Игорь и Светлана Михайловы (фамилия изменена в интересах детей — Авт.) прожили в любви и согласии 16 лет. Познакомились еще в юности, в родной Астрахани — ей было 17, ему 21. Три года встречались, потом поженились — все чин чинарем, все как у людей. Первой у них родилась дочка Ксения, через 4 года сын Артем, еще через три — младшая Арина. Мама, художник по образованию, практически никогда не работала, сидела дома с малышами. Папа-инженер крутился как мог, подрабатывал то там, то здесь, занимался коммерцией, перепродавал разный товар.
— Жили мы не бедно, но и не богато. Так, как все, — вспоминает Игорь.
А потом, когда дети подросли, родители стали задумываться о переезде в столицу. В Москве все-таки и образование получше, и перспектив больше. Михайловы продали все, что было в Астрахани, — трехкомнатную квартиру, гараж и акции, оставшиеся еще со всероссийской приватизации. Денег хватило аккурат на «однушку» недалеко от МКАД.
— Вот после переезда в Москву наша семья и развалилась, — вздыхает Игорь. — Сыну тогда было 11 лет, а девочкам 8 и 15.
Причины произошедшего он ищет до сих пор. Тяжелый период переезда совпал с другими бедами — у Светланы умерла мать, а сама она серьезно заболела сразу после этого.
— У жены нашли опухоль. Слава богу, позже выяснилось, что она доброкачественная. Но тогда Света не хотела лечиться у врачей в больницах, а все ходила по бабкам-гадалкам. Они ей там и нашептали, мол, «все беды от того, что ты без любви живешь». Вот она и стала искать новую любовь...
Но в тот момент дел и забот было столько, что Игорю некогда было обращать внимание на рассказы жены обо всяких колдуньях. Выздоровела — и хорошо. Новая работа, новый город, дети, школы, секции и кружки... Через пару месяцев и жена тоже подыскала себе работу — дизайнером в какой-то фирме.
— Там она себе нового мужа нашла или нет, я уж не знаю, — строит предположения Игорь. — Но только она начала подолгу пропадать. Потом вообще перестала ночевать дома. Ну я, конечно, ругался... Она сперва все объясняла работой, а после очередной разборки вообще собрала вещи и ушла.
И тут муж узнал, что с работы ее уже давно уволили. Что у нее новая любовь. И что домой, в семью, она больше возвращаться не собирается.
— Я несколько месяцев звонил ей. Пытался как-то поговорить, разобраться, что произошло. Но она разговаривать не хотела и вскоре подала на развод.
Одновременно с заявлением о разводе на стол судье легли также просьбы разделить имущество (то есть эту несчастную «однушку» у МКАДа) и определить место проживания детей.
— Суд решил оставить детей со мной — ведь дети-то со мной все эти месяцы жили, да и сами они категорически отказывались уезжать к маме. По решению суда Света также должна была выплачивать мне алименты. Первое время она иногда общалась с детьми, в школу за ними приходила, дарила подарки, вещи какие-то покупала. Но все это общение происходило эпизодически. Дети, конечно, переживали, плакали. Я их успокаивал, как мог, и говорил всегда: это ваша мать, ее надо любить такой, какая есть.
Впрочем, однажды женщина все же проявила «материнскую заботу» о детях. В один прекрасный день она пришла к ним домой, как обычно, пообщаться. Игорь оставил их в квартире одних, а когда вернулся вечером, не обнаружил ни бывшей жены, ни детей.
— Старшей дочки тогда дома не было. А двух младших она увезла в неизвестном направлении. Я обращался и к судебным приставам, и к участковому, и в органы опеки. Но все как один отказывались искать детей — она мать, имеет право, и точка. Пару месяцев никто не мог понять, где дети. Сама же Светлана, как и прежде, жила в Москве со своим любовником.
Артем и Арина обнаружились только через месяц — в Астрахани, у дальних родственников.
— Она их отправила к сестре. Там даже кроватей не было для них, дети спали то на полу, то на кухонном столе. В школу не ходили. Я их, естественно, тут же забрал и привез обратно.
■ ■ ■
Тем временем московский суд разделил между супругами квартиру. Пополам — как и положено по закону.
— Я просил ее и лично, и через органы опеки обращался, чтобы она переписала свою долю на кого-нибудь из детей. Предлагал ей за это деньги. В ответ я то же самое собирался сделать — так было бы безопаснее всего для ребят.
Однако жена от всех предложений категорически отказалась. Так же, кстати, как и от уплаты алиментов на детей. Вместо этого она подала иск о вселении в квартиру. Суд ей отказал с мотивировкой «крайне неприязненные отношения между бывшими супругами».
Но Светлана отступать не собиралась. Сыграв свадьбу со своей новой любовью, она первым делом переписала свою долю квартиры на нового мужа Михаила Прокофьева (до женитьбы он носил фамилию Егоров, но после свадьбы взял девичью фамилию Светланы).
— Не знаю, зачем она это сделала, — размышляет Игорь. — Думаю, для того, чтобы эту долю у нее не отобрали в счет неуплаченных алиментов. Получается, этот мужчина ей дороже и ближе, чем собственные дети...
Так или иначе, но с этого момента во всех инстанциях — суде, милиции, органах опеки — бывшую супругу Игоря представлял ее новый муж Михаил Прокофьев. И тогда началась настоящая война.
— Он звонил мне постоянно, требовал арендную плату за то, что мы живем на его территории. Названивал мне на работу, рассказывал начальству какие-то гадости обо мне. Потом развесил объявления по всему району с моим номером телефона. Одним словом, совершал мелкие пакости. Так продолжалось где-то год. Я оборонялся, они нападали время от времени. Летом 2012 года я уехал провожать старшую дочку в лагерь. А когда вернулся, то обнаружил, что все мои вещи на улице, в квартире полно какого-то народу, а меня вообще пускать никто не собирается. Дети тогда отдыхали в лагерях, и мне пришлось временно поселиться у родственников. А когда через месяц мы с ребятами приехали домой, то от того, что там увидели, волосы встали дыбом.
Бывшая супруга, она же мать детей, вместе со своим новым мужем разделили квартиру на две части. Они построили стену из гипсокартона, разделив большую комнату пополам, точно отмерив свою долю и долю Игоря с детьми.
— Нам с ребятами достался маленький закуток без окон, без батарей и без освещения. В нем только и поместилось, что двухъярусная кровать и половинка моей двухспальной. Там, по мнению Светы, должны были жить дети. Меня она вообще пускать не собиралась.
■ ■ ■
Он, конечно, писал во всевозможные инстанции, обращался в БТИ с требованием снести незаконно построенную стену. Но всем все равно. Буквально с боем Игорь заселился в свою квартиру. И стали они жить все вместе. Отец с детьми в своей фактически кладовке вчетвером. И Света с Михаилом и их новорожденным ребенком, которого они назвали Ангел, — в светлой половине.
— Всякое было за эти полгода, что мы вместе провели. И драки, и пьяные угрозы со стороны Михаила. Он вообще не стеснялся, называл моих детей всякими оскорбительными словами. Один раз меня чуть не задушил. Я обратился в милицию, в деле разбирался мировой суд, хотя статью ему серьезную вменяли: «Угроза убийством». Мне пришлось уйти с работы, так как оставлять детей одних в квартире стало просто опасно.
Естественно, все это время Игорь пытался как-то решить вопрос. Через органы опеки, через участкового предпринимал попытки наладить диалог с бывшей супругой.
— Я пытался выкупить у нее ее долю. Тогда я еще работал, мне давали кредит 1,5 миллиона. Я просил Свету взять эти деньги и переписать долю на кого-нибудь из детей. Но она сама в диалогах вообще не участвовала. Все за нее говорил и делал ее новый муж: «Гони два миллиона, а то через месяц доля будет стоить уже три». И все тут!
После того как мировой суд признал Михаила Прокофьева виновным и присудил ему 150 часов исправительных работ, молодые супруги переехали. Но не просто так, а оформив дарственную на свою долю третьему лицу — совершенно посторонней даме.
— Как я позже узнал, она заплатила им даже меньше, чем я предлагал за эту несчастную долю, — недоумевает Игорь. — Почему они мне не могли продать, я не понимаю. Не для себя же просил, а для наших детей.
В итоге новая собственница прожила в этой разделенной пополам квартире чуть больше трех месяцев, потом ее сменил какой-то родственник. После родственника доля также по дарственной перешла еще каким-то мужчинам. Они несколько дней там ночевали, хамили, угрожали. А потом съехали, прихватив с собой... унитаз.
— В полиции заявление от меня принимать отказались. Докажите, говорят, что унитаз был вами куплен, покажите чек... Короче, я сменил замок и отказался пускать этих мужиков в квартиру. Все что мне теперь остается — обороняться своими силами. Куплю, наверное, винтовку.
А бывшая жена с новым мужем приобрела на вырученные деньги однокомнатную квартиру под Воскресенском. И продолжает ходить по судам.
— У нас заседания практически каждый день. В разных судах. На одном она говорит, что богатая, прекрасно живет и требует отдать детей ей, — рассказывает Игорь. — На другом — что бедная, безработная, со своим Ангелом на руках и ей надо снизить сумму алиментов. Она не платила их вообще и уже сейчас должна нам порядка 620 тысяч рублей.
Сам Михайлов вынужден оборонять оставшийся семье клочок жилья и как-то зарабатывать на жизнь:
— Я подрабатываю как могу, но только чтобы надолго не уходить из дома. Выхода вообще никакого нет, жить, кроме как в этой кладовке, негде: в Астрахани никого не осталось, переезжать не к кому. Если продать квартиру и разделить деньги по частям, то мне не хватит даже на одну комнату. Кредит не дают, так как нет стабильного заработка. Круг замкнулся.
■ ■ ■
Дети у Игоря очень способные. Старшая дочь Ксения учится в МГТУ им. Баумана. Средний сын Артем — в лицее для одаренных детей при этом же вузе.
— Я уже ни на кого не надеюсь и давно не верю в справедливость. Сейчас могу ждать только чуда. Со своей проблемой я обошел абсолютно все инстанции, какие только возможны. Никому нет до нас никакого дела. Я подал в суд, прошу признать акт дарения Светой доли в квартире Михаилу незаконным. А еще потребовал уплаты алиментов. Однако на какой-либо значимый результат не рассчитываю. Тем более, вот только что стало известно, что моя бывшая жена заключила брачный договор со своим мужем — по нему ей ничего больше не принадлежит: ни совместно нажитое имущество, ни имущество, купленное на невыплаченные алименты. Она все сделала, только чтобы обездолить наших детей. Надо где-то искать денег и выкупить эту долю. Но работать толком не получается — дети в опасности. Они еще маленькие, младшей Арише всего 12.
Сама Светлана признает, что дети ее живут в невыносимых условиях. По крайней мере в телефонном разговоре с журналистом «МК» она так и сказала:
— Да, дети мои уже давно живут в невыносимых условиях. Они уже и забыли, что такое нормальная жизнь, — только и успела сказать многодетная мать. После этого трубка оказалась у ее мужа:
— Так, девушка, я уполномочен отвечать на все ваши вопросы. У меня есть доверенность от Светы. А ее не трогайте, у нас маленький ребенок, и так уже у нее молоко пропало. И вообще, не знаю, что там вам этот Михайлов наговорил. Он никогда эту квартиру не покупал. Все, что там есть, — все там мое, и сделал там все я. Это моя вообще квартира.
— Как это ваша? Вы же только что сказали, что Светлана ее купила.
— Ну и что, что купила. Она мне ее подарила. Есть документ. И этот Михайлов у меня еще попадет на бабки. Я через месяц подаю иск в суд о том, что он мне должен денег за то, что живет в моей квартире. И вообще, он живет за мой счет (непечатные выражения). Да, да! По судебному решению он и дочка старшая Ксения ответчики, она ведь уже совершеннолетняя. И сын, Артем, кажется, тоже уже паспорт имеет. А денег платить у них, видите ли, нет!
В органах опеки и попечительства Западного Дегунина о дикой ситуации, сложившейся с жильем отца и троих детей, нам сказали следующее:
— Игорь Михайлов — очень хороший отец. Он детей своих любит и как может старается, чтобы им хорошо жилось. И путевки в лагерь на них получал, и в соревнованиях наших районных они часто принимают участие. Дружные они. Мама же, когда у нее семья новая появилась, совсем перестала участвовать в жизни детей. И долю свою в их квартире на нового мужа переписала. Условия жизни у них теперь, конечно, далеко не идеальные. Сейчас она через суд пытается добиться права опеки над несовершеннолетними ребятами. Арина и Артем были вызваны в суд и однозначно сказали, что хотят жить только с отцом. Они, кстати, с мамой-то первый раз за год на суде и встретились. А почему она к ним не приходила, я не знаю. Сказала, что некогда было, так как занималась обустройством квартиры, чтобы было куда их от отца забрать...
