Один появился по инициативе жены сына писателя, Галины Анатольевны Ерофеевой. Но поддержали ее неохотно, музей живет тускло.
— Хотите узнать, что такое музей Ерофеева для галочки? Поезжайте в Петушки, — говорит “МК” Галина Ерофеева, — чиновники деньги вбухали в музей, а ничего там нет. Ведь в этом году не только 20 лет со дня его смерти, но и 40 лет выхода книги “Москва — Петушки”. Я думала, они сделают хотя бы выставку, ну хоть что-то. Нет, никому там ничего не надо. Ведь у меня дома огромное количество материалов: больше 30 его книг, изданных на иностранных языках, первое издание “Петушков”, афиши и фотографии спектаклей по его произведениям… Во всем мире Ерофеева считают классиком советской эпохи, а не писателишкой-алкоголиком, как у нас. По-моему, Петр Вайль назвал его Гоголем советской эпохи… В его музее в Кировске, где он детство провел, та же картина — денег нет. Николаю Болдыреву для музея на даче Муромцевых денег вообще никто не давал, а люди туда шли, собирались там, дом этот все любили. Был музей, уютное место.
Был и сплыл. Точней, стерт. С лица царицынской земли в марте сего года. Второй и единственный в Москве “живой” (то есть негосударственный, неофициальный) дом-музей Венедикта Ерофеева, где писатель прожил полгода и написал эссе “Василий Розанов глазами эксцентрика”. И хотя музей был совсем “немузейным” — там жили люди, варили картошку, читали стихи, — он был не чем иным, как именно храмом муз.
— Музей держался не только на вещах, но и на рассказах, — говорит “МК” Николай Болдырев, житель дома на 5-й Радиальной улице, уничтоженного по решению властей. — Веничка там в 70-х годах прожил полгода — он тогда потерял все документы, и ему негде было жить. У него были общие знакомые с моей матерью, там просторно, его не трогали, у него были две комнаты… А потом он стал жить с супругой Галиной на Флотской, а к нам постоянно приезжал. Сразу собиралась молодежь, а когда устраивали публичные чтения его пьесы “Вальпургиева ночь, или Шаги командора”, собралось человек 50 народу. Человек на редкость юморной — это юмор по любому поводу, по ассоциациям… Все современные сатирики отдыхают! У нас с ним было двухмесячное путешествие — когда в 80-х партия решила повернуть назад Северную Двину, мы поехали на катерке в те места — посмотреть, запомнить, какими они были. Это была маленькая спасательная шлюпка от теплохода. Веня с нами доехал до Архангельска. Это было потрясающее путешествие. Потом он приезжал к нам после операции, когда из-за рака горла ему вырезали гортань и он не мог говорить, а писал свои ответы нам на бумажках — сначала это записи в трезвом состоянии, к концу, бывает, и разобрать нельзя. Эти рукописи, бинокль, в который он из своей квартиры на Флотской смотрел, что в винный магазин завезли, копии его записных книжек, фотографии — вот то, что было посвящено в музее Ерофееву. После пожара музей почти не пострадал, мы думали, весной все растает, и мы сможем из-подо льда вынуть рукописи. В итоге половина их погибла под бульдозерами, которые сносили “строительный мусор” после пожара. Там же и одна из его записных книжек, видимо, погибла. Бинокль удалось спасти. Мы ведь не ожидали, что 7 марта бульдозеры придут. Власти показали, кто в доме хозяин. А ведь по этому дому, которого нет, еще 12 мая будет суд. То есть до этого никакого решения суда не было…
* * *
Музей могут разрушить. Музей может существовать номинально, без всяких там храмов. Остается память. Кстати о памяти. Записные книжки Венедикта Ерофеева — это чтение не менее увлекательное, чем даже “Москва — Петушки”. Его мысли, перемешанные с цитатами из классиков, им переиначенные стихи и анекдоты, его простые, острые, горькие высказывания — вот уж действительно “один из душевноталантливейших людей России…”
Венедикт Ерофеев. “Записные книжки” (выдержки)
Мы с каждым днем все хуже. И каждый, и все человечество с каждым днем все хуже. И поэтому если говорить о качестве людей, то лучше всего тот, кто это чувствует, то есть тот, кому с каждым днем все хуже и хуже.
Чего там развенчивать (меня, например) — вначале еще увенчать надо — увенчан ли?
Человек, идущий за малой нуждой, все-таки ценнее машины, летящей для доклада в СЭВ.
Меня, прежде чем посадить, надо выкопать.
Любить в этом мире следует лишь три вещи: Бога — душу — мать.
Какие бы ты ввел усовершенствования в русской орфографии? Слово “лазутчик” надо писать через “я”, слово “бешеный” — с двумя “р”, а слово “мореплавание” совсем не писать.
Как ты хочешь умереть? Как-нибудь паскудно и в то же время ослепительно. Например, я сижу у себя на даче в деревянном туалетике, какая в грозу, и тут в меня ударяет молния.
Отличие женщины от мужика почти только одно: бабу можно лупить прямо при всех, а мужика — выводить на лестницу.
Когда тебя с похмелья лихорадит, помни — от лихорадки умер Александр Македонский.
За всю жизнь не совершил ни одного обдуманного поступка — апостериорность то есть во всем. Заметил в 25 лет впервые, что родился и продолжаю жить.
Вот видишь. Меня называют одним из душевноталантливейших людей России, а ты меня шпыняешь, п…к малосольный.
О нынешнем режиме. В погребе ихнем темно, в кухне темно, дверь ни одна не скрипит. Итак, глазки скорее сомкни.
Идешь направо — дурь находит,
Налево — Брежнев говорит.
Не то чтобы “без царя”, а междуцарствие в голове.
От пьянства вот чего бывает: у ока расширяется зеница.
А после пятой-шестой становлюсь дерзким, как Ганнибал.
Основные черты русской нации: заколдованность и недорезанность.
Как цену, тебя набью и, как цену, вздую.