Агроному от Бога Николаю Ивановичу Волокитину довелось озеленять дачи маршалов Якубовского, Жукова, Конева, Буденного, Гречко... Ему доподлинно известно, кто из легендарных полководцев обожал антоновку, васильки на клумбах, боровики у калитки.
Волокитин облагораживал наши посольства в Париже и Риме. А вот стать главным садовником финансового магната Ротшильда отказался.
Лаборатория плодоводства Тимирязевской академии находится в самом центре лесопарковой зоны.
— Николая Ивановича ищите на опытном участке, — говорят мне агрономы в административном здании. — С рассвета до зари он в поле...
Справа от просеки до самого горизонта ровные ряды молодых вишен, яблонь и груш. На тонких стволах по три-четыре ветки — и все в цвету.
У обочины стоит грузовик с тульскими номерами. Главный агроном Волокитин помогает упаковывать контейнеры с саженцами в холщовые мешки. Разминая в руках ком земли, интересуется: “Вы бывали летом в вишневом саду, когда иволги поют? А у меня с детства эта картина стоит перед глазами...”
Черными от земли руками Николай Иванович показывает водителю грузовика, как правильно подрезать корешки у саженцев перед посадкой, и уже мне объясняет:
— Эти вишенки поедут в женскую колонию строгого режима, где детки вместе с мамами сидят... Чтоб душой среди серых бараков не очерствели.
Шагая по узкой тропинке среди кустов смородины, Волокитин продолжает:
— Еще мальцом с дедом Сафроном часто в город на рынок просился, знал: к концу дня непроданные за день саженцы крестьяне даром отдают... Так я в наш сад каких только сортов не натаскал... Бабушка на крыше курятника сушила яблоки на компот, и упавшие невзначай семечки прорастали колючими яблоневыми деревцами. На одном дичке я однажды и привил пять культурных сортов: пепин шафранный, антоновку, китайку… Дерево зацвело, а вскоре дало и плоды. Целый сад получился на одном корню, вся деревня ходила смотреть на мое чудо-яблоню. А ходил я тогда в 5-й класс… После восьмого класса не раздумывая поступил в Мичуринский плодоовощной техникум. Учился играючи, все мне было интересно…
Студента-эрудита в военкомате решили отправить служить в армию строго по специальности — в часть, которая озеленяла дачи Министерства обороны.
— Пока в техникуме защищал диплом, к моим родителям в деревню наведались представители органов, провели собеседование... А вскоре меня призвали в армию. И через неделю оказался на даче заместителя министра обороны Якубовского в Архангельском.
“Сегодня — вы начальник, а я — рядовой”— Дом у Ивана Игнатьевича Якубовского был огромный — двухэтажный, а участок небольшой, но сразу было видно, что маршал служил в Европе — был главнокомандующим группы советских войск в Германии. Дорожки сада были выложены плиткой, газон аккуратно подстрижен…
Познакомился я со своим хозяином весьма своеобразно. Только принялся окапывать деревья в саду, ко мне подбегает ординарец: “Волокитин, к маршалу!” Я смахнул с сапог землю и, чеканя шаг, пошел к Якубовскому на встречу. Маршал был одет по-домашнему — в легкий свитер, а вот брюки были генеральские — с лампасами. Еще издали он махнул мне, говоря: “Отставить, считайте, что здесь вы не на плацу и не в армии... Сегодня вы будете начальником, а я вашим учеником. Будете учить меня, как правильно обрезать деревья”.
По утрам я по просьбе маршала стал ходить в рядом расположенный санаторий Министерства обороны “Архангельское” за минеральной водой. Был Иван Игнатьевич родом из Белоруссии, несколько раз он отправлял меня в родные края помочь родственникам убрать урожай, при этом просил: “Ты мне картошки нашей, белорусской привези”. А еще он очень любил антоновку. У него на даче на утепленной террасе до самой зимы стояли корзины с этими яблокам.
В финскую кампанию Иван Игнатьевич командовал танковой ротой. Не раз он рассказывал, как бойцы страдали от лютых морозов! Буханку хлеба рубили топором или пилили пилой, тушенка от мороза превращалась в камень. Танкистам выдавали валенки, ватные брюки, телогрейки и... химические грелки, которые они прикладывали к спинам и коленям. Нередко спасали тогда выдаваемые “наркомовские” сто грамм.
Однажды Якубовского пришлось будить с помощью... кувалды. Во время боев под Сталинградом он не смыкал глаз несколько суток. Воспользовавшись небольшой передышкой между боями, он залез в танк, задраил люки и решил немного поспать. Проснулся от громовых ударов. Думал, что начался новый бой. Открыл люк и видит — двухметровый гигант-полковник изо всех сил колотит кувалдой по броне (как оказалось, в молодости он работал в кузнице молотобойцем). Полковник Николай Лященко выходил с дивизией из окружения. Танкисты объяснили ему, что комбриг-то есть, но разбудить его никто не может. Вот и попросил полковник “молоточек”.
Восемь аккордеонов Георгия ЖуковаЗа два года службы довелось талантливому агроному Николаю Волокитину обустраивать дачи Гречко, Жукова, Конева, Мерецкова. В хозяйственной роте Министерства обороны его в шутку стали называть маршальским садовником. Отправляя мичуринца на очередное задание, комбат, которого рядовые прозвали Молчи-молчи, инструктировал Волокитина: “Где служишь, в письмах не упоминай. Веди себя скромно. С просьбами и вопросами к маршалу не обращайся”.
— У Жукова дача была в Сосновке, участок большущий — целая лесопарковая зона. По аллеям сада бегали зайцы и белки. Готовясь к юбилею хозяина, мы очищали лес от сушняка. Жуков к тому времени сам уже не передвигался, его возили на прогулку в коляске.
Старожилы помнили, как в конце сороковых Георгия Жукова привлекли к ответственности по “трофейному делу” — его попросту обвинили в разграблении Германии. В 48-м на его даче нашли 4 тыс. метров шерстяной ткани, шелка и парчи, более трехсот шкур соболиного и котикового меха, дорогостоящие ковры, гобелены, картины, старинные ружья, столовые приборы, сервизы, люстры... Георгию Константиновичу зачем-то понадобились восемь аккордеонов с богатой художественной отделкой. Причем Жуков отпираться не стал и во всем признался. Но, чтобы смягчить вину, в пояснительной записке Сталину маршал наивно покаялся, что часть имущества вот-вот собирался передать в государственный фонд. Однако сотрудники НКВД его опередили.
— У маршала Буденного дача походила на барскую усадьбу — за забором большой двухэтажный дом и двадцать один гектар земли. Вдоль забора был “пущен” ручей, ниже по склону располагался пруд, который для прославленного маршала выкопали “сотни юных бойцов из буденновских войск”.
В то время Семен Михайлович отошел от дел, уехал в Баковку и жил там как на казачьем хуторе — солил арбузы, выезжал лошадей... Если кто-то из его генералов, бывших конармейцев, оказывался в опасности, он отправлял их с глаз подальше, ставил директорами конных заводов.
В Баковку каждое лето приводили трех-четырех, иногда пять лошадей. На конюшне жил Софист, последняя лошадь маршала. На Софисте Буденный принял семь парадов. Этот конь его слышал издали: Семен Михайлович только выходил из дому, а Софист уже ноздрями водил: “Фр-р-р!” На зиму маршал отдавал его на 2-й конный Новоподмосковный завод.
У маршала было много наград, но особенно трепетно он относился к Георгиевским крестам. Они у него были четвертой степени: два серебряных, два золотых. На медалях — профили Николая II. Полный Георгиевский бант удалось получить немногим... Он их носил даже на даче. У маршала был кителек защитный, на него он награды и прицеплял.
А еще у Семена Михайловича был очень хороший слух: что ему ни попади в руки, на всем играет: и на баяне, и на аккордеоне, и на гармошке немецкого строя, а это очень сложный инструмент.
По свидетельству сторожа, долгое время работающего на даче у Буденного, маршал чуть ли не единственный из всех видных партийцев сумел противостоять сотрудникам НКВД, которые заявились на дачу к маршалу — арестовывать его жену. У Семена Михайловича на чердаке был припрятан пулемет системы гочкис и запас патронов. Увидев, что дачу окружают неизвестные люди, Буденный лично открыл огонь, а отбив первый натиск, связался со Сталиным и сообщил о нападении “контрреволюционеров”. Сталин, лично санкционировавший подобные аресты, отменил акцию.
— На дачу к маршалу Коневу я ехал с особым нетерпением, при этом захватил с собой только что вышедшую книгу его воспоминаний о войне. В памяти у меня были свежи рассказы отца — старшины-пулеметчика — о форсировании Днепра. Под шквальным огнем под командованием генерала Конева они брали неприступный Восточный вал. Впереди шли штрафные батальоны, сзади стояли заградительные отряды, которые имели приказ: в случае отступления — стрелять по своим…
После войны маршал Конев разводил на даче привезенных из Германии павлинов. Именно это послужило основой для известной сцены в кинофильме “Белое солнце пустыни”. Когда я озеленял дачу маршала, диковинных птиц там уже не застал.
Иван Степанович Конев не раз интересовался у Волокитина, как тому служится. В один из вечеров рядовой рассказал хозяину о своем именитом отце-пулеметчике, и тогда маршал Конев на обложке своей книги написал для ветерана войны Ивана Сафроновича Волокитина очень доброе послание, не забыв поблагодарить за трудолюбивого сына.
“В декабре в Париже у меня цвели розы”После армии Николай Волокитин окончил с отличием Тимирязевскую академию. От аспирантуры отказался — тянуло на практическую работу. Из столицы махнул в каширский совхоз “Красная звезда”, где закладывали новый — на 220 гектаров — сад.
Когда в Министерстве иностранных дел стали искать садовника для создания ландшафтного дизайна в наших посольствах в Лондоне и в Париже, в Росплодоовощпроме вспомнили о Николае Волокитине — агрономе от бога.
— Перед поездкой во Францию меня инструктировали: через границу никакой посадочный материал не провозить, для этого нужно иметь специальный гарантийный сертификат.
Когда глянул из окна отведенной нам с семьей квартиры, ахнул: кругом был Булонский лес — дубы, липы, буки…
Уже на следующий день в шесть утра командированный агроном летал по территории посольства с секатором, мерной линейкой и блокнотом.
— Садовника до меня в посольстве не было, за участком ухаживал водитель. Помню, постоял я у входа в консульство, вспомнил, что театр начинается с вешалки. Французы приходили в наше консульство за визами, оно было своего рода визитной карточкой нашей страны. Поэтому первым делом при входе я посадил миндаль махровый, сирень и роскошные рододендроны. Вскоре нашим дипломатам в консульстве стали говорить: “Как у вас красиво!”
Нашим послом во Франции был тогда академик Юрий Алексеевич Рыжов, бывший ректор МАИ. Когда в Ле Бурже проходили авиационные салоны, Ширак без Рыжова туда не приезжал. Юрия Алексеевича за знания и интеллигентность уважало все окружение. По его просьбе на территории посольства я высадил штук пять берез. Как-то, увидев меня в саду, он заметил: “Да, ваша работа — у вас на лице”. Я большую часть времени проводил на воздухе, и был всегда загоревшим.
Жена посла — Рэмма Ивановна — угостила меня яблоками, я посмотрел на плоды и говорю: “У вас яблони лет пятнадцать не обрезались”. Они удивилась: “Как вы догадались?” А я видел, что все яблоки поражены паршой. На следующий год Рэмма Ивановна всем хвасталась крупными и сочными плодами…
Как-то инженера нашего посольства я научил делать прививку черешне. Когда несколько черенков прижились на основном дереве, дали приросты и получились новые сорта — он был в восторге.
Постепенно я организовал теплицу, где из семян выращивал рассаду, омолодил деревья не только на территории нашего посольства, но и в загородной резиденции посла. Помню, когда в гости к нам заглянули Анастасия Вертинская и Олег Янковский, удивились: “У вас в декабре цветут розы?..”
Прослышав о русском чудо-садовнике, в посольство потянулись парижане с просьбами помочь им благоустроить свои сады. Николай Иванович отказывался: не на подработку приехал.
— На одном из приемов я познакомился с эмигранткой из России. Она вышла замуж за французского графа и жила за городом в замке. Отказать ей в просьбе облагородить ее сад я не смог, как-никак наша землячка. Участок у нее был небольшой, но неухоженный. Во внеурочное время я привел его в порядок: обрезал и подкармливал деревья. А мадам потом на всех банкетах рассказывала, какой урожай дали ее персиковые деревья... Вскоре ко мне пожаловал посланец от барона Ротшильда с предложением стать садовником банкира. Я удивился: среди французских садовников была страшная безработица... Извинился и... отказался, сославшись на контракт с российским МИДом.
Через три года, когда у Николая Ивановича заканчивался контракт, посланец финансового магната вновь появился в посольстве. Но Волокитин вторично отклонил заманчивое предложение господина Ротшильда.
— Я русский человек, родился в воронежской глубинке — можно сказать, под яблонькой, в крестьянской семье. Без России долго не могу...
Из загранкомандировки Волокитин вернулся в родную Тимирязевку, в лабораторию плодоводства. Но в МИДе про посольского садовника не забыли.
Год назад на три месяца Николай Иванович ездил в Рим озеленять правительственную виллу Абомелик, расположенную недалеко от Ватикана. “Расстаемся ненадолго, — предупредили именитого садовника в посольстве, — готовьтесь к новой командировке в Рим — вам предстоит озеленять территорию храма Святой Екатерины”.
Приглашают власть имущие Николая Волокитина в качестве консультанта на свои дачи и ныне.
— Только в усадьбах нынешних высокопоставленных чиновников не развернешься, — говорит именитый агроном. — Мне, например, хочется, чтобы в загородном доме не было видно высокого бетонного забора. Я предлагаю пустить по серым плитам живую изгородь — девичий виноград, у которого листья очень красивого оттенка... В ответ слышу: “Нельзя, заслоним обзор для видеокамер...”