Нет на свете зрелища более сиротливого, чем заколоченные на зиму дачи. По шести соткам неистово шарят пурга и заготовители алюминия. Редко над крышей встанет дымок, а старательно расчищенная дорожка приведет к домашнему очагу. Зимой поселки садоводов напоминают брошенные жителями, сданные на откуп врагу города.
Кто испытал на себе эту сладкую муку, согласится: дача засасывает. Столичных пенсионеров Жилиных, например, засосала по самые уши. А может, и глубже. Как говорится, рады бы в рай, но...
— Фазенда не отпускает, — поясняет Валентина Семеновна, хозяйка.
— Уж очень она большая, — вторит жене Николай Егорович, хозяин.
Двадцать пять тысяч участков в Пушкинском районе. Помножив их на количество дачников, получим еще одно население уезда. Однако живут постоянно на садовых участках лишь самые смелые, безнадежно на сельском хозяйстве “повернутые” фазендейро. Что это действительно так, мы убедились, увидев подворье Жилиных в одном из товариществ. Увидев, от зависти зажмурились. И дело даже не в трехэтажном особняке, срубленном Николаем Егоровичем собственноручно “в обло”. Не в башне, которая, словно маяк, по ночам освещает вымершую округу, а в том, от чего любой садовод почтительно снимает шляпу перед другим. Судите сами. Оранжерея, коровник, пруд, птичник на пять отделений, немереное число плодовых деревьев, плантация земляники, абрикосы, черешня, бахча, укрытые от морозов виноградные лозы, а в теплице растет лимонное дерево и выгоняются черенкованием элитные сорта роз. Все в идеальном порядке у “завязавших” с Москвой горожан. Хотя мы приехали к Жилиным затемно, они по-деревенски подробно и обстоятельно ведут нас знакомиться с имением. Коровы Буренка и Дочка, у Дочки теленок. Дает по молодости немного, каких-нибудь полтора пуда в день, а надо бы два. В колхозах-совхозах считают за благо и 10 кг молока от коровы.
Дальше курятник. В нем дислоцировались курочки трех пород: белый леггорн, пестрая, черная. За стенкою утки — отдельно московские серые, отдельно от них индоутки. Цесарки. Здесь гуси. Индюшки со своими напыщенными мужьями позируют перед фотокамерой, не подозревая, что в Новый год ждет их коптильня. Зато с приближением весны естественная убыль на птичьем дворе прекращается. Валентиной Семеновной включается инкубатор, и к лету выводок увеличивается до сотни голов. Начиналось же это продуктовое изобилие, смешно сказать, со страха перед голодной смертью. В начале 90-х годов супругов досрочно выпроводили на пенсию. Большая семья: трое детей, пятеро внуков. Вся страна что-то судорожно скупала, запасала по карточкам. И “старики” навалились на огородик. Много воды с тех пор утекло, у соседей картошку плавно заменили газоны, и только Жилины врастают в кормилицу-землю. Шести соток, конечно же, мало. Участок у них на отшибе, поэтому арендовали дополнительно еще несколько.
Если домашняя живность — владение женщины, то дом, его сердце, в руках у мужчины. Николай Егорович тащит нас в бойлерную, в подвал. Здесь его собственной конструкции отопительная система, сауна и бассейн. Обустроил своими руками, помогали в строительстве сыновья. А вот кладовая. Банки с вареньем, бочки с соленьями, бутыли с домашним “плодово-выгодным”. И (авторитетно рекомендуем — ценнейшее средство при опохмеле) тридцатилитровый резервуар с березовым соком. Рядом недавно лежали арбузы по шесть килограммов. Их съели. Неплохо растут в Подмосковье на перегнойных “горячих” грядках.
...Налив корреспондентам по рюмке и угостив чем Бог послал — а Бог послал в этот день лепленные Валентиной Семеновной пельмени с индюшатиной, творог со сметаной, маринованный перец, фаршированную аджикой морковь, свежемороженую малину, — Николай Егорович поднял тост:
— За пенсионный возраст!
Иногда за его порогом начинается самое интересное. Ну а то, что вокруг ни единой души, уже попривыкли. Мы выпили, закусили, поблагодарили гостеприимных хозяев. Переглянулись и подумали одинаково: хорошо бы на пенсию. Поскорее! Ведь и мы, хоть и плохонькие, но тоже как-никак фазендейро.