Как только опустили занавес, после паузы от пережитого публика начинает аплодировать, ждет выхода артистов на поклоны. Но вместо этого открывается совершенно неожиданная картина — на сцене появляется огромная труба, которая в «Царе Эдипе» — и декорация, и метафора рока, судьбы. Трубу под музыку высокой трагедии, навалившись, на фурке вывозят мужчины всех поколений Вахтанговского, развернув ее огромным жерлом к публике. В нем, в конторовом свете, на кресле сидит царица Иокаста в роскошном белом платье, она же Людмила Максакова. За ее спиной в черном платье и с черными распростертыми крылами застыла актриса Екатерина Симонова (в спектакле — Крылатая дева). Живописную картину завершают две ангелоподобные сценические дочки Иокасты (Мария Бердинских и Мария Риваль), сидящие у ее ног.
В общем, мизансцена красоты нереальной. И тут все мужчины, что вывозят трубу, дружно начинают петь:
…Дай на тебя мне посмотреть,
Один хоть раз и умереть,
Я обожаю, я обожаю.
Не сердись, не ревнуй,
Приласкай, поцелуй...
Это романс из легендарного вахтанговского спектакля «Без вины виноватые», где блистала Людмила Васильевна и пела: «Не сердись, не ревнуй, приласкай, поцелуй, я обожаааю...»
Она явно не ожидала такой талантливой вольности. Она взволнована, смущена. Только и сумела что сказать, процитировав критика Белинского: «О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете...»
На сцену выбегает Николай Цискаридзе с цветами, за ним Кирилл Пирогов из театра Петра Фоменко: этого великого режиссера Максакова боготворила, сделала с ним свои лучшие роли. Потом уже в актерском фойе среди своих за шампанским она скажет:
— Честное слово, я была не готова, когда мне Женя (Князев. — М.Р.) сказал: «Садись в трубу», а я от света ничего не видела. Я же привыкла, что должна идти навстречу Вите (Добронравов. — М.Р.), а тут — садись на кресло, в трубу? Вижу, два ангела сидят, и думаю: «Неужели все так хорошо получилось?» А потом еще думаю: «А если сейчас труба вертеться начнет?»
Не надо уточнять, что за юбилей, сколько лет? У настоящих королев возраста нет. Людмила Максакова внешне — это высокий каблук или кроссовки, элегантный стиль, всегда прямая спина. А внутри — умение держать любой удар с неизменной улыбкой и такая преданность театру, что действительно: «Живите и умрите в нем, если можете».
— Я не ожидала такой преданности театру, — продолжает она. — Нас же как учили — священнодействуй или убирайся вон. Все наши учителя из театра вообще не выходили: Рубен Николаевич (Симонов. — М.Р.) сидел с утра до ночи в ложе, или ходил. У них вообще ничего другого не было, жили рядом, отдыхали вместе, и как они друг другу не надоедали, никто не понимал. Нас тоже они так воспитали, что, кроме театра, ничего нет: давай — с утра в театр, 20–30 спектаклей в месяц мы играли Золушку, прыгали скакали, вечером разные роли, и таким образом проскакали 61 год. Я вам всем желаю доскакать в такой сердечности, в таком дружелюбии и в красоте отношений — а она возможна только в театре. Потому что здесь люди переживают поражения и победы одинаково бурно. Кажется, поругались на всю жизнь, и ты думаешь: «Боже мой, как же они завтра после всего смогут работать?» А на следующий день входишь в буфет, а они уже сидят вместе. Такой открытости и искренности, как в театре, больше нигде быть не может. Поэтому, если вы выбрали эту профессию, я считаю, вы счастливые люди. Теперь я готова объясниться вам всем в любви.
Но объяснялись в любви ей — стихами, их написала актриса Елена Сотникова, учительница которой была Людмила Васильевна. Прозой и песнями. И вправду, это был самый внезапный: короткий и сердечный юбилей.