Под занавес уходящего года “Мегахаус” решил наконец обстоятельно пообщаться с теми, кто, безусловно, будет назван по всевозможным его итогам главным открытием и, возможно даже, откровением. В любом случае, это новые люди, сумевшие придумать собственный свежий стиль — с вычурно-амбициозным, конечно, наименованием “грим-рок” (как некий постфактум бывшему когда-то в фаворе рокапопсу). Они сидят рядом друг с другом, и “Мегахаус” ловит себя на мысли, что не очень-то и понимает, кто здесь кто: где Боря, где Костя — преуспевшие близнецы “Братья Грим”, под суперхит которых немало девиц хлопало ресницами в прошедшем сезоне.
— Судя по вашим рассказам, очень здорово все у вас и красиво: Новый год среди сибирских руд — на суперзаказнике для олигархов в Красноярске, Рождество — на экзотическом китайском острове Хайнань, потом сразу — в чудесный Лондон… Не жизнь, а сплошной праздник прямо-таки. А сейчас у вас стахановская вахта, со всеми вытекающими последствиями: по шесть предновогодних корпоративок в день. Это даже рекорд “Уматурман” перекрыт!
— И все же нет этого ощущения сплошного праздника. Потому что мы очень много работаем. Особенно это касается записи второго альбома, для которого пока выкраиваем время. Но наконец-то у нас появилась возможность выбирать любую студию, на которой хотим записываться. Выбирать — в буквальном смысле по всему миру. Первый альбом делали в Москве и чуть-чуть в Киеве. А теперь вот часть песен пишем и сводим в Финляндии, а потом поедем в Новую Зеландию.
— Ничего себе! Появились неограниченные финансовые возможности, что ли: зависать в любой точке земного шара?
— Ну, если жалеть деньги — конечно, можно писаться где-нибудь в Твери и получать от этого удовольствие. Но мы решили: если уж деньгами разбрасываться, то именно на это — на пользу дела. Можно, конечно, вместо работы в Новой Зеландии напокупать себе дорогих автомобилей, но не ради этого мы живем.
— Вы нашли западного саундпродюсера?
— В Финляндии мы уже записали первый сингл со следующего альбома — “Амстердам”. С Андреем Самсоновым (талантливый питерский звукорежиссер), в отличной студии, где делал последнюю пластинку Franz Ferdinand. Покажем “Амстердам” на Старый Новый год на русском фестивале в Лондоне, на Трафальгарской площади. А в Новой Зеландии у нас ангажирована очень известная студия, где делали пластинки No Doubt, Crowded House и другие отличные люди. Вот ее и выбрал наш английский саундпродюсер — Фил Виналл, он работал еще с A-HA в 80-е годы, ну а главное — с Placebo и Radiohead.
— Ну, вот вас всенепременно все обзовут “главным открытием-2005”. А сами-то вы что считаете главным своим итогом года?
— Мы сделали первый шаг, познакомили с творчеством группы “Братья Грим” большое количество населения России, а также Украины и Белоруссии. Но чтобы осуществлять что-то — надо ограждать себя как бы двумя стенами: в прошлом и в будущем. За стеной в прошлом мы оставили все, что уже сделано. Стена в будущем стоит там, где мы выпустим свой второй альбом, — 6 июня 2006 года.
— Он, видимо, будет у вас каким-то другим?
— У любого композитора и поэта все равно есть свой набор лейтгармоний, лейтмотивов, существует узнаваемость по стихосложению и даже по фонетике. И поэтому нельзя сделать что-то принципиально другое, поскольку в тебе один стержень через всю жизнь проходит.
Но в творческом плане это будет более зрелый альбом, хотя в том же жанре грим-рока. Первый был подростковым, простым. И это очень правильно — группе, которая только выходит на рынок, необходимо записать дебютный альбом максимально доступным для понимания людей. Приучить их к себе, а потом уже воспитывать более усложненной музыкой. Так делали и “Битлз”, и “Роллинг Стоунз”. Сначала “Love Me Do”, потом “Белый альбом”.
— Вас, конечно, воспринимают группой для девочек. Даже обложка у вас такая — девчачья.
— Вообще-то весь рок-н-ролл с девочек и начинался. Сравнить съемки концерта группы “Братья Грим” и съемки концерта группы “Битлз”. Только мода другая, а глаза все те же, похожие взгляды на своих кумиров. С девушек все начинается — потому что они более открыты и восприимчивы. Мужчины же всегда консервативнее. Они приходят на концерты, только когда уже деваться некуда. Да мы сами так же воспринимаем любое творчество. Лагутенко, например, в начале совсем не нравился. И только через два года Боря вот расслышал песню “Дельфины”, которую считает лучшей у “Мумий Тролля”. В общем, когда история группы начинается не с девочек, а с мальчиков или там пенсионеров — это как-то подозрительно. Впрочем, на наши концерты уже точно ходят мамы этих девочек. А есть даже мамы, которые каждый день смотрят наши ужасные сказки “Братьев Грим” и пересказывают потом дочерям в подробностях!
— Это что за сказки-то такие?
— Не знаешь, что ли? Это ТВ снимает reality-сериал по мотивам наших гастролей. Доходит до порнографии.
— Показывают ваш интим с алчущими фанатками, что ли?
— Ну, до такого не доходит. А вот как мы выходим из отелей с этими фанатками поутру — запечатлевают. Катаются с нами с камерой по всем городам и снимают чуть ли не в туалете. У таких программ есть, конечно, и плюсы, и минусы. Плюс — что людям показывается настоящий рок-н-ролл, и люди видят, чем рок-артист действительно отличается от какого-нибудь “фабриканта”. Минус — телевизор, конечно же, любит жареное, чем скандальнее ему — тем лучше. Поэтому какие-то наши интересные, содержательные разговоры они вырезают, оставляя сплошную жесть. Мат-перемат, пьянки-гулянки. А мы ведь специально глумимся перед камерой, а на самом деле наливаем себе вместо водки в непрозрачные стаканы молоко. Зато после таких жесткачных “промо” к нам стало приходить и немало мальчиков. Потому что видят, что мы — настоящие пацаны. Хотя на всякие подвиги у нас в основном барабанщик и гитарист напрашиваются. А Боря вот, допустим, любит на гастролях закрыться в номере: с гитарой или книжкой.
— Вот ловлю себя на мысли, что не очень-то и фильтрую, кто из вас Боря, а кто Костя. А фанатки-то распознают?
— Очень даже. Как-то на концерте в Новосибирске нас поджидала девушка с полугодовалым ребенком на руках.
Чтобы сфотографироваться. И когда ее наконец довели до гримерки, она — с ходу:
“Здравствуй, Боря! А где Андрей (наш клавишник)? А где Катя (наш тур-менеджер)?” Всех знает так, словно жила с нами вместе в коммунальной квартире. А еще в последнее время на концерты зачастили дяденьки лет по 30—40!
— Конечно, олигархи на заказниках!
— Нет, обычные люди, приходят по билетам, стоят, кайфуют. Наверное, эта музыка напоминает им об их детстве… Да вот Лене Бурлакову — 38 лет, а он наш яростный поклонник!
— Ему положено, он продюсер. Кстати, очень насущный вопрос: нужен ли рок-музыканту продюсер?
— Бурлаков — не продюсер. Он — наш агент. Все как в спорте: у футболиста есть агент, который занимается его делами, делает так, чтобы ему было жить хорошо в этом капиталистическом мире. Примерно тем же занимается Леня. Плюс у него функция еще: он — слушатель. Он отслушивает новый материал сразу за два миллиона человек. И ловит все нюансы на ощущениях: где что прибавить, где убавить. У музыканта в принципе должен быть такой дамоклов меч. Поскольку у некоторых артистов есть склонность пороть чушь. Группа выпустит хороший альбом, а потом увлекается, делает чересчур музыкально излишние вещи, которые в состоянии понять только 100 выпускников университета Беркли. А песни ведь пишутся для простых людей, и важно не особо включать в какие-то моменты супермузыкантское “Я”. И человек-фильтр, находящийся рядом с группой, может этому способствовать. Вот Бурлаков — такой человек. Мы ему доверяем, а он доверяет нам. Доверие — главное в отношениях. И Бурлаков себя называет БДГ: большой друг группы.
А продюсер нужен проектам. Это тот, кто либо сам может писать песни, либо находит для своего проекта композиторов. Несамодостаточным персонажам нужен продюсер. Вот есть, например, один юноша: на сцене один, в жизни совсем другой. Он поет песни, которые как бы считаются рок-музыкой. Но мы поняли, что это все не по-настоящему, когда столкнулись с ним на всяких сборниках. Эта сценическая суперзвезда в закулисье напоминала аутсайдера, такого мальчишку, который отбирает сменку у других. Примерно так он себя ведет и общается. Ясно, что не он сам пишет песни, ему придумали имидж. Такому в общем — нужен продюсер.
— Интересно… Это вы про Рому Зверя, что ли?
— Ну, это ты сама угадала, так сказать.
— А как у вас взаимоотношения складываются с другими музыкантами? Земфира, помнится, сильно напряглась на всякие ваши промоходы нахальные, не очень корректные, в рамках “Максидрома”.
— Ну да, сейчас уже вроде она не обижается. Да мы особо ни с кем не общаемся. Вот Юля Савичева ходит на наши концерты, болтаем потом в гримерке. Наш барабанщик Дэн — ее сосед. А Рома из группы “Звери” с нами даже не здоровается. Более того, мы поняли, что он нас просто-напросто боится. Были как-то на заказнике, так он обогнул колонну в зале специально, чтоб только мимо нас не проходить. А единственный человек, с которым мы очень тесно общаемся, — Олег Чубыкин, саундпродюсер нашего первого альбома. Вот с ним у нас всегда есть о чем поговорить: он — битломан, мы тоже.
— А у вас возникают какие-то противоречия? Ну, между братьями или вообще в отношениях с собой и миром?
— У нас есть одна проблема. Во взаимодействиях с людьми. Мы с Костей очень быстро двигаемся, у нас это происходит в гипертрофированной форме. Мы развиваемся и как люди, и как музыканты. Поэтому многие за нами не успевают, и потому уходят (когда мы еще жили в Самаре, мало кто из музыкантов мог удержаться в нашей группе).
— А походка у вас какая?
— Довольно стремительная. Ноги-то длинные. Еще и голова при этом откинута назад. Говорят, это признак тщеславия. И вот еще: мы как-то приноровились ходить друг с другом нога в ногу.