До распада СССР, который случился в 1991 году, наша страна славилась мощной наукой, а московский ВНИИ физической культуры и спорта (ВНИИФК) был Меккой спортивной медицины. Он отдельно финансировался государством, которое понимало, что спортивная медицина — это особая отрасль, которая, как говорила прежняя заведующая кафедрой спортивной медицины в Московской государственной академии физической культуры Нина Граевская, граничит и с биологией, и с физиологией, и с педагогикой.
Сегодня, увы, специалисты утверждают, что ВНИИФК уже не тот, больше напоминает колосса на глиняных ногах, внутри которого — пустота. Я убедилась в этом лично: позвонив, с удивлением узнала от представителя, что в институте нет и никогда не было специалистов по фармакологическому сопровождению спортсменов. «Не может быть…» — начала было я спорить, ведь лично делала в свое время с ними интервью. В итоге меня вообще отправили к... министру спорта Мутко, без разрешения которого ученым вообще запрещено теперь общаться с журналистами.
Хотя, может, не права я. Ведь тема фармподдержки даже в старые времена была неоднозначной, научные труды о том, как поддержать профессионалов в спорте, расходились по институтам под грифом «секретно».
А что, собственно, нам было скрывать? Бромантан, фенотропил, инертные газы, предуктал? Это линейка препаратов, которая, как и нашумевший мельдоний, назначалась нашими спортивными врачами, как аскорбинка, витаминки для поддержки не только спортсменов, но и военных, и участников спецопераций. Все они были разрешены, но лишь до определенного времени.
В конце 90-х годов, когда появилось ВАДА, цель и действия его были логичны и приняты всеми буквально на ура. Еще бы, оно должно было защитить спортсменов от губительного действия допинга, приводящего порой участников соревнований к смерти, а также максимально уравнять спортсменов на старте.
Теперь, когда откровенные стероиды, типа французского эритропоэтина, вроде бы побеждены, работа ВАДА все больше напоминает чистый бизнес. Периодически оно подбирается к «витаминкам», которые якобы дают участникам соревнований преимущества перед другими, ведь оправдывать свое существование как-то надо. В итоге получается, что его деятельность уже начала приносить больше вреда спортсменам, чем пользы. Ну как теперь будет восстанавливать сердце Шарапова, десять лет принимавшая мельдоний?
— ВАДА имеет неограниченные полномочия, что хочет, то и запрещает, — жалуется мне один спортивный доктор, некогда работавший в нашей сборной. — Под запретом почти всё, кроме пока что глюкозы, чистой воды и креатина. Последний пытались поставить вне закона за то, что креатинфосфат способен влиять на мгновенную силовую работу мышц, к примеру, у тяжелоатлетов. Но у них ничего не получилось. А все потому, что креатин вырабатывается в нашем организме, поступает с мясом животных. Доказать его злонамеренный прием пока не удается. К тому же креатин — это не анаболический стероид. Не может сравниться со стероидами и мельдоний — поддерживающее сердце средство. Но как нам убедить в этом ВАДА?
Этот вопрос мы переадресовали спортивному кардиологу, руководителю отделения функциональной диагностики и спортивной медицины Московского научно-практического центра восстановительной и спортивной медицины Департамента здравоохранения Москвы, доктору медицинских наук Владимиру ПАВЛОВУ.
Спортивных врачей заменили физиотерапевты
— Я не специалист в вопросах допинга, и таких вы сейчас в нашей стране, пожалуй, уже и не найдете. Многие попали в опалу в связи со скандалами в федерации легкой атлетики — кто-то ушел в тень, кто-то уехал за границу. Но я не считаю тему допинга главной нашей проблемой. Она лишь следствие более серьезной — постепенного развала всей спортивной медицины в стране.
Посмотрите, кто лечит сейчас звезд уровня Марии Шараповой? Как правило, в прошлом это обычные врачи, не имеющие спортивной специализации: терапевты, проктологи, гастроэнтерологи, гинекологи. До 90‑х годов была отдельная специальность — спортивная медицина. После ее объединили с другими, и название поменялось: специалист по спортивной медицине, лечебной физкультуре, физиотерапии. Потом поменяли порядок слов и стало: специалист ЛФК, курортологии и спортивной медицины. То есть значимость ее снизилась еще больше. Скажите, врач ЛФК что-нибудь должен знать про допинг? Но и это еще не все. В 2008 году эта сборная специальность была вообще исключена из разряда основных — ей дали статус дополнительной к основным: терапии, хирургии, акушерству-гинекологии и т.д. Если раньше специалиста по спортивной медицине готовили полноценно в течение пяти лет, то теперь этот срок ужат до четырех месяцев. А учит кто? Те же врачи ЛФК и курортологи. Кто-то наивно полагал наверху, что такая унификация поможет сэкономить деньги. Вот и «экономим» сейчас с целой группой наших атлетов-отставников.
— Почему спортсмены не протестуют против такого положения дел? Они что, не осознают происходящего?
— Да им некогда осознавать, у них по пять тренировок в день. Они полагаются на имеющихся докторов... И те вроде бы уже признали, что знаний у них маловато. В 2008 году чиновники объединили всех спортивных медиков наших сборных под крышей одного уважаемого учреждения, которое никогда спортсменами прицельно не занималось. Да, оборудование там хорошее, да, молодые специалисты... И начинают все с нуля. А ведь во ВНИИФКе оставались и архивы, и наработки гигантские, специалисты работали замечательные, но никому это не понадобилось: мы будем вновь изобретать велосипед, наступать на старые грабли, и лет через двадцать у нас снова будет солидная спортивная медицина.
— Перераспределение денежных потоков?
— Увы... Я вижу уровень этих «новых людей» с их суперметодиками. У них нет глубоких знаний физиологии и желания использовать опыт первопроходцев. А вот за рубежом, где я был недавно, я видел много вещей, которые встречал в наших старых книжках по спортивной медицине. Они там воплощены в жизнь. Не знаю, придумали их западные коллеги сами или воспользовались нашими идеями...
А знаете, что добивает спортивную медицину непосредственно в Москве? То, что ни один спортсмен не может попасть к нам без... направления районной поликлиники. Теперь вопрос: захочет ли врач дать такое направление? Конечно, нет, иначе поликлиника потеряет деньги. А что обычный врач знает о спортсмене?
Сколько весит сердце атлета
— Кстати, что?
— Да ничего. Он судит о нем как об обычном человеке — с таким же сердцем, теми же ногами-руками. Но физиология профессиональных спортсменов отличается от функционирования организма обычного гражданина. Например, для них нормой считается брадикардия, 40 ударов сердца в минуту, а иногда и ниже, при норме 60 и выше. Обычным делом являются различные для спорта изменения со стороны ЭКГ, иногда напоминающие инфаркт, огромное сердце. Такое, какое обычный врач никогда и не видел. В итоге некоторые кардиологи из поликлиник диагностируют у спортсменов все что угодно, вплоть до инфаркта миокарда, там, где его нет.
— Насколько же велико спортивное сердце?
— По размеру у некоторых оно иногда доходит до 60–65 мм — диаметр полости левого желудочка сердца, это раза в полтора больше чем обычно. Весит оно тоже больше. Ученые до сих пор спорят, где граница между большим сердцем спортсмена и недопустимо большим. Та же Нина Граевская считала, что пределом является полукилограммовое сердце, кто-то спорит с ней, утверждая, что нужно остановить границу на 400 граммах, максимально допуская 500 г.
— А каким образом спортивный врач доказывает, что брадикардия спортсмена — это не патология?
— Я недавно видел высококлассного индивидуума, у которого сердце билось с частотой 36 ударов в минуту — бывает и ниже. И способ доказать, что это его норма, так называемое компенсаторное сердце, только один — протестировать его на максимальном нагрузочном тесте.
— И каков же предел возможностей у компенсаторного сердца?
— Помимо невероятной выносливости на тренировках и соревнованиях человек с таким сердцем может, скажем, перенести инфаркт, остаться при этом в живых, прекрасно себя чувствовать и при этом еще резво подтягиваться и отжиматься.
— А бывает, что некоторые сердца не выдерживают прямо на хоккейном или футбольном поле...
— Бывает, к сожалению. И в этом, я считаю, обычно виновата триада причин. Во-первых, какая-то наследственная предрасположенность, во-вторых, латентно текущая — без клинических проявлений — острая патология, часто воспаление сердечной мышцы — миокардит. У спортсмена часто снижается иммунитет из-за нагрузок, а в ослабленный организм проникают вирусы и бактерии. В-третьих, неблагоприятные условия спортивной деятельности: жара, холод, недостаточное восстановление спортсмена. Это должен отслеживать доктор команды, и этих тонкостей тоже не знает классический врач из поликлиники.
Знаете, есть турнир по мини-футболу имени Константина Еременко. Это был лучший в мире игрок. Он клал мячик, как в лузу бильярдист. И так случилось, что однажды в нашем институте у него обнаружили грубое изменение сердца, которое, впрочем, никак не отражалось на его самочувствии. Доктор, который его наблюдал, рассказывал, что Еременко едва не дошел до судебных исков — считал, что мы ошибочно хотим отстранить его от занятий спортом. И только то, что он умер на футбольном поле (правда, это было уже после завершения его карьеры — Прим. авт.), доказало, что мы были правы. Но лучше бы он с нами судился...
— А кровь меняется у спортсменов?
— У них, как правило, хороший уровень гемоглобина. Раньше некоторыми он достигался гормональным эритропоэтином. Есть даже у антидопинговой комиссии привычка: заметили, что у спортсмена уровень гемоглобина зашкаливает выше определенной отметки, сразу начинают проверять его.
— Это правильно, но случай с мельдонием... Будь у нас спортивная медицина на высоком уровне, как бы вышла из ситуации Мария Шарапова?
— Если бы медицина у нас была на хорошем уровне, то специалисты, которые, как правило, заранее узнают о внесении препарата в список запрещенных, тут же бьют тревогу: убирают от спортсмена все запрещенное, привлекают коллег для консультации. О готовящемся запрете мельдония было объявлено в сентябре 2015 года. Вот вы слышали хотя бы в январе 2016‑го крики: о боже, запрещен мельдоний, надо принимать меры!
— Нет.
— А тревожный сигнал должен был быть.
Африканцам лучше тренироваться на родине?
— Резервы человека как вида в спорте уже исчерпаны?
— Вы много знаете людей, доживших до 120 лет? Не много. Их единицы. Вот и спортсменов, способных перепрыгнуть через планку человеческих возможностей, тоже единицы.
— Прыгнул, к примеру, в 1991 году американец Майкл Пауэлл на 8 метров 95 сантиметров в длину, так до сих пор никто не может это достижение перекрыть. Неужели никто уже не прыгнет на 8,96 м?
— Наверное, кто-то прыгнет.
— Под действием фармпрепаратов?
— Не знаю. Может, в будущем медики уйдут от фармакологии и научатся генетически менять физиологическое состояние человека так, что тот станет бить один рекорд за другим.
Но думаю, что в скоростных видах спорта мы еще без генетики дождемся не одного рекорда. Хотя бы от того же выходца из Ямайки Усэйна Болта, который бегает лучше всех в мире. Ведь он периодически улучшает собственный результат.
— Кстати, о спортсменах негроидной расы. Их выносливость определена генетически. А у европейцев есть преимущества?
— Конечно, есть. К примеру, выносливые в беге представители черной расы плохо плавают. Как вы думаете почему? У них высокая плотность костей, они тяжелые. У них к тому же чаще встречается такая патология, как гипертрофическая кардиомиопатия, характеризующаяся утолщением стенки левого желудочка.
— А внутри белой расы различия существуют? Ведь чем-то же обусловлен успех наших гимнасток-«художниц» и синхронисток, которые показывают просто чудеса гибкости и артистизма?
— Думаю, что в этих случаях большую роль играет тренерский талант. Хотя есть гипотезы, которые говорят о преобладании соединительно-тканной дисплазии у таких спортсменок. Это предпатология, связанная с необычайной гибкостью, но я бы не относился к этим версиям слишком серьезно.
— Как вы относитесь к приобретениям спортсменов из Африки и Южной Америки?
— Я говорю в таких случаях: ребята, здесь есть нюанс — чтобы этот спортсмен продолжал хорошо бегать, ему надо здесь, в России, Африку сделать. Ведь именно жара формирует его выносливость, а наша низкая температура этому не способствует.
В МНПЦ, из стен которого вышли несколько десятков высококлассных специалистов, не оставляют надежды, что скандалы, подобные нынешнему, все-таки отрезвят многих в нашей спортивной отрасли. Другого пути просто нет.
