— Я с детства хотел иметь собаку, — рассказывает мой собеседник, — но поскольку мой папа был военным и мы с родителями очень часто переезжали, о четвероногом питомце приходилось только мечтать. Потом прошли годы, я попал к моему другу Мише Ширвиндту на программу “Дог-шоу”, и ежемесячное общение с большим количеством собак в очередной раз подтолкнуло меня к мысли взять щенка. Еще и младшая дочь Даша стала просить, чтобы ей подарили какого-нибудь щеночка, и в какой-то момент я сказал Мише: “Знаешь, я собаку решил купить!” — “А какую породу?” — “Лабрадора!” И тут выяснилось, что Миша, у которого всегда были собаки, тоже хочет лабрадора. Вот такое совпадение.
— Может быть, на ваш выбор повлияла знаменитая Кони?
— Нет, это было 13 лет назад, когда о лабрадоре номер один в нашей стране еще никто не знал и даже о хозяине тоже толком никто не слышал. Поэтому это было решение не политическое, а чисто сердечное.
Мы долго искали семью, из которой хотели взять собак. И наконец нашли. Папа — английский чемпион, мама — местная. С ветеринаром отправились отбирать щенят. Нам посоветовали, кого лучше взять. Но потом я поехал с дочерью, и мы увидели такую картину: щенки спали, и один вдруг встал и пошел к нам. Он был крошечный, посмотрел снизу вверх на нас, и я обнаружил, что у него чисто человеческие глаза и лоб делается в морщинку. И я его за эти морщинки так полюбил, что мы взяли именно его, а не того, которого отобрали вместе с ветеринаром. Ему было три месяца, он уже ел пищу, к которой его приучили, и до сих пор питается сухим кормом. Он какие-то вещи сразу понял: порода есть порода! Лабрадорам присущи и врожденное благородство, и ум, и доброта, и харизма. Мы должны были назвать собаку на букву “Ч”.
— Попробую угадать. Чарли, Чавес?..
— Нет, все проще, мы дали ему имя Чук, в быту Чуша. А Миша назвал своего Чосер — там все сугубо интеллектуально. Если бы я знал, что такое жизнь с собакой, я бы, конечно, задумался. Когда ты берешь щенка, еще не представляешь себе всей сложности. У меня стойкое ощущение, что своим детям — старшей Саше и младшей Даше — я такого внимания не уделял. И уж, конечно, не строил свою жизнь исходя из того, что надо кого-то выгулять, покормить, не переживал на предмет “а как же мы уедем”. Но судьба нашего Чука сложилась замечательно. Ему 13 лет, и он в неплохой форме, однако я не могу сказать, что его жизнь была абсолютно безоблачной.
— На его долю выпадали испытания?
— Примерно через год после его появления я уехал заканчивать работу в Чехии. Полтора месяца отсутствовал дома. Однажды позвонил, и Даша, рыдая, мне сказала, что Чука сбила машина и, вероятно, он погибнет. На прогулке его отпустили с поводка, на противоположной стороне улицы он увидел девочку — естественно, собаку, побежал за ней и попал под машину. Надо отдать должное моей жене Лике, которая подняла на ноги всю Москву, чтобы спасти Чука.
— Он сильно пострадал?
— У него практически не было задних лап — все переломано и изувечено. Я не понимаю, как Лика тяжелую собаку несла на руках. Она тут же позвонила моему другу Георгию Боосу. Я очень благодарен ему, потому что он бросил все свои государственные дела, приехал к нам и подхватил собаку. Чука возили из клиники в клинику, пока не нашли замечательного врача Александра Игоревича Каца, который, как доктор Айболит, пришил ему новые ножки, и он опять побежал по дорожке — это тот самый случай! Было несколько операций. Чук ходит, более того, “профессиональная” болезнь всех лабрадоров — дисплазия — его миновала: у него два искусственных сустава. Эта история придала ему некую задумчивость и философичность. Он лишнего движения не сделает.
— И лишнего тоже не скажет?
— Да, хотя с возрастом он стал дико разговорчивым. Бурчит, пытается вступить с нами в диалог, даже когда говоришь: “Иди на место!” — он что-то должен “сказать” в ответ. Думаю, он ненавязчиво посылает нас куда-то, выражая неудовольствие. Как правильно сказал Миша Ширвиндт, если бы прилетели инопланетяне, которым нужно было бы объяснить, что такое собака, достаточно показать лабрадора. Это идеальная, классическая собака — по доброте, товариществу, дружелюбию, благородству. Конечно, если ты закомплексованный дебил, которому нужно пугать прохожих, тогда надо заводить убийц. А если тебе нужен друг и воспитатель для детей, если ты хочешь, чтобы атмосфера в доме была радостной, я бы всем советовал завести лабрадора.
— Он правда прирожденный воспитатель?
— Конечно. Чук помогал в воспитании и внучки, и дочки. У него врожденная боязнь, что с нами что-то случится. Когда мы приезжаем в гости к друзьям, у которых загородный дом и бассейн, собака сходит с ума, если мы, не дай бог, погружаемся в воду. Он бегает по периметру бассейна и наконец бросается, чтобы нас спасти. Он не выносит, когда я внучку беру на руки, потому что боится, что я ее уроню. То же самое происходит на улице, когда Чук видит, как кто-то берет ребенка на руки. Наша собака тут же начинает подлаивать: “Аккуратней!” Он вообще ощущает опасность на расстоянии, издалека чувствует человеческую агрессивность, которая никак не проявляется внешне. И практически никогда не ошибается.
— К кому он относится без особой симпатии?
— Например, он не любит плохо одетых людей. Если навстречу идет человек, который неряшливо одет, Чук начинает бурчать и потом обязательно гавкнет, хотя он не брехливая собака. И, к сожалению, он не любит людей в форме. Когда я вижу, что навстречу идет милиционер, тут же начинаю отвлекать собаку…
— Интересно, а как у него складываются отношения с собратьями?
— Он не вмешивается в собачьи драки. Очень благородно себя ведет, когда на него нападают собаки. Зная, что он не Карелин и не Валуев, замирает в позе Байрона и задумчиво смотрит вдаль. В это время свора бегает вокруг нас, я их шугаю, а он стоит и думает о чем-то своем. А потом долго смотрит на меня с недоумением, видимо, считая, что это меня почему-то недолюбливают собаки.
— Так и вижу эту мизансцену. Чук, наверное, очень артистичен?
— Вообще собачьи лица замечательны тем, что ты нагружаешь их собственным ощущением. Мы все, конечно, помешаны на своих собаках, и когда я разговариваю со своими друзьями или знакомыми собачниками, они говорят: “А мой так смеется!” — или: “Моя умеет плакать”. Мне очень понравилась история, которую мне недавно рассказал драматург Эдуард Яковлевич Володарский, — о том, что есть какая-то конфессия, разрешающая с собаками заходить в церковь. Они верят, что у собак тоже есть душа. И меня это очень порадовало. Конечно, у них есть душа.
— А вам не хотелось снять Чука в своей картине?
— Я и так снимаю достаточное количество своих родственников — если начну снимать еще и собаку, это будет перебор. К тому же я снимаю ретрофильмы, а тогда лабрадоров не было. На лабрадоров были похожи дворняжки, а сейчас это самая благородная порода.
— К кому в вашей семье песик испытывает особые чувства?
— Самые ровные отношения сложились у него со мной. Но моих женщин он любит больше. Мне кажется, что к жене и дочери он больше душевно расположен. Я вижу, как он радуется Лике, как он обожает Дашу, хотя у нее самое суровое отношение к нему. Ее комната — единственная, куда он не может зайти без разрешения. Он сидит в дверях, она там ест яблоко, и он истекает слюнями. Если бы ел я или Лика, он бы уже тыкался мордой, издавал звуки и требовал своего. Но здесь он молча изнывает от желания. Когда остается маленький огрызок, она, не глядя на него, говорит: “Иди!” — и он радостный вбегает. С Дашей Чук — воспитанная собака. Со мной он держит дистанцию, потому что я могу рявкнуть, хотя он почему-то думает, что я в доме занимаю его место и у него больше прав на Дашу и на Лику, но приходится терпеть.
— Тринадцать лет — солидный возраст для собаки.
— Конечно, он взрослеет. Я не хочу сказать, что стареет, но у него есть главное, что объединяет людей и животных: ощущение, что жизнь прекрасна и удивительна. Когда я вижу, как он встречает девушку и по инерции машет ей хвостом, я понимаю, что и у меня еще все впереди.
