Свое 265-летие Академия художеств отмечает серией выставок, среди которых ключевая — из фондов РАХ, которые на сегодняшний день составляют более 3000 работ. На открытии было объявлено, что академия — ныне крупнейший центр изучения, сохранения и развития искусства и искусствознания в России — планирует открыть отдельный музей для демонстрации своего обширного собрания. А пока в галерее на Пречистенке можно увидеть его малую часть — несколько десятков произведений за последние полвека. Скромное описание выставки ограничивается заявкой темы поиска авторского языка в рамках академического инструментария: холст-масло, скульптура, художественное стекло, керамика и пр. Однако за каждым произведением стоит своя, порой весьма драматическая история. Есть в академии такая традиция: после выставки художник оставляет одну-две работы в собрании. И каждый автор постарался сохранить нечто важное и особенное в одной из главных коллекций страны.
Вице-президент РАХ, художник Виктор Калинин, например, подарил академии портреты родителей — диптих в авангардной манере (2010 год). Отец изображен созидателем и строителем, он обтесывает топором доску. А мать похожа на застывшую античную Венеру — есть что-то иконописное в этом образе. Родителям автора довелось жить в сложную эпоху, отец Калинина прошел Первую и Вторую мировые войны, но сохранил себя и видел главную созидательную энергию в труде. Для художника, родившегося в семье старообрядцев на Алтае, это «идеальная модель духовной жизни». С детства Виктор впитал традиции русского Средневековья, а повзрослев, увлекся искусством Возрождения, начал регулярно ездить на Афон. А на холсте ушел от академической школы, расстался с советскими стереотипами, нашел собственный визуальный язык, в котором сочетаются гармония и мятеж. Память — одна из важнейших тем для художника. «Свойство человеческой натуры — наследовать то, что исчезает, но все равно остается внутри. Вихрь преображает унесенное ветром перемен. Что-то проходит, но что-то непременно возвращается», — уверен он.
А вот умиротворяющий пейзаж Сергея Андрияки: зимний вечер, деревянные избы, покрытые шапками снега, свет одинокой лампы в одном из окон. Эта работа только на первый взгляд «тихая»: в темных тонах читается напряжение. Она была написана во время творческой экспедиции в музей-заповедник «Шушенское» в 1983 году. Тогда же художник побывал на Саяно-Шушенской ГЭС, которая тогда только строилась. Самую высокую плотину России возводили с 1963 по 2000 годы, а в 2009-м там случилась крупнейшая в истории российской гидроэнергетики авария, которая унесла жизни 75 человек. «Я видел масштаб разрушений, которые строительство наносило природе. Грустно было писать ГЭС. Картины не приняли, посчитали критическими», — говорит художник.
Минорный мотив и у работы «Скорбящие» Любови Савельевой, которая родилась в 1940-м и рано потеряла отца. Искусствоведы считают эту невероятную по пластике композицию безусловной отсылкой к картине мастера сурового стиля Виктора Попкова «Воспоминание. Вдовы». То же можно сказать о полотне «Память» (1985) Джанны Тутунджаны или портрете Василия Шукшина кисти Игоря Обросова, кажется, впитавшем не только творческие муки писателя, но и личную боль автора, чей отец, известный врач, директор Института им. Н.В.Склифосовского Павел Обросов был расстрелян в 1938-м.
Упокоение этой скорби художники находят в религиозных образах, как на картине Ивана Сорокина, который пишет храмовые иконы со стертыми лицами. В обнаженной натуре, написанной с легкой иронией, как в работе Геннадия Мызникова «Академия художеств» (1992), где суровые мужчины в пиджаках обступили светящуюся молодостью и почти игрушечной красотой модель. Или в обнаженке саркастической, как на картине Татьяны Назаренко, овеянной духом булгаковской бесовщины. Или в по-левитановски спокойных пейзажах — Ираклия Тоидзе, Александра Клюева, Андрея Мыльникова. А еще в личной повседневности: картина Зураба Церетели, например, изображает палитру художника, а на автопортрете Кирилла Щебеко он написал себя спиной к зрителю, лицом — к своим полотнам, занимающим все жизненное пространство мастера.
В финальном разделе зритель сталкивается с техногенным будущим. Здесь есть цифровая работа Константина Худякова, живописующая глаз ангела Апокалипсиса, в зрачке которого отражаются устремленные в облака небоскребы. «Эпоха рыбы» Игоря Снегура, собранная из микросхем. «Страсть» из сотен разноцветных точек, которая рисует не сюжет, а эмоцию, создана Евгением Вахтанговым — внуком великого режиссера. И «Сгиб» Ивана Казанского — работа в стиле оп-арта, где изображение словно выходит из полотна. Эти эксперименты как-то уживаются с заказными бюстами, сказочным бронзовым барельефом убежденного монархиста Андрея Балашова и абстракциями Николая Ротко, отсылающими к опытам авангардистов начала ХХ века.
Словом, «палитра» художников академии весьма разнообразна, за каждой — своя позиция, поиск и настроение. Из этого многоголосья складывается впечатляющий портрет искусства за последние полвека.