24 апреля 1971 года автор “Андрея Рублева” и “Иванова детства” запишет в своих дневниках, которые к тому времени он вел ровно год: “Ой, как хочется снимать! Что это за страна, которая на мне даже заработать не хочет?!” Страна не захочет заработать на Тарковском и десять лет спустя, когда, оценив гений Андрея Арсеньевича, его примет Европа. И только еще через пять лет, когда прах Тарковского уже будет покоиться на русском православном кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем, страна официально признает своего Художника. Но пройдет еще два десятка лет прежде чем дневники Мастера, которые он вел до последнего своего дня, вернутся в Россию.
На презентации первого русскоязычного издания литературного наследия Тарковского его сын Андрей рассказал “МК”:
— Тексты дневников отца, его записи, рисунки, фотографии, вырезки из книг и газет, которые он собирал, именно на его родине впервые опубликованы настолько полно. В английском варианте, например, купировали ровно половину записей. В России это только начало. В последующих изданиях будет опубликована на русском языке книга Андрея Арсеньевича “Запечатленное время”, затем изданы его замыслы, сценарии, рабочая и личная переписка, другие материалы архива. Папа назвал свои дневники — “Мартиролог”. В переводе — перечень страданий. Он часто повторял фразу: “Мы не созданы для счастья, есть вещи важнее, чем счастье”. Его дневники, как и все творчество отца, — это его идеал, его жертва, крайний жест веры и надежды. До этого россияне знали многое о Тарковском, но не знали самого Тарковского. Читая впервые эти дневники я испытывал чуство светлой близкой к апокалиптической боли и сопережевания к той жизни, которую вел отец. Один итальянский критик, прочитав “Мартиролог” написал мне: “Эту книгу надо читать на коленях”. Преувеличение, конечно, но дневники действительно выстраданы от первой до последней строчки.
В дневниках Андрея Тарковского в его взглядах на кинематограф и литературу (особенно советского периода) многое сегодня может показаться парадоксальным. Иные суждения способны взорвать представления об искусстве вообще. Но дочитать до конца 600-страничный том необходимо. Как минимум, это поможет понять творчество режиссера. Как максимум, станет ключом к его мировоззрению вообще.
“…Вряд ли есть смысл экранизировать Достоевского. О самом нужно делать фильм. О его характере, о его боге и дьяволе и о его творчестве. Толя Солоницын мог бы быть прекрасным Достоевским…” (30.04.1970)
“Случайно прочел “Казанский университет” Евтушенко. Какая бездарь! Оторопь берет. Мещанский Авангард. В свое время Северянин был в тысячу раз талантливее. А что от него осталось? “Анананасы в шампанском”?..” (07.09.70)
“Сейчас очень шумят по поводу Солженицына. Присуждение ему Нобелевской премии всех сбило с толку. Он хороший писатель. И прежде всего, — гражданин. Несколько озлоблен, что вполне понятно,, если судить о нем как о человеке, и что труднее понять,, считая его, в первую очередь, писателем. Лучшая его вещь — “Матренин двор”. Но личность его — героическая. Благородная и стоическая. Существование его придает смысл и моей жизни тоже” (17.11.70)
“Сегодня прочел список членов кинематографической секции по присуждению Гос.премий: Бондарчук, Герасимов, Кулиджанов, Солнцева, Ростоцкий. Завистливые бездарности. В общем, комментарии излишни. Я никогда в жизни не получу никакой премии, пока живы эти люди. Уж очень они меня не любят. Один Кулиджанов, быть может, не враг мне” (12.12.73)
“Уехать в деревню… Писать… О чем? Бездарно. Театр… Торчать в Москве и унижаться? Кругом ложь, фальш и гибель… Бедная Россия!” (31.07.76)
“Вчера умер Мао Цзе Дун. Пустячок, а приятно!” (10.09.76)
“Что такое любовь? Не знаю. Не потому, что не знаком, а не знаю, как определить” (15.09.76)
“Сегодня совершилось грехопадение: купил себе две пары ботинок. Безобразие. И зачем?” (22.05.80. Рим)
“Из любопытства читаю Ефремова — “Лезвие бритвы”. Боже! Неужели ему так никто и не сказал, что он графоман; неужели он так и умер в неведении относительно своей бездарности?!” (07.07.80)
“В доме ни копейки денег. Вчера приходила женщина из Мосэнерго и требовала оплаты счетов за электричество. Завтра мой день рождения. Празднование отменяется… Сейчас пришли из Мосэнерго и отключили электричество” (03.04.81)
“Ночью снился Сталин. Моложавый, черноволосый. Я говорил с ним о важности быть верным традициям. Я испытал восторг — верноподданический — и страх. Проснулся, умылся и прилег на пять минут снова. (15.06.82)
“Читаю “Колымские рассказы” Шаламова — это невероятно! Гениальный писатель!..” (13.01.86. Париж)
“Очень плохо” (27.02.86)
“Снять “Евангелие” и кончить на этом?!” (25.10.86. Porto S. Stefano)
“Все время в постели без сидения, и даже трудно ходить. Боль в спине и в тазу (нервы). Ноги не двигаются. Очень я слаб. Умру? Негатив, разрезанный почему-то во многих случайных местах…” (15.12.86, за две недели до смерти)