзивном детском саду никому не отказывают.
— Мы принимаем всех. У нас каждый третий ребенок с диагнозом. Детский церебральный паралич, аутизм, синдром Дауна, синдром Вильямса, синдром Мартина, и еще есть дети с неясной генетикой. К нам ходит мальчик, он практически слепой, отличает свет от тени. Еще у него ДЦП. Ребенок ходит в группу с тьютором. Его возят на коляске, ему делают массаж, с ним занимаются логопед, дефектолог и психолог.
— Деление на больных и здоровых уже не так актуально, как несколько лет назад. Но мне кажется, что родители обычных детей все равно испытывают тревогу, что малыш «с особенностями» может стукнуть или чем-то напугать их ребенка.
— Чаще всего родители беспокоятся, не заразно ли то или иное заболевание, но быстро понимают, что в данном случае это им не грозит.
Все новые дети приходят на консультацию, где логопед, психолог, дефектолог знакомятся с семьей. Иногда кому-то назначают обследование у психиатра или невролога. Если ребенок не слышит обращенную речь, не способен подражать, склонен к агрессии или самоагрессии, это значит, что в группу ему пока незачем. Тогда мы предлагаем ему индивидуальные занятия, то есть все равно не оставляем без помощи, просто формы будут другие.
Особый ребенок, принятый в детский коллектив, расцветает. Он чувствует поддержку, испытывает радость, что его принимают на равных. А если взглянуть на обратную сторону медали? Не будет ли он тянуть здорового малыша назад? Помню, как в детстве я привела домой девочку с жутким дефектом речи. Мне хотелось ее опекать, с ней заниматься. Может быть, я играла в учительницу, но мои родители пришли в ужас от новой дружбы.
— Снаружи тянуть назад невозможно, — уверена Мария. — Достаточно знать законы развития психики. Есть генетические заболевания, например синдром Ретта (психоневрологическое наследственное заболевание, встречающееся почти исключительно у девочек и являющееся причиной тяжелой умственной отсталости), когда приобретенные навыки утрачиваются. К примеру, ребенок, научившись ходить, может разучиться. А если обычный малыш вдруг начинает также хрюкать или ползать, значит, ему чего-то не хватило и он возвращается на доступную ступень. Мы должны разглядеть, что нужно ребенку. Раскрыть его талант, о котором родители порой не подозревают.
На самом деле, как показывает многолетний опыт работы инклюзивного садика, совместное воспитание идет на пользу всем. Дети становятся более общительными и открытыми творчеству. Среди них меньше забитых, не умеющих постоять за себя. В то же время у них ниже уровень тревожности и агрессивности.
Вы когда-нибудь играли в «Лабиринт»? Строго говоря, это специальное занятие, но так придумали взрослые, а для малышни — игра. Дети разбиваются на пары, один — ведущий, другой — ведомый с завязанными глазами. Ведущий должен провести ведомого, заботясь о нем, по маршруту. Затем дети меняются ролями.
— Но всем ли родителям нравится такая необычная атмосфера и непривычные методики? Бывало ведь, наверное, как в семье: «не сошлись характерами», и родители просто забирали детей? — спрашиваю мою собеседницу. Она задумывается.
— Три ребенка за всю нашу историю перешли в другой сад. Это совсем немного за почти 17 лет работы. Родители не смогли принять наш взгляд, что мы с ними — партнеры. Когда наступает момент осознания: мне тоже придется что-то изменить, не все взрослые к этому готовы. И тогда «развод». За одного мальчика родители очень боялись и никак не могли его отпустить в самостоятельную жизнь. Приводили после завтрака, чтобы ел дома, забирали сразу после обеда. Если мы пробовали оставлять ребенка на сон, сразу две бабушки сидели в раздевалке и караулили внука.
Все эти годы, пока обкатывалась и воплощалась в жизнь модель инклюзивного сада, команду взрослых мучил вопрос: ребенок выйдет за порог, а что с ним будет дальше? Искали школы, готовые к сотрудничеству, пытались найти единомышленников. Но мечта так и оставалась мечтой.
— А сейчас мы создаем инклюзивный комплекс! — делится планами Мария Прочухаева. — Наш сад объединится с другими садами, школами — обычной и коррекционной, колледжем, и наконец выстроится та самая образовательная вертикаль, о которой мы мечтали, вплоть до получения детьми профессии и поддерживаемого трудоустройства! Причем школа планируется многопрофильная, с математическими, языковыми и биологическими классами. И не будет ребенка, которому мы бы отказали!
Звучит, конечно, фантастически, но я верю: все это будет. Ведь пока у них все получалось. Может, восточная философия помогает, может, стены греют — без чего-то неосязаемого здесь точно не обходится.
В этом детском садике уже накоплено много-много традиций. Например, выпускные вечера. Их устраивают даже для ясельной группы. Раньше воспитатели вязали или шили игрушки на память, а сейчас пишут грамоты. И, знаете, про каждого ребенка находится что сказать.
