— Знаете, Мария, если бы я отыграла такой матч, как вы, мне бы, наверное, было очень жарко. А так ничего — очень даже уютненько…
Что характерно, дождь в Париже наклевывался с самого утра, да и бодрящий ветер явно не способствовал желанию позагорать. Притом что буквально два дня назад игроки и болельщики изнывали от 35-градусной жары.
— Маша, а плечо у вас по-прежнему болит?
— Совершенно не болит. Чувствую я себя хорошо.
— Вашего папу на трибунах не видно…
— Да, он действительно сюда не приехал. Решает сейчас очень важные вопросы.
— Приятно видеть вас такой счастливой. И… уверенной в себе. Говорили, что после операции не будете подавать во всю мощь, а сами поразили публику коронными эйсами и ювелирной игрой. Ни на минуту не теряли концентрации. Признайтесь, вы — до матча с Петровой и после — два разных человека? Психологически — я имею в виду.
— Психологически? Думаю, да. Потому что психология зависит от результатов, которые ты показываешь. А эта игра была очень важна для меня.
Когда я потом спросила Надежду Петрову, что помешало ей раскрыться в этом матче, почему она отдала всю игру во власть Маши, Надя, которую, кстати, французская публика тоже очень любит, призналась:
— Я даже не сомневалась в своей победе, и знала, что это мой шанс. Но что-то со мной произошло во время этого матча. Как будто трибуны давили с двух сторон. И я ничего не могла сделать. Маша играла очень агрессивно, подавала просто блестяще. А я допустила слишком много ошибок. Однако Маша не тот игрок, который это прощает. Не зря же она была первой ракеткой мира. А это никуда не уходит, даже если игрок возвращается после очень долгого перерыва…
* * *
Так оно всегда и бывает: кто-то возвращается, кто-то уходит из большого тенниса. Вопрос только — как уходит.
— Все эти рисования сердец, слезы, прощальные поцелуи — все это не для меня… — честно признался Марат Сафин, когда я спросила, не сожалеет ли он о том, что так быстро сыграл свой последний в карьере “Ролан Гаррос”, уступив во втором круге малоизвестному французу Жоселену Уанне, который попал на Открытый чемпионат Франции только благодаря “вайлд кард” от организаторов турнира. — Может, конечно, я еще просто всего этого не осознал. И, конечно, досадно, что последний матч получился таким, но… В целом, по-моему, все в порядке. Просто один период в жизни заканчивается, другой начинается…
— Ну, про тот, что заканчивается, все понятно, а про тот, что начинается, можешь рассказать?
— Об этом нужно спрашивать Шамиля Анвяровича Тарпищева. Он всем занимается.
— Где-то я читала, что ты решил открыть детскую теннисную академию — это правда?
— Ой, кто-то говорит, что я рисовать научился. Кто-то — что собираюсь тренировать детей.
— А на самом деле — пойдешь в политику?
— Обо всем знает только Шамиль Анвярович.
— В общем, можно не удивляться, если лет через 10 ты станешь президентом России — с твоей-то бешеной популярностью?
— Надеюсь, этого не случится, — улыбнулся Марат.
Было, с одной стороны, весело, с другой — грустно, когда пожилой французский журналист спросил Сафина:
— Вы вот были в теннисе эдаким “плохим мальчиком”. Кого же вы оставите нам вместо себя в этой роли, когда уйдете?
— Да, в общем-то, я совсем не считаю себя “плохим мальчиком”, — не растерялся Марат. — Более того, закончив карьеру, я собираюсь в будущем сделать что-нибудь очень даже хорошее. Просто на самом деле трудно после 22 лет в теннисе резко изменить свою жизнь и начать делать что-то совсем другое. Но, я надеюсь, у меня получится.
Так уж сложилось, что матч Сафина совпал с финалом Лиги чемпионов. И часть болельщиков отправилась в ближайший спортбар, дабы иметь возможность смотреть и то и другое на разных мониторах. А Марат после своего бесшабашного поражения — по-другому его неудачу в таком затяжном пятисетовом матче просто не назовешь — заметил: “Честно говоря, мне бы тоже очень хотелось посмотреть финал, но ведь мы с вами на работе — не так ли?” И по интонации, с которой он это сказал, чувствовалось, что он на самом деле хочет уйти.