Чертова внучка

  “Ира! Я пишу тебе в последний раз. Ты не боишься ни Бога, ни суда, ни совести. Обобрав меня до нитки, ты не подумала, на что я буду жить, оставила мне 1 рубль 72 копейки.
     За что же ты толкаешь меня на край бездны, ждешь только моей смерти. И это после всего доброго, что наша семья для тебя, детдомовской сироты, сделала.
     Видит Бог, я зла тебе не хотела. Но зло должно быть наказано...
     Твоя названая бабушка Васса Львовна Страковская.
    
     На узенькой больничной койке нет места для двоих. Но они уместились рядом — старушка, похожая на скукоженную в огне целлулоидную куклу.
     И ее смерть.
     Это 82-летняя Васса Львовна Страковская — знаменитый советский “Доктор Айболит”. Она создала уникальные методики детской лечебной физкультуры, спасла жизни тысячам малышей. Ее книги по планированию семьи вручают молодоженам в загсах.
     — Дела неважные, — на ходу роняет лечащий врач. — В этом возрасте люди живут с метастазами годами. Но тут особый случай...
     — Мне тяжело говорить, — шепчет старуха. И тянется за помадой, чтобы подкрасить обескровленные губы. Она помнит, как надо выглядеть перед журналистами — красивой, ухоженной, строгой, без эмоций. Как ученая из кинофильма “Весна” в исполнении Любови Орловой.
     — Но я устала — от боли, от предательства. А больше всего — от доброго участия чужих людей. * * *      “Мою семью и меня дьявол готовит к уничтожению”, — пророчески написала дочь Вассы Львовны в своем дневнике сорок лет назад.
     Интеллигентная девочка из интеллигентной семьи. Грустноглазая, рожденная царствовать в сигаретном дыму богемных московских тусовок. Мать мечтала видеть ее художницей или поэтессой, немного не от мира сего и непременно прославленной.
     Леночка Коган “оправдала” ее надежды — она сошла с ума.
     Что за трагическая случайность, генетический сбой привели к тому, что единственный ребенок известного авиаконструктора Овсея Когана и врача-педиатра Вассы Страковской оказался психически нездоров? Виноваты ли в этом тяжелые роды матери в эвакуации, в 1942 году? Пережитый во младенчестве туберкулез?..
     Случалось, Лена пропадала где-то месяцами. Возвращалась — разобранная на молекулы. И опять по кругу: успокаивающие таблетки, ночные беседы о самоубийстве — один на один — с придуманным змеем-искусителем, бессмысленные голодовки, психиатрические лечебницы... “У Лены опять депрессия”, — так объясняли родители ее странности посторонним.
     — У меня была самая лучшая в мире дочь, любящий муж! — восклицает Васса Львовна, пряча скорбную складку в уголках губ.
     — Никто не видел Страковскую плачущей, — вспоминают знакомые. — Не сумев вылечить Леночку, она полностью переключилась на своих пациентов. Дневала и ночевала на службе. Васса Львовна получила кандидата медицинских наук, что в начале 50-х годов, после “дела врачей”, для человека ее национальности было невероятно.
     Замуж Лена вышла в 22 года против воли близких. Виктор Антонов-Чалый был старше невесты в два раза. Малоизвестный эстрадный чтец, человек неплохой, но аморфный.
     — Мать Виктора, пламенная революционерка, дальняя родственница режиссера Эфроса, стала прообразом женщины-комиссара из “Оптимистической трагедии”, — утверждают знакомые. — Но сын, к сожалению, пошел не в ее сильную породу. Виктор с Леной были похожи. В отличие от своих ярких и авторитетных родителей они совершенно не умели бороться.
     Васса Львовна мечтала о внуках. И одновременно боялась, что Лена родит. Доктор медицинских наук, она прекрасно осознавала, ЧТО за дети могли появиться у этой пары.
     В 1978 году у профессора Страковской обнаруживают опухоль и удаляют одну грудь.
     — Была весна, и я умирала дома, задыхалась, — вспоминает Васса Львовна. — В комнату вбежала Леночка, неожиданно радостная, что в редкость. “Мама, мы с Виктором берем ребенка из детского дома! — закричала она. — Девочку, дочку. Если тебя не станет, я останусь не одна!” * * *      “Сирота Киреева”, — с улыбкой провозгласила директриса детского дома и широко распахнула дверь.
     В комнату бочком протиснулось бесполое создание с бантом на макушке. Слишком худенькое для своих восьми лет, застенчивое.
     Семейная пара растерянно переглянулась. Они хотели взять на воспитание совсем маленького ребенка, чтобы принимал их за родных, чтобы не привык еще к безликому казенному воспитанию.
     Директриса вздохнула, представляя вереницу детей, которую еще забракует эта нерешительная пара.
     Но наивная фраза девочки решила все: “Можно звать тебя мамой?..” — “Конечно!”
     — Никто бы не позволил Леночке удочерить ребенка по-настоящему, — вспоминает Васса Львовна. — Но мне удалось договориться, что Ирину будут отдавать нам на праздники и выходные.
     Родного отца “сирота Киреева” не помнила. Она знала, что ее настоящая мать лежит в психушке, в Белых Столбах. Как-то раз та заезжала в их детский дом. Но, увидев дочь, забилась в истерике: “Ты не моя девочка. Мне такая не нужна!”
     Об этом случае Ирина, рыдая, рассказала своей новой бабушке. Васса Львовна, оправившись после тяжелой операции, возилась с приемышем.
     — У нее даже речь не была поставлена, запущенный ребенок. Но на самочувствие моей дочери она вначале повлияла положительно, — вспоминает Страковская.
     У Леночки наступила длительная ремиссия. Она много улыбалась и, как заправская мамаша, выводила приемную дочурку в свет: музеи, театры, художественные выставки...
     Ире дозволяли приглашать в гости подружек. В чистую и светлую квартиру, где кормили конфетами и апельсинами. “Я у них главный командир”, — рапортовала девочка, подхватывая с антикварного столика самое спелое яблоко.
     А в 14 лет Ирочкины подружки, по рассказу Вассы Львовны, ограбили приемную маму. Вытащили из дома деньги, устроили большой кавардак.
     — Бабушка, я ни в чем не виновата! Мама все придумала, она же болеет, — униженно клялась повзрослевшая воспитанница.
     Но на этом игра в настоящую семью закончилась. Лену снова увезли в больницу. Иру сдали обратно в детский дом.
     Как нашкодившего котенка. “Ты не наша девочка. Нам такая не нужна!” * * *      Чутье на людские неприятности у жительницы Балашихи Нины Васильевны Сидоровой (фамилия изменена. — Е.С.), словно у служебной ищейки, — иначе в наше время не проживешь!
     Нина Васильевна немного промышляет антиквариатом, заводит знакомства в самых разных слоях общества. С 59-летней художницей Еленой Овсеевной Антоновой-Чалой она встречалась в Доме художника, бывала у той в гостях, но особо не приятельствовала.
     И вдруг осенью прошлого года, поздно вечером, Нина Васильевна постучала в квартиру ее матери, Вассы Львовны Страковской:
     — Я хочу видеть вашу Лену. У меня к ней дело.
     — Лена умерла, уходите, — раздался из-за двери слабый голос. — Я смогу себя защитить, у меня в руках молоток...
     — Мне стоило больших трудов уговорить старушку открыть дверь, — делится Нина Васильевна. — Какая картина предстала передо мной, боже! Я знавала Вассу Львовну раньше — крепкая женщина, но никогда прежде не видела ее такой расстроенной и испуганной.
     Книги, папки с авторскими рукописями, бесценные для матери Леночкины “полотна” на стенах — когда-то уютная квартира тонула в запустении и темноте.
     — Лена покончила с собой в начале июня 2001 года, — тихо проговорила Васса Львовна. — Я нашла ее без сознания, и рядом — упаковки из-под таблеток. У нее опять началась депрессия...
     — Где в этот момент были вы?
     — Я лежала в больнице после смерти мужа. Он умер за два месяца до Леночки, у меня на руках. После похорон я плохо себя почувствовала, оставила Леночку одну. Теперь Ирина приходит и требует, чтобы я переписала на нее эту квартиру и дочкину. Я боюсь!
     — Кого боитесь?
     — Да Ирину же, свою приемную внучку... * * *      — Ирина снова пришла к Леночке перед своей свадьбой, лет пятнадцать с тех пор прошло, — вспоминает Васса Львовна. — Леночка была такая счастливая, что Ира вернулась, — мы и не вспоминали больше о той глупой детской выходке.
     Ира больше не звала Лену мамой. Ее общение с бывшими приемными родителями напоминало скорее игру в одни ворота: появлялась набегами, со своими проблемами.
     Она неплохо устроилась в этой жизни, родила двух сыновей. Мать мужа, эмигрировавшая в Америку, помогала материально. К тридцати годам вместо казенной кровати Ирина имела огромные хоромы в одном из элитных домов Москвы и возможность не работать.
     У нее было все — но почему-то хотелось большего. Так бывшие блокадники, уже насытившись, тянутся к зачерствевшей корочке хлеба. Про запас.
     Такой “корочкой” для Ирины стали Страковские.
     Чистая и светлая когда-то квартира Вассы Львовны все больше напоминала склеп. Сначала умер муж Лены, потом отец...
     Смекалистая детдомовская сирота, наверное, прекрасно понимала: до большого куша осталось побывать всего на двух поминках. Кроме нее, у старушек Страковских больше близких не было.
     — Ирина стала уговаривать Леночку, чтобы та побыстрее оформила на нее наследство — небольшую приватизированную комнату, оставшуюся от Виктора. Она так настаивала... — переживает Васса Львовна.
     Есть ли здесь связь или нет, но после одного из таких разговоров с приемной дочерью Лена покончила с собой.
     — Мне было искренне жаль Вассу Львовну: умнейшая женщина, дружила с моей мамой... Смерть дочери в одночасье превратила ее в глубокую старуху, — рассказывает Евгений Гаткин, кандидат медицинских наук. — Но как я мог помочь? Предложить переехать к нам с женой, в двухкомнатную хрущобу? Я просил ее быть поосторожнее: аферистов нынче хватает. Ну и звонить, если что...
     Сумеречная зона. Странный пастор читает странные молитвы. Леночкины картины на стене покрыты толстым-толстым слоем пыли. По квартире Страковских ходят чужие люди — вроде бы их Ирочка привела, чтобы уговорить бабушку завещать ей богатство.
     Надо бы спрятаться, схорониться. Но куда?
     У Иры от этого дома давно свои ключи. * * *      “Я боюсь свою внучку”, — снова и снова повторяла Васса Львовна. “Добрая самаритянка” Нина Васильевна Сидорова, выслушав сбивчивый рассказ, уговорила старушку подлечиться в дорогом Центральном военном госпитале ФСБ.
     Известный медик, Страковская могла запросто лечь в лучшие московские клиники. Причем совершенно бесплатно. “Но там вас Ирина найдет. А здесь — режимный объект”, — убеждает Нина Васильевна старуху и оплачивает ее больничные счета.
     Естественно, не за красивые глаза: Васса Львовна написала расписку, что обязательно вернет этот долг. И еще одну расписку о том, что не против, чтобы ее квартиры сдавались Ниной Васильевной внаем. И еще одну — что передает Сидоровой права на издание книги умершей дочери.
     Через несколько дней внучка Ира неожиданно предстала пред больничной постелью Вассы Львовны.
     — Я хотела спасти свою бабушку. Она не понимала что творит, — горячо доказывала Ирина по телефону корреспонденту “МК”. — Вы думаете, что Нина Васильевна не знала о смерти Лены, когда появилась у бабушки первый раз? Я знаю, что на самом деле ей нужно: не книжки Ленины издавать, а получить права на бабушкины методики по этой самой лечебной физкультуре — это стоит огромных денег. Мне юристы объяснили.
     — А что нужно лично вам?..
     Ирина вешает трубку, наотрез отказываясь встретиться.
     В конце декабря прошлого года Васса Львовна падает ночью с больничной кровати. Ломает четыре ребра. Она плавает в благостной агонии. Дочь Лена, любимый муж и зять мерещатся ей, зовут к себе...
     Соискательницы наследства, неожиданно объединившись, энергично реанимируют старушку. Ведь завещание все еще не составлено.
     Ирина привозит в больницу нотариуса. Требует в срочном порядке отписать ей большую часть того, что накоплено семьей Страковских за последние полвека: “Я же ваша внучка!..” Меньшая часть в виде половины квартиры уходит единственно реальной наследнице — дочери Виктора Антонова-Чалого от первого брака.
     Еще Ирина хочет получить от бабушки доверенности на снятие денег с ее сберкнижек. Об этих вкладах, немалых, до сих пор капающих из разных издательств, мало кто знает.
     — Зачем тебе такие деньги? Ты же не заберешь их с собой!.. — так могла Ирина наедине умолять упрямую старуху.
     Однако Васса Львовна наотрез отказывается подписать бумаги.
     И не надо. Документы можно подделать.
     Бабушка все равно умрет, все шито-крыто... * * *      — Бедное детдомовское дитя, жаль ее, — морщится Нина Васильевна. — Ирина привыкла урывать от жизни что плохо лежит — она не представляет, с кем связалась. Так не хочется отправлять мать двоих детей за решетку...
     У Нины Васильевны большой опыт в подобных делах. Пару лет назад она выступила героиней в передаче “Я сама”. Дочка мужа от первого брака попыталась отсудить у нее квартиру — и Нина Васильевна ославила падчерицу на всю страну.
     Против 36-летней приемной внучки Ирины уже возбуждено уголовное дело. За то, что, по заявлению Вассы Львовны Страковской, та подделала ее подпись на липовых доверенностях и сняла с трех сберкнижек больше 150 тысяч целковых, оставив на счету меньше двух рублей.
     За то, что выкрала из дома Страковской свидетельства о смерти мужа и дочери, ее паспорт, бумаги на мужнину квартиру и комнату мамы Лены.
     — Материалы дела переданы в следственное управление Северо-Западного округа. Возможно, что оно будет квалифицировано как мошенничество, — сообщили “МК” в ОВД “Покровское-Стрешнево”, где проходило дознание. — Выводы пока делать рано, история путаная. Все героини в чем-то лукавят. Не исключено, что в первый момент их цели совпадали. Но, узнав о реальной стоимости имущества Страковской — а это, даже по скромным подсчетам, сотни тысяч рублей, да еще и авторские права, и недвижимость, — каждая из соискательниц стала тянуть одеяло на себя.
     — Бабушкино счастье, что об этих вкладах первой узнала я. Иначе бы деньги сняла Нина Васильевна, — фыркает Ирина. — Я готова вернуть их лично в руки настоящей хозяйке. Но бабушка должна отказаться от чужой помощи и переехать жить ко мне. А я готова ухаживать за ней до самой ее смерти.
     — Васса Львовна задолжала мне кучу денег за лечение. Я выбью их из Ирины любой ценой, — уверена Сидорова. — Я даже бросила работу, чтобы заниматься этим делом. Пока все не разрешится, Васса Львовна поживет в хорошей больнице. А я готова ухаживать за ней до самой ее смерти. * * *      Приплясывает возле больничной койки Нина Васильевна Сидорова. “Она ко мне как дочка привязана”, — объясняет Васса Львовна соседкам по палате. Ей так хочется в это верить...
     Это уже третья платная клиника, которую старушка сменила за последние полгода. Вассе Львовне объясняют, что эти маневры сбивают со следу корыстную приемную внучку.
     — Жаль Страковскую! — вздыхают старые знакомые. — Но что поделать — кроме этих людей, пусть, может, не слишком порядочных и бескорыстных, некому больше заботиться о ней...
     В палате пахнет лекарствами и талым снегом. Красными апельсинами, которые сумками притаскивают хворающим заботливые родные. Скорой выпиской.
     Только 82-летнего детского доктора Страковскую дома никто не ждет. Идти ей некуда.
     Она, может, и рада умереть — да не получается.
     Страшно одной, холодно...