На прошлой неделе борцы с наркотиками отчитывались перед Думой. “Ситуация стабилизировалась”, — гордо заявил с трибуны и.о. директора Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Александр Федоров. И подробно рассказал о многочисленных успехах своей службы, которая почти уже победила наркотическую заразу.
Он жонглировал цифрами, сыпал примерами, а я, грешным делом, ждал, когда же пойдет речь о самой яркой операции минувшего времени. Но не дождался. Наверное, скромность, присущая истинным героям, взяла верх над желанием произвести впечатление.
Между тем операция эта — я абсолютно уверен — обязательно войдет в анналы борьбы с криминалом. Рискуя жизнью, подчиненные генерала Федорова с корнем сумели вырвать опаснейшее гнездо наркомафии. Причем с корнем — в прямом и переносном смысле...
Жители смоленской деревеньки Боталы и не догадывались, верно, что судьба поселила их в центре мировой наркомафии. Вся правда вскрылась только минувшим летом, когда на дачный участок пенсионерки Батуриной нагрянула опергруппа наркоконтроля.
Слухи, один страшнее другого, поползли по деревне. Кто-то говорил, что пенсионерка Батурина — лидер крупнейшего наркосиндиката. Другие уверяли, что она и не Батурина вовсе, а главарь мексиканского картеля по кличке Хуанито, тайно сбежавший в женском платье в Россию.
Впрочем, действительность была еще страшнее слухов. На участке Батуриной оперативники нашли кусты дикого мака. Он рос прямо на грядках, вперемешку с овощами и чесноком, и если бы не бдительность полицейских, это ужасное преступление, так и осталось бы незамеченным.
Батурина, правда, как и положено наркодельцам, пыталась вилять и запираться. Она уверяла, что не знает ничего об опийном маке, никогда его не сажала, а если грядки и взрыхлены, то лишь потому, что накануне выкапывала чеснок. “Давайте прямо сейчас вырвем весь мак”, — предлагала пенсионерка, но суровые полицейские пресекли ее беспомощные попытки уйти от заслуженной кары...
Кому-то это, возможно, покажется наркотическим бредом. Как можно сажать человека лишь за то, что на его участке растет дикий мак? (Именно дикий: это вынуждено было признать и следствие.) Оказывается, можно.
(Когда, выступая пару недель назад на парламентских “антинаркотических” слушаниях, я привел этот пример, зал от изумления замер. “У нас на даче тоже растет мак, — удивилась первый вице-спикер Любовь Слиска. — Значит, меня тоже можно “брать”?”)
Причем Батурина — совсем не одинока. Только в ее Угранском районе Смоленской области аналогичных “маковых” дел к осени набралось порядка десяти. Большинство обвиняемых — пенсионеры. (С ними, в отличие от настоящих наркодельцов, очень удобно бороться: сопротивления не оказывают, убежать не могут.)
Я специально обратился за разъяснениями на биофак МГУ. Декан факультета и зав. кафедрой высших растений подтвердили: “Растения являются во многих районах европейской части сорняками, нередко воспроизводятся самосевом. Семена растений, находясь в почве, долго сохраняют всхожесть, и растения мака могут “спонтанно” появляться в посевах других культурных растений”.
И вот за эти самые сорняки пенсионерка Ирина Батурина (между прочим, инвалид второй группы) попала на скамью подсудимых. Месяц назад она была осуждена к трем годам лишения свободы. (Хорошо еще, условно.)
Конечно, мы будем добиваться пересмотра. Благо после моих обращений к генпрокурору прокуратура области неожиданно прозрела и внесла в Смоленский суд протест, требуя отменить приговор. Требует она теперь и наказания следователя наркоконтроля — “в связи с нарушениями уголовно-процессуального законодательства”.
Только суть от этого не меняется. Потому что службу наркоконтроля поразила сегодня болезнь, ничуть не менее опасная, чем наркомания. Это болезнь называется — “палки”.
Видимо, столь жестко требует результатов со своих подчиненных директор службы Виктор Черкесов, что многие — особенно те, кто успел потрудиться в милиции — идут на откровенную фальсификацию, очковтирательство. Не суть важна им, а количество дел, формальные цифры, дутые отчеты.
Даже после прокурорских протестов непримиримый борец с наркомафией генерал Федоров продолжает стоять на своем: “Нарушений уголовно-процессуального законодательства выявлено не было”, — написал он мне относительно дела Батуриной.
И еще одна цитата из думского выступления генерала: “Перед службой поставлены задачи: качественно изменить характер антинаркотической практики, сместив акценты на борьбу с организованной наркопреступностью; нанести удар по экономическим основам наркобизнеса. Уже можно говорить о повышении результативности деятельности российских правоохранительных органов”.
Что же это за “повышение результативности”? О судьбе пенсионерки Батуриной вы уже знаете. Вот еще несколько цифр. За 9 месяцев текущего года службой наркоконтроля закончено около 15 тысяч уголовных дел. Каждое четвертое дело было прекращено или приостановлено. С момента создания ведомства в центральном аппарате службы было аттестовано только 16 следователей. За год они расследовали 14 дел (то есть меньше, чем по делу на каждого) и только 3 из них направили в суд.
Как и прежде, основной процент показателей делает милиция. Из почти 3 тысяч 600 организованных групп, схваченных в уходящем году, 2 с половиной тысячи (70 процентов) были обезврежены МВД. Из 70 тысяч дел, возбужденных в России по статье “сбыт наркотиков”, только 49 процентов приходится на долю наркоконтроля. С изготовлением и переработкой и того хуже — 37 процентов.
Отдельно надо сказать и о “ноу-хау” борцов с наркомафией. С начала года они выявили 227 фактов отмывания денежных средств, полученных за совершения наркопреступлений. Это именно тот самый “удар по экономическим основам”, о котором упоминал генерал Федоров.
Правда, значительная часть этих дел была прекращена за отсутствием состава преступления. В пяти случаях сумма “отмывавшихся” средств не превышала... ста рублей.
Я не случайно назвал эти дела “ноу-хау” службы наркоконтроля. Это нововведение раскрывает бескрайний простор для фантазии. А ведь прежде наивные простачки из МВД и ФСБ пыжились, вскрывали какие-то финансовые схемы, окунались в офшоры. Теперь ничего этого не требуется. Доказано, например, что имярек продал наркотик, а на вырученные деньги купил телевизор или сходил в ресторан. Значит, он эти средства отмыл.
По примеру наркоконтроля эту практику начали применять и в милиции. Не только к наркодельцам: ко всем злодеям — карманным воришкам, грабителям, налетчикам. (Они ведь тоже как-то тратят ворованное, сиречь отмывают.) Руководству МВД пришлось срочно рассылать на места грозные телеграммы. В противном случае число таких дел захлестнуло бы всю страну.
Этакий безотходный метод производства. Примерно такой же, как посадка пенсионеров-огородников...
Недавно мне попался на глаза ведомственный журнал наркоконтроля с суровым названием “Наркомат”.
Журнал как журнал: обычная глянцево-бюрократическая агитка. И только статья главного редактора выбивается из этого привычного ряда.
“Учитывая особую угрозу национальной безопасности, общество и СМИ должны дать оперативным работникам установку (выдать мандат) на жестокое задержание наркодельцов. Так в Европе были побеждены террористы из “красных бригад”. Их перестали “брать в плен” и стали отстреливать при малейшем сопротивлении.
Ситуация чрезвычайная и требует чрезвычайных мер. Вспомним опыт народных комиссариатов и чрезвычайных комиссий, умевших четко решать проблему, уничтожая зло под корень.
Нарком Черкесов, веди народ на праведный бой, бой справедливый, войну до победы!”
Как умели “четко решать проблему” наркоматы (особенно НКВД) и чрезвычайные комиссии — мы, слава Богу, еще помним. (Только за два ноябрьских дня 1918 года и только в Севастополе чекисты расстреляли почти три тысячи человек.)
Но — тут с наркоборцами приходится соглашаться — поставленных целей чекисты и впрямь достигали. Потому, может быть, что боролись не с пенсионерками, ветеринарами или писателями.
(Весной в книжных магазинах страны сотрудники наркоконтроля провели шумную кампанию по изъятию “вредной” литературы. Никаких черных списков или экспертных заключений у ревизоров не было: действовали по наитию. В Самаре, например, из продажи изъяли книгу нарколога Данилина о галлюциногенах, которая как раз рассказывала об опасности наркомании.)
И свою работу чекисты, не в пример наркоборцам, тоже выполняли сами, не переваливая на милицию. (Это притом что в наркоконтроле служит 40 тысяч человек, а наркотиками занимаются в МВД две с половиной тысячи.)
Полтора года — возраст младенческий. Все формируется с нуля. Сотрудников приходится набирать с бора по сосенке, и попадают сюда самые разные люди. Одни сражаются с наркомафией по-настоящему. Другие — предпочитают рисовать “палки”, надувать щеки и цифры, сажать за дикий мак и кетамин.
Вопрос только — кого здесь больше? И как долго будет продолжаться этот злосчастный период становления? Если затянется он еще хотя бы на год, службу “наркома” Черкесова вполне может постигнуть та же участь, что постигла прежних хозяев ее штаб-квартиры на Маросейке.
Кто не помнит, когда-то там помещалась распущенная ныне налоговая полиция. Она тоже долго пугала всех, развешивала устрашающие плакаты и жонглировала грозными цифрами. Правда, этим-то вся ее работа и ограничивалась...