«В России только M-1 могут предоставить серьезных соперников»
– Саш, первый вопрос: что чувствуешь, возвращаясь в дело, да еще и в Россия?
– Про ощущения от возвращения сказать сложно. Наверное, они просто — обычные. Но я рад выступать в России, для меня это волнительно. M-1 был одним из множества вариантов, и в итоге мы выбрали именно его, для нас он наиболее приемлимый. Почему? Потому что мы возвращаемся не одним боем, а будем участвовать в интересном Гран-при. Я думаю, это главное: нам предложили интересный формат, который мне очень хорошо знаком. Также не могу не сказать, что остальные три бойца, участвующие в турнире — очень серьезные ребята. Только M-1 могут предоставить такую серьезную конкуренцию.
– Чем M-1 выделяется конкретно на российском рынке?
– Самое главное — это самая опытная организация. Я точно могу сказать, что M-1 у обывателя сейчас больше всего на слуху. В России 140 миллионов людей, а разбираются в смешанных единоборствах — совсем немного, думаю, несколько миллионов. Но M-1 смогли раскрутить свой бренд, он узнаваем.
– А за пределами России?
– M-1 тоже знают.
– И что говорят?
– Всякое (смеется). Но надо понимать, что это в основном все конкуренты.
– Ты не раз участвовал в гран-при. Расскажи, какие плюсы у этого формата, какие минусы?
– Тут нужно разграничивать, гран-при тоже разные бывают. Я участвовал в таких, где все бои за один день, или где в течение трех месяцев. Плюс в том, что ты занят боями постоянно. Три месяца если длится гран-при, то все время в процессе. У M-1 же другой немного формат: бой будет 19 февраля, а следующий поединок будет только в июне. Но в целом мне это подходит: 2 боя за 4 месяца это хороший график.
– Верно ли утверждение, что в гран-при каждый может победить каждого?
– Да, но нужно учитывать, кому как повезло с жеребьевкой. У нас 4 бойца, это не так много.
– Бой против Славы Василевского был объявлен только на этой неделе. Хватит ли тебе времени на подготовку, ведь остался всего месяц?
– Бывало так, что я еще позже узнавал о поединках. Поэтому нормально. Плотно начал тренироваться в декабре, так что время есть, сейчас будем работать конкретно под соперника.
– Что у него мог бы отметить?
– Слава довольно упорный боец, он в поединке не ломается, идет до конца. У него все в порядке с выносливостью, хорошо работает руками и, конечно, борется в стойке.
– Для тебя, как и всегда, будет иметь значение проводить бой в стойке?
– Да, и это независимо от того, борец соперник или ударник. Конечно, я не исключаю, что мы можем побороться, а там посмотрим, как будет.
– Как ты считаешь, в поединке таких опытных соперников, бойцы могут друг друга чем-то удивить?
– Конечно! У нас разный уровень, был разный уровень оппозиции. Василевский все-таки больше выступал в России и дрался с европейскими бойцами. А я — против американцев и бразильцев. Плюс у нас разные школы и стили. Он классический выходец из самбо, а я себя причисляю к школе рукопашного боя. Любители меня поймут, кстати: у нас всегда было легкое сопротивление, что лучше, боевое самбо или рукопашный бой?
– Прям как вечный спор о боксе и борьбе.
– Да-да! Просто эти два вида спорта всегда были близки для силовых структур. И вот что лучше подходит для боевой ситуации, уличного боя — вопрос спорный. Так что интерес к бою подогревается еще и этим столкновением.
– Твой простой в боях длится ровно год. Как-то давит этот момент?
– Сейчас не могу сказать, но с психологической точки зрения на меня давил не столько простой, сколько вся эта ситуация с отстранением. Только сейчас начал отходить от нее. А так — все нормально.
– Вторую пару Гран-при составили Рамазан Эмеев и Майкель Фалькао, с которым ты уже встречался. Если предположить, то с кем бы ты хотел встретиться дальше?
– Не думал об этом. Говорить об этом, это значит уже перепрыгнуть через голову Василевского. В моем случае нельзя недооценивать: когда я этим занимался, это заканчивалось плохо (улыбается).
«В России нужно ввести сухой закон»
– Говоря о различных школах: есть ли какая-то идеальная, которая при переходе в смешанные единоборства работала бы лучше всего?
– Идеального нет, всегда будет появляться новое. У меня есть своя школа, свой стиль, и мы его продвигаем. Нас упрекают, что мы не боремся. Но мы этого не делаем потому, что это не наша школа. Мы пытаемся делать что-то свое. При этом я не спорю, что при продвижении своей школы невозможно всегда выигрывать, где-то будешь проигрывать.
– Настоящее и будущее MMA – за какой школой? Ударная или борьба?
– За школой смешанных единоборств. Сейчас уже обучают конкретно MMA. Просто мы пока не можем оценить ее плоды, потому что в России этот вид спорта молодой. У нас нет конкретных спортсменов, которые с нуля занимались бы именно смешанным стилем. Лет через 15 такие выходцы у нас будут, вот тогда и оценим. А в мире такие уже есть: особенно в Бразилии.
– Когда есть какая-то школа: бокса, борьбы, неважно, то боец определенно в чем-то лучше. Не может ли получиться так, что при обучении MMA у него будет все на среднем уровне, и не будет той самой «коронки», за счет которой он мог бы выиграть бой?
– Не будет. В любом случае, если брать бокс, спортсмен же не бьет все удары одинаково хорошо. У каждого есть свой любимый. Так же и здесь, какое-то коронное действие будет. Школа MMA хороша тем, что из нее выкинут много ненужного из других школ, чтобы адаптировать именно под смешанный стиль.
– Расскажи тогда поподробнее о своей школе в Омске. Как она функционирует, какие направления.
– Именно свой стиль под MMA я развиваю уже 11 лет. С 2007 года у меня появились ученики: Александр Сарнавский, Андрей Корешков. Но конкретно здание школы мы получили только 6 марта 2015 года. До этого базировались в другом клубе. Теперь же у нас школа «Шторм». Туда могут приводить детей и их начнут обучать той методике, по которой работаю я.
– Развивать дело в Омске — сложнее?
– Если говорить о коммерческих проектах, то, конечно, Москва, Санкт-Петербург, Казань — подходят больше. Но у нас социальный проект. Да, сложности есть, но они везде.
– В чем заключается социальное направление?
– Некоторые могут заниматься бесплатно, у нас есть бюджетные группы.
– Кто может туда попасть?
– Я попал в программу социальных инвестиций "Родные города" и мне удалось договориться о выделении стипендии для тренеров, которые работают с бюджетными группами. К ним относятся малоимущие, многодетные, дети с завода. Таких много.
– Сколько вообще в твоей школе занимаются людей?
– 500 человек и из низ 350 — дети.
– Твоя тренерская деятельность никак не мешает профессиональной карьере бойца?
– Мешает. Отнимает много времени, переживаний. Но это мой путь, я его выбрал. Мне приятно от всего этого. Конечно, приходится тратить много времени. Когда занимаешься один — проще, думаешь только о себе. Сейчас вот идет подготовка, бои предстоят мне, Александру Сарнавскому и Алексею Кунченко. Моя задача сейчас состоит в том, чтобы все максимально хорошо подготовились. Мы не можем кого-то обделить, об этом приходится думать мне. Но в целом все нормально, нам это удается.
– Легче выйти в ринг самому, нежели переживать за ученика?
– Да. У меня перед учениками большая ответственность. Особенно перед Андреем Корешковым. Я буквально за уши затащил его в профессиональный спорт, он не хотел, не верил в себя. Я в него больше верил. А значит все, что он выбрал в жизни — сориентировал я. Обучение, выступления. И представь, если у него не получится? Это ж какая на мне ответственность! Затащил, а толку не вышло... Хорошо, что про Андрея такое сказать нельзя: он чемпион мира как никак (улыбается).
– Как тренер скажи: проблема массового спорта в России существует? То что много детишек хотят заниматься, а не получается.
– Существует, но я бы сказал иначе: много НЕ хотят заниматься. Это куда более проблематично! Сейчас создаются все условия, говорю о своем городе — Омске. Иногда нужно только желание, и вот с ним возникают проблемы. Странно, но мальчикам перестало быть важным постоять за себя, быть сильными. Другие интересы появились, и это плохо. Радует только то, что не у всех.
– Какие есть пути для исправления этого?
– Трезвая Россия. Давай посмотрим: у нас есть регионы, где есть сухой закон. Чечня, Татарстан, районы Якутии. Если сравнить, то там намного больше здоровых детей, чем у нас. Мы можем сколько угодно говорить о том, что проблема в экологии, надо менять то и это. Но все это просто демагогия. Нужно ввести сухой закон и будет у нас массовый спорт, дети будут приходить и заниматься. Плюс нужен пример: если родители расслабляются с бутылкой пива, то затянуть ребенка в зал будет очень тяжело.
– Из-за чего ты стал ярым сторонником здорового образа жизни?
– В России действительно тяжело жить. Потому что нам не оставляют выбора, и сейчас я говорю конкретно об алкоголе. Нам говорят о двух вещах: либо ты умеренно выпиваешь, либо ты алкоголик. Третьего не дано, то есть абсолютного трезвенника. А я к этому как раз и призываю. Почему? Я видел много парней, которые старше меня, и видел, что с ними происходит. Они деградируют. Они превращаются в бичей. Все мы видим много бомжей на улице. Одна их точная составляющая: то что они пьют и курят. Мне было бы неприятно, чтобы у меня было такое сходство. Во-вторых, я считаю, что против России идет серьезная война, полное истребление, так, как это было в Америке в свое время, когда истребили коренное население, то есть индейцев, с помощью алкоголя. У нас тоже самое происходит. А я не хочу, чтобы такое было, чтобы Россия исчезла с мировой карты. Но если так пойдет и дальше, то, к сожалению, именно это и произойдет. Поэтому если вы хотите оставить за собой здоровое потомство — живите трезво!
«Летом моя история с допинговым разбирательством должна закончиться»
– Ты один из тех российских спортсменов, который оказался обвинен в употреблении допинга. Как считаешь, в этом деле политика участвует?
– Думаю, что да. Я выступаю один, я не в команде, а значит, я не получаю финансирования из госбюджета. Сам по себе профессионал. Поэтому в начале еще можно было думать, что может, это просто я сказки какие-то рассказываю? А вот когда произошла ситуация с легкой атлетикой, когда все это закрутилось, тогда всем стало все понятно. Просто меня это коснулось раньше.
– Твоя эпопея с разбирательством в США: есть свет в конце тоннеля?
– Да, он есть. В этом году все уже точно закончится. Я сделал все, что в моих силах, считаю, что мы полностью разбили все обвинения и доказали, что я не виновен. Дело осталось за малым: чтобы американский суд признал это.
– Когда будут слушания?
– Летом, если не ошибаюсь — в июне.
– И я так понимаю, что там уже нет шансов для того, чтобы твоя сторона потерпела фиаско?
– По закону — нет.
– Есть вариант беззакония?
– А как тогда это все произошло? Было нарушение антидопингового регламента. И главное — меня отстранили на три года, а не на один.
– Ты не один спортсмен, которого обвиняют безосновательно. Как ребятам с этим бороться?
– Честно скажу — я не знаю. У каждого своя история. Я пошел до конца потому, что не забыл: главное для мужчины это честь. Сейчас, к сожалению, мужчины становятся другими... В моей ситуации тоже было проще признать вину и получить дисквалификацию 9 месяцев. Но вину в чем? В том, что я не совершал?
– Как считаешь, а у легкой атлетики есть будущее в свете допингового скандала?
– Думаю, что есть. За них целая страна. В моем случае я сопротивляюсь один. А за легкоатлетов говорят адвокаты, министры, да даже президент России. Их, по сути, никто и не спрашивает.
– Политика слишком глубоко залезла в спорт?
– Давным давно она это сделала. Какое отношение у нас к олимпийским видам: посмотри, как это важно, какая им оказывается поддержка, чтобы доказать, что у нас превосходство. Я согласен с тем, что политика не должна быть в спорте, но что я могу с этим сделать? Да, стараюсь это не смешивать, но даже в турнирах по MMA очень много политических моментов.
– Например?
– Самый главный — межнациональная рознь. Разве не видно этого? Столкновение русских и кавказских спортсменов.
– Это же внутреннее все...
– Но тоже политика.
– И кто этим занимается?
– Не знаю. Этих людей тяжело найти. Те, кто это разжигает, пишет с вымышленных страниц. Напишут, а потом найдутся всегда дурачки, которые это увидят и продолжат. Вот и все.
«Буду драться в России, если...»
– У тебя большой опыт выступления как в США, так и в России. В чем главное различие?
– У нас лучше встречают. Вот, сейчас — Дарье Литвиновой хочу сказать спасибо, очень приятно, что такое отношение. В Америке за нас бы вообще не переживали. У нас если боец опоздал на самолет, то ему купят новый билет. Там такого нет. В Штатах мало кого заботит, поел ты или нет. Просто человеческое отношение лучше.
– Ну и выступать в России значит приятнее?
– Да. И мне, как русскому, и иностранцам.
– Может тогда, учитывая всю американскую несправедливость, есть желание бросить выступления в США и вернуться на отечественный ринг окончательно?
– Нет, такого желания нет.
– Но почему?
– Никто со мной спорить не будет: вершина MMA сейчас там. Если это изменится, через год, или даже завтра, то я с удовольствием это сделаю!
