Григорий Яковлевич Перельман и вправду у многих людей вызывает сегодня чувство глубокого сочувствия и нежного понимания. Не потому, право, что доказал неведомую обывателю теорему неведомого Пуанкаре, а потому, что отважился продекларировать стране и миру: деньги = грязь, и марать ради них бессмертную душу нецелесообразно. Своими поступками российский математик показал, что надо тщательно оберегать свое внутреннее пространство от неприятных лиц, а биографию — от неправильных поступков. И Вседержитель — воздаст. Талантом, к примеру. Или качеством жизни, что есть, конечно же, параметр внутренний, а не внешний. Который измеряется глубиной сна, а не толщиной бутерброда. Пульсом совести, а не гектарами дачного имения.
Изящество ситуации заключается в том, что свою мысль гениальный математик донес не словом, а именно делом. Что, спору нет, эффективнее & убедительнее. И теперь Грише предстоит выдержать жесточайшее психологическое давление людей, которые за отвергнутые им миллионы продали бы не только душу, но и души всех родных с близкими.
Таких, увы, предостаточно. Но, хвала Создателю, есть и иные. И Владимир Путин своим выступлением не менее наглядно доказал, что недаром чтим отечественным электоратом — он свой народ знает! И отлично понимает, что наш человек, увлеченный делом, будет преданно им заниматься, даже если ему вообще не платить!
Еще в 90-е выяснилось, что истинный энтузиаст сам изыщет средства, которые позволят ему изменить статус профессии на статус хобби. Иными словами, преданный науке человек научится зарабатывать иначе, а все свободное время будет заниматься любимым делом. Или урежет потребление до “перельмана”.
Собственно, так и предлагаю назвать минимальную российскую потребительскую корзину.
— Сколько получаете в месяц?
— Четыре с половиной перельмана.
— Ну это уже ничего, выживать можно…
Как-то так.
Люди, знакомые с “внутренним миром” отечественной науки (который мрачен, циничен, пронизан злобой, завистью и бесстыдной аморалкой основательнее, чем богемный вертеп шоу-бизнеса), прекрасно осведомлены: там, в тени неотремонтированных кабинетов с облысевшими ковровыми дорожками кирпичного цвета, вдали от непрекращающихся битв за жирные гранты, звания и надбавки, скрыты от посторонних глаз действительно преданные науке люди.
Им не падают крошки с барского стола, они их даже когда видят, не подбирают, стараются вообще не привлекать к себе внимания. Опасаются, что забьют… Есть такие и врачи, и учителя. И даже милиционеры, что и вдохновило сценаристов из “Нашей Раши” на образ святого гаишника, взяток не берущего.
Окружающие считают их человеческим браком. И глубоко презирают, как жалких лузеров и неудачников.
Любопытно, что лишь слой чиновничества не содержит подобных элементов — среда вычисляет и вытесняет бракованных бессребреников. Ведь на войне как на войне. И в разведку — только со своими. Иначе не выжить. А нарушение закона — взятие/дача взяток, подлог, подтасовка, сговор, манипуляция и обман — рискованное дело. Вчера миллиардер — завтра заключенный. Сегодня законы пишешь, а вскоре по ним экзамен в суде сдаешь. Поэтому ряды рискующих свободой и жизнью должны быть чисты от немеркантильной нечисти.
Так что же — в переводе на обычный язык — поведал академикам председатель российского правительства?
Приблизительно следующее: “Мы все понимаем, что средства, которые науке выделяет государство, вы растаскиваете оперативнее, чем прорабы на московской стройке, поэтому ваша академия и трещит по всем швам, аки тришкин кафтан, а талантливая молодежь — словно шустрые тараканы в ночи — бежит из страны. И мы здесь, на кремлевском олимпе, осознаем, что те, которые не удрали, уж как-нибудь заработают на право делать любимое дело. Запишутся в грузчики, официанты, сторожа, короче, справятся. И так надоели ваши стоны, что ежели они и дальше будут продолжаться, я, пожалуй, введу налог для тех, что хочет заниматься наукой. Пусть платят стране за статус ученого! Ряды научных деятелей, конечно, поредеют, но зато останутся одни перельманы со светлой головой и бессмертной душой. Кстати, я точно знаю цену такой души…”
Никто не понял, почему вдруг на годовом собрании РАН Путин упомянул — ни с того ни с сего, — что в свой КГБ-период занимался промышленным шпионажем.
— И вот мы там на этом поприще трудились-трудились, добывали-добывали — толку никакого! Мы спрашивали: “А где? В экономике — где?” Нету! Внедрить было невозможно! И здесь, конечно, и руководству страны, и экономическим ведомствам, нашим крупнейшим компаниям многое нужно сделать для того, чтобы они были восприимчивы к инновациям и технологиям.
И сразу после этого выдан был ироничный пассаж про своего питерского земляка Гришу. А ведь ассоциация, по мне, вырисовывается четкая. Тот, советский режим, Владим Владимыча разочаровал — преданные стране люди совершали усилия, а государство их не использовало. И где теперь эта страна? А он, разочарованный, тут как тут.
Что тут можно поделать?
Например, премьер может на свою историческую родину приехать. И в гости к математику зайти. Возможно, Гриша, если пустит через порог, угостит его кефиром. Тост провозгласить можно за будущее отечественной науки. Журналисты всего мира будут заинтригованы. Но от разочарования — не избавится.
Какая-то глубинная безысходка лейтмотивила в премьерских словах. Понимание того, что перельманов никаким указом не размножить, на станках гознаковских не напечатать, из нефтяной скважины не накачать.
А нужны они. Науке российской. России. Кругом же только алчные очи, и одно слово у придворных ученых на губах.
Слово это не “эврика!” — “дай!”.