Сразу после случившегося Федерация керлинга России создала специальную комиссию для взаимодействия с правоохранительными органами по делу Крушельницкого, сбора доказательств его невиновности, реабилитации честного имени спортсмена и представления его интересов в суде. По заявлению президента ФКР Дмитрия Свищева, к расследованию подключилось РУСАДА, а Спортивный арбитражный суд (CAS) согласился предоставить российской стороне дополнительное время для сбора доказательной базы. Крайний срок подачи позиции ФКР — до 26 апреля.
Не так часто, но в практике спортивного права, всё-таки встречается смягчение или полная отмена дисквалификации возвращение наград. Один из таких примеров — ситуация российского паралимпийца Алексея Обыдённова, которому не только удалось доказать, что он не нарушал антидопинговые правила, но и добиться возвращения ему медали чемпионата мира. Впрочем, счастливому финалу предшествовал поиск неопровержимых доказательств и судебный процесс, длившийся более полугода.
Специально для «МК» выразил отношение к делу Александра Крушельницкого и рассказал историю своей борьбы за возвращение золотой медали чемпионата мира знаменитый паравелосипедист Алексей Обыдённов.
— Мы тогда вообще попали в сложную ситуацию. Допинг-проба была взята в начале марта 2016 года на Чемпионате мира после моего победного заезда на треке. Все призеры проходят тестирование по умолчанию, это стандартная процедура. 1 апреля пришло «письмо счастья» из РУСАДА о том, что в моей пробе найдены следы запрещенного препарата и накладывается временное отстранение от соревнований.
Расскажу ещё такую деталь. Мельдоний был включен в список запрещённых веществ с 1 января 2016 года, а нам за три месяца до этого на чемпионате России сообщили, что мельдоний попадет в стоп-лист и рекомендовали всем спортсменам, кто его применял, заблаговременно прекратить его прием. Так сделали все, в том числе я, и благополучно забыли об этом. Из ВАДА еще не было разъяснений ни по срокам выведения следов препарата из организма, ни по допустимой остаточной концентрации метаболитов в пробе. Мы не ожидали никаких проблем, не думали, что какие-то нанограммы могут стать основанием для введения дисциплинарных наказаний.
Моим делом сразу занялся спортивный юрист Артём Пацев. В мае, через месяц после временного отстранения, пришло письмо: отстранение отменяется, потому что следы мельдония минимальные, значит, препарат применялся до 1 января 2016 года, что не является нарушением антидопинговых правил. Я смог снова участвовать в соревнованиях, и мы ждали полный текст финального решения по моей злополучной пробе, как делается в подобных случаях.
Уже в информации об отмене временного отстранения было указано, что факт умысла или халатности с моей стороны отсутствовал, и никаких дисциплинарных последствий не предусмотрено. Тогда я продолжал готовиться к Паралимпиаде-2016, выступил на нескольких международных стартах, на этапе Кубка мира. Потом, в июле 2016 года, мы уехали на завершающий перед Рио-де-Жанейро сбор в Италию, и уже там, тренируясь в составе сборной страны, я узнал обескураживающую новость. Вышло решение РУСАДА по моему делу, которое оказалась непонятным и удручающим. Признавалось отсутствие моей вины, но добавился пункт о том, что аннулируется результат выступления на Чемпионате мира. Когда у спортсмена в соревновательной пробе обнаруживается запрещённый препарат, вступает в силу пункт Кодекса ВАДА, по которому автоматически аннулируется соревновательный результат, достигнутый в период сдачи положительного допинг-теста.
В одном решении по одному и тому же делу ко мне не применялось никаких дисквалификаций и одновременно отменялся один из важнейших моих результатов. Возникла своеобразная «вилка», юридический казус. Тогда мы с адвокатом приняли непростое решение пойти за правдой до конца и обратились в Спортивный арбитражный суд (CAS) и попытались доказать несправедливость отмены результата на Чемпионате мира.
— Суд занял много времени?
— Мы подали апелляцию в октябре 2016-го, было назначено разбирательство, а итоговое мировое соглашение, утвержденное CAS (о возврате золотой медали Чемпионата мира) вышло в начале февраля 2017-го. Всего, получается, расследование и судебный процесс заняли около десяти месяцев, почти год. Пришлось кропотливо работать с РУСАДА, Международным союзом велосипедистов (UCI) и CAS, собирать доказательства, искать точки соприкосновения и сообща, путём конструктивного диалога, искать выход из непростой для всех участвующих сторон ситуации.
Еще один немаловажный момент: мы старались, чтобы информация о ходе моего дела не попадала в СМИ. В таких неординарных и сложных ситуациях это может навредить разбирательству. Нам удалось поработать, грубо говоря, в «тихом» режиме. Когда тема начинает раскручиваться в средствах массовой информации, это может привести к значительным затруднениям в диалоге между участниками разбирательства: создаётся сложный и ненужный новостной фон, с которым сложно справиться всем сторонам конфликта. В таких делах нужна спокойная обстановка. Нам удалось этого достичь, найти взаимопонимание с оппонентами и прийти к мировому соглашению. CAS утвердил его, и за мной был сохранен статус чемпиона мира и завоеванная медаль.
— Насколько деятельное участие в расследовании пришлось принимать лично вам?
— Работа была достаточно напряженная, потому что до этого момента прецеденты подобных решений были чрезвычайно редки, практически единичны. Огромный труд проделал юрист, но я деятельно помогал тоже: собирал документы, доказывал, что прекратил принимать запрещенный препарат как минимум за три месяца до его появления в стоп-листе. Главное, на чем мы настаивали, — в тот момент, когда бралась проба, еще не было четких рекомендаций WADA по мельдонию. Это своего рода форс-мажорное обстоятельство позволило добиться решения в пользу сохранения спортивного результата.
— Но в случае с Александром Крушельницким ситуация иная, запрет на мельдоний введен давно…
— Насколько я понимаю, все его предыдущие допинг-пробы чисты. При кажущейся схожести наших случаев они совершенно разные с юридической точки зрения и правил применения Кодекса ВАДА. Думаю, в иске Александра будет оспариваться путь попадания мельдония в организм спортсмена.
Моя ситуация была такова, что препарат я действительно применял, но до строго определенного момента, и антидопинговое законодательство не нарушал. Как казалось мне и моему представителю, в любой правовой норме есть место исключительному случаю, форс-мажорному фактору. Иными словами, правовая система достаточно гибкая, и, если спортсмен действительно невиновен, это возможно доказать.
Надеюсь, так произойдёт и с Крушельницким. То, что он решил не опротестовывать решение CAS сейчас, означает, скорее всего, что Александр при поддержке команды юристов и профильной федерации продолжит борьбу за честное имя и медаль.
— Есть ли, с вашей точки зрения, шансы на положительный исход в его деле?
— На мой взгляд, да. Вещество попало в организм спортсмена неизвестным ему образом. Если это удастся доказать и найти неопровержимые факты того, что спортсмен оказался заложником чьих-то криминальных действий, вероятно отстоять чистую репутацию достаточно велики. Но нужна убедительная доказательная база полного отсутствия его вины. Если с его стороны не было ничего противоправного, и он даже не подозревал, что против него кто-то что-то делает. Четко надо отстаивать позицию, что препарат не применялся им сознательно — и не должно быть никакой другой «воды».
Конечно, всё надо тщательно отрабатывать, и дать действовать профессионалам. Поверьте мне, в таких ситуациях выход ищут все заинтересованные стороны: и обвинители, и пострадавший. Компромисс найти возможно, просто надо исследовать, искать детали, вести конструктивный диалог, собирать доказательную базу и действовать терпеливо.
В любом случае путь к правде не бывает бессмысленным, и за трудности обязательно потом воздастся. Думаю, Александр должен пойти за своей правдой, и если в утверждении такой у него есть серьёзная доказательная база, и в том или ином виде ее обрести. Он хотя бы сможет сказать, что прошёл по этому пути до конца и сделал всё, что было в его силах. Останавливаться и отчаиваться нельзя. Нужно постараться доказать свою точку зрения. Благо, никто этого не запрещает. На будущее это даже улучшает судебную практику, законы дорабатываются в ходе жизни. При серьёзной доказательной базе надежда на благоприятный исход есть всегда.
