Красивый приговор

Александр ВАСИЛЬЕВ: «Столько женщин хотят ко мне прислониться, пощупать, сфотографировать меня, обнять, просканировать»

С  Александром Васильевым мы встретились в ГУМе, где проходила его выставка «120 лет моде». Боже, какой позитивный человек! Да разве можно такого назвать Александром? Саша, только Саша! Милый, добрый, ласковый, лучезарный. Историк моды, телеведущий, писатель. Ну просто молодец. Мы закончили разговор, и он мне так ненавязчиво: «Вы прелесть, прелесть!». Не знаю, как вам, а мне понравилось, я аж загордился. Да, а знаете, сколько ему на днях стукнет? Ни за что не поверите — 55! Так он и не скрывает.

Александр ВАСИЛЬЕВ: «Столько женщин хотят ко мне прислониться, пощупать, сфотографировать меня, обнять, просканировать»

«Я бывший принц, которого недолюбили»

— Александр, скажите мне, пожалуйста, что такое красота?

— Это чувство гармонии, которое индивидуально для каждого человека на земле. И, возможно, даже для каждого животного. Вы знаете, есть такие птички в Австралии, которые из синих объектов делают арку для того, чтобы провести через нее свою самку. Это удивительно! Просто у людей, у всех наций, у всех рас разное мнение о красоте. То, что красиво японцу, совершенно некрасиво украинцу. То, что красиво бразильцу, абсолютно не будет считаться красивым для жителя Конго.

— Давайте о женщинах. Ведь с кем о них говорить, как не с вами. Вы любите женщин?

— Очень. А вы?

— Тоже. Просто вы упомянули Японию… Мне очень нравятся японки, они такие сексуальные.

— Они очень закрытые. Нет на земле более закрытой нации, чем японцы. Это нация, в которой не существует слова «нет», как вы знаете. Они всегда говорят «да», и мы думаем, что они согласны, вместе с тем они могут быть совершенно не согласны с вашей точкой зрения. Но из-за воспитания, вежливости они всегда будут на высоте. Согласен с вами, что женщины Японии не только очень оригинальны, но и очень разнообразны. Вот сейчас молодые японки стараются перекрашивать себя то в блондинку, то в рыжую, то в сине-зеленый цвет, одеваются настолько экстравагантно, что понимаешь: жертвы моды как раз живут в Токио, а не в других странах. Тот, кто ищет эту эксцентрику в Париже, не найдет ничего, а в Токио найдет всё. Конечно, японская женщина может быть и традиционной, и революционной. Единственное, она не может быть грудастой, потому что у японок просто такая морфология.

— Мне кажется, что вы чем-то похожи на японца. По-моему, вы очень закрытый…

— И вместе с тем открытый миру. Вы знаете, более публичного человека, чем я, трудно найти. По телевизору меня смотрит ежедневно как минимум 30 миллионов россиян. С другой стороны, когда я спускаюсь здесь на первую линию ГУМа, я не могу пройти: столько женщин хотят ко мне прислониться, пощупать, сфотографировать меня, обнять, просканировать. И у всех одна и та же присказка: «вы мой любимый, я смотрю ваши передачи»; или «я читаю ваши статьи»; или «хожу на ваши выставки или семинары»; или «я обожаю ваши книги»… Но все говорят: в жизни вы лучше, чем на экране. Телевидение, видимо, полнит или старит. Наверное, они все считают меня, может быть, пенсионером, а увидев, говорят: ой, какой же вы молодой и какой вы… высокий. Хотя я совершенно не высокий, это вы два метра, а я метр 76, давайте напишем правду, сколько есть — все мои. Возможно, по сравнению с женщинами на каблуках я на телевидении и кажусь малышкой.

— Понимаю, что женский контингент, который вас обожает, довольно разнообразный, но мне кажется, что по возрастному пунктику и по сущностному он похож на женскую аудиторию Стаса Михайлова.

— Совсем нет. Меня обожают женщины от 14 лет до 96. Я поражен статистикой посещаемости моего сайта. Вам интересно? Больше всего посещают меня девушки от 18 до 26 лет. А я был уверен, что от 50 до 70.

— Чем же вы так пленяете юных дев?

— Я не знаю. Думаю, что как раз историей. Это то, чего абсолютно не хватает. Наверное, молодые парни в окружении этих девушек такими знаниями не обладают. Возможно, я пленяю их постоянным своим желанием сделать комплимент, возможно, менее грубыми движениями, а может быть, постоянным интересом к собственным нарядам, которые я меняю очень часто и стараюсь даже в рабочей обстановке подчеркнуть свою принадлежность к этому миру. Я сегодня пришел работать и прекрасно знаю, что, если бы я не надел свою подвеску, спускаясь вниз сниматься, фотографии вышли бы не такими хорошими. Я должен всегда следить и за оправой очков, и за запахами своими, и за всем чем угодно.

— Наверное, у девушек, женщин есть усталость от своих мужиков, мужланов, а тут вы — луч света в этом темном царстве.

— Нет, думаю, просто они видят во мне того сказочного принца, которого они недолюбили, бывшего принца, поскольку по возрасту я уже больше в короли гожусь... Вы знаете, в «Одноклассниках» 130 тысяч женщин объявили, что они учились со мной в одном классе. Это вам нравится?

— Может, они такие же сказочницы, как и вы?

— Наверняка. А на Фейсбуке 75 тысяч женщин сказали, что они дружат со мной. Это какие-то сказочные цифры. Хотя если мы сравниваем нас с американскими звездами — у них в разы больше. Я всегда интересуюсь: а сколько другие набрали?

— Вы немножко ревнуете?

— Нет, я очень интересуюсь чужим рейтингом и своим рейтингом. Я реалист и понимаю, почему у меня такой успех. Если честно, для меня успех просто беспрецедентный. Сравнить меня в этой области ни с кем нельзя. Хотя есть ревнивцы. Я прекрасно знаю, что есть женщины, которые тоже занимаются историей моды и которые тоже хотели бы чего-нибудь добиться. Но у них есть недоработки, только я никогда о них не скажу, потому что иначе они подтянутся.

— А вот те женщины, которых вы показали в программе Андрея Малахова?

— Понравилось вам?

— Еще бы. Тем более, вы сказали, что все они девственницы.

— Я так называю их всегда — и им это очень нравится. От этого они вдруг становятся молодыми. Да, каждый месяц у меня выездная школа в разные страны мира. Вот только что я вернулся из Королевства Марокко. Там прожил почти 12 дней со своими дамами. Их немного, всего 28 человек. Но много старожилок. Есть женщины, которые ездили со мной 16-й раз подряд. Значит, им нравится.

Со Светланой Конеген и собачками на презентации ее книги «Собачья площадка». 2009 год.

— Значит, им это нужно.

— Или их мужьям. Очень часто я понимаю, что муж с удовольствием отправляет свою жену и просит, если можно, подольше ее подержать. Россия — страна адюльтеров. Поэтому женщинам интересно, а их мужчинам тоже приятно.

— То есть женщины знают, для чего мужчины отправляют их с вами?

— Женщины прежде всего хотят чувствовать себя в своей тарелке. Со мной едут только женщины их класса, а это, скажу, удовольствие недешевое, не для среднего класса. Но не только платят мужья, со мной ездят дамы, которые сами заработали немало денег. Или это очень молодые дочки богатых родителей. Им нравится окунуться в атмосферу, где их приятельницы любят то же самое: те же рестораны, те же марки и бренды, те же уровни отелей. Если я их поселяю в 4 звезды, тут же подходят ко мне и гневно говорят: «Это что за клоповник?!» Они любят очень хорошие матрасы, красивые ванны. Но они любят и знания, все-таки едут из-за моих лекций, из-за моих семинаров. Еще они хотят посетить дворцы, музеи, а также получить максимум удовольствия и радости от оздоровительного шопинга.

«В столице моды в джинсах вы никому не нужны»

— Вас можно назвать человеком, который, с одной стороны, сделал себя сам…

— Абсолютно. Но сделали, конечно, меня мои родители. Если бы не та культурная артистическая база, которую мне подарила моя мама, актриса и профессор Школы-студии МХАТ Татьяна Васильева, и мой папа — народный художник Александр Павлович Васильев, академик, я бы, возможно, никогда не стал бы тем, кем являюсь сейчас. Потом Париж, куда я уехал в 82-м году — образование там для меня было не только весомым, но очень-очень важным. И непростым. Это была прекрасная эпоха, которая отточила мой характер, а главное — выдала знания. Надо было так много знать для того, чтобы там работать и преподавать! Ведь в принципе эмигранты из России совершенно никому не нужны, ни в одной стране.

— Так вы, отправившись во Францию, уезжали в никуда?

— Абсолютно в никуда, хотя я был женат на француженке, и это мне давало хотя бы кров над головой.

— Женились вы уже там?

— Нет, я женился в Москве на стажерке, изучавшей русский язык. Хотя брак продлился только четыре года, но я был безумно счастлив, что окунулся в среду и выучил французский, который стал мне таким же родным, как русский.

— Это был единственный ваш брак?

— Нет, после этого я был женат на исландке.

— А про француженку расскажите, это так интересно.

— Это были самые прекрасные чувства, но, к сожалению, чувства к совершенно другой девушке.

— То есть вы женились на этой француженке по расчету?

— Иначе я не мог выехать. Так что это действительно был брак по расчету — и француженка была в курсе. А на самом деле я любил другую — Машу Уинбер-Лаврову, знаменитую художницу. Сейчас она живет в Париже. Мы с ней прожили три счастливых года.

— И чтобы заявить себя этому, незнакомому для вас миру, вы одевались в экстравагантные костюмы. Чтобы выделиться, да?

— Но не только. Это была необходимая платформа, которую вы обязаны создать, если живете в столице моды. В столице моды в джинсах вы никому не нужны — если вы хотите работать в мире красоты. Сначала меня пригласили в кино — я снялся в нескольких эпизодических ролях. Потом, когда я показал портфолио своих спектаклей, меня тут же позвала симпатичный еврейский режиссер Ева Левинсон. Так я получил свою первую зарплату во Франции.

— Повезло!

— Не только. Можно очаровывать, но очаровать невозможно. Так что в моем случае была не просто лотерея, не только пиар. Но контракты были краткосрочные, они заканчивались — и я вновь оставался без работы. В это время мне приходилось делать разное. Некоторое время я пел в кафе в Париже. У меня небольшой голосок, но все-таки достаточный, чтобы петь в кафе. Я клеил афиши…

— То есть занимались многими вещами?

— Нет, не такими плохими, о которых можно подумать. Я знаю массу русских девушек, которые занимаются совсем другими вещами.

— А ваша французская жена вам не помогала?

— Она была состоятельная женщина, но уж не настолько. Ее родители — буржуа. Недавно я вернулся в Бордо, пришел в тот дом, где в молодости жил. Тогда он мне казался великолепным и громадным. Теперь, может, с высоты прожитых лет, я увидел его маленьким и не слишком хорошим...

Но продолжим вспоминать: случилось чудо — меня взяли в известную школу моды. Мне тогда только исполнилось 25 лет. Потом уже я встретился с Майей Плисецкой — и она стала моей крестной матерью в мире балета. Заказала мне эскизы костюмов, похвалила и порекомендовала ассистенту Рудольфа Нуреева Евгению Полякову, который был тогда директором труппы балета во Флоренции. Я получил контракт и там. Потом контракт в Исландии, где познакомился с исландской женщиной, тогда девушкой, которая стала потом моей второй женой. Затем встретил человека, который совершенно изменил мою жизнь. Это был знаменитый танцор Кировского балета Валерий Панов. Он со своей женой пригласил меня оформлять спектакли в Королевском балете Фландрии в Антверпене. Это считалось очень круто. Тогда мне открылось много дверей. Я оформлял практически весь репертуар Чайковского по всему миру. Потом, когда стало можно, вернулся в Россию — и на меня обратил внимание Слава Зайцев. Ну а дальше — телевидение, издательства… Сейчас в моей коллекции больше 50 тысяч предметов.

«Детей нет, к сожалению. Но я тренируюсь»

— А про исландскую свою жену можете немножко рассказать?

— Вы считаете, личная жизнь — это газетная тема? Я считаю, что мои отношения со Стефанией остаются моим личным, самым секретным, и я имею право сохранить их от вторжения даже самых прекрасных журналистов. Исландия — замечательная страна, где 6 месяцев в году день и 6 месяцев ночь. Когда я выходил там из ночных клубов (а я их очень любил) в четыре часа утра, светило солнце — было потрясающе! Но мне не нравилось в десять утра выходить на работу в театр, когда за окном кромешная ночь. Светает в час, и в час тридцать солнце садится. Но это были прекрасные годы моей жизни.

— У вас дети есть?

— Нет, к сожалению. Но я тренируюсь.

— На кошечках?

— Нет, есть предмет, возможности.

— Насколько вам соответствует привычный всем лучезарный, улыбчивый образ Александра Васильева?

— Это вы должны решать. Но я смог его создать. В каждом творце должна быть доля тайны. Как только тайна уходит, человеком перестают интересоваться.

— Вы пьющий человек?

— Нет. Это мое достоинство. Меня часто приглашают на вечеринки — и я с удовольствием там выпиваю бокал шампанского. Но у меня совершенно нет потребности ни к одной форме алкоголя даже в мыслях. А зачем? Мой рабочий день очень загружен. Я заканчиваю около двух ночи, встаю в полседьмого утра. Мне надо так много успеть, что на пьянство просто нет времени.

Со своими соведущими на съемках «Модного приговора» Эвелиной Хромченко и Надеждой Бабкиной. 2013 год.

— Вы смотрели фильм Кончаловского «Глянец»?

— Смотрел, но меня там нет. Мне кажется, я рабочая лошадка, которая к глянцу не имеет никакого отношения. Если бы все глянцевые люди вкалывали, как я, и у них было б все хорошо. Я самодостаточен и живу в гармонии с самим собой.

— Простите, вы верующий человек?

— Да, даже православный. Это важно, потому что многие из-за девичьей фамилии мамы — Гулевич — считают иначе. Это польско-белорусская фамилия, но из-за нее меня так любят в Израиле. А когда я приезжаю в Турцию (моя прапрабабушка была турчанкой), ко мне подходят: «Мы знаем, вы наш!» Я говорю: «Почему?» — «В глазах видим». «Полумесяц?» — спрашиваю я.

— Что такое грех для вас?

— Главный грех для меня — переедание, обжорство. И нужно не вредить другим людям. Ну и себе, конечно. Я совсем лишен криминогенной атмосферы.

— То есть вы не Григорий Лепс?

— Про Лепса я ничего не знаю. Но с людьми, ходившими когда-то в малиновых пиджаках, я даже близко не знаком. В Интернете людей без фотографии, без фамилии или с подозрительными образами типа пистолета у виска я сразу блокирую.

— Как вы, такой радужный, такой позитивный…

— Я совершенно не радужный.

— Я так и думал. Мне кажется, когда вы один, то можете быть и депрессивным.

— Ни в коем случае! У меня есть любимая собака, мопс Котик, который дает мне столько радости. Сегодня мы ходили с ним в банк. Как он вилял хвостом при слове «банк»! У него рефлекс: банк — деньги — магазин — колбаска.

— Но все же, когда вы остаетесь один, наверное, улыбку с лица снимаете?

— Нет, я всегда улыбаюсь. Сам себе, потому что у меня есть зеркало. И так я улыбаюсь, знаете, сколько лет? Сорок.

— То есть в 15 вы решили изменить свою жизнь?

— Я уже тогда был популярным, вел детскую передачу «Будильник» вместе с Надеждой Румянцевой. Я пришел на телевидение в восемь лет. Мой первый художественный фильм «Женька наоборот», я играл Женьку в детстве. Но тогда не было видео — и все смыто, остались только черно-белые фотографии. А еще был фильм «Кто спасет парня». Это из американской жизни, я там играл сына Юрия Соломина Джо Пика, почему-то меня так звали.

— Что вы думаете о нашей прекрасной Думе, которая приняла закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди детей? Как вам живется в гомофобской стране?

— Я от политики бегу как можно дальше. Но согласен с тем, что нужно оберегать детей от насильственных действий сексуального характера со стороны взрослых. Будь это отношения с разнополыми или однополыми, животными или, простите, с мертвецами. Дети не должны об этом знать и думать до определенного возраста. А дальше, извините, когда они повзрослеют, решать им.

— Сколько лет вы себе отмерили в этой жизни?

— Лет сто. Я беру пример с моей любимой женщины Ксении Триполитовой, балерины, которой исполнилось уже 98 лет. Вчера мы с ней говорили по телефону. Я хотел бы быть таким активным в 98. Она водит машину, пьет прекрасное вино, ест мясо с кровью, летает самолетами, переодевается, делает прически, красит губы, смеется, не хочет спать до двух часов ночи, всегда в хорошем настроении, ходит двумя ногами и одевается сама. Говорит, что проживет до 100 лет, а дальше посмотрит по состоянию здоровья. Для меня это идеал.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру