“Все прошло, и это пройдет”. Соломон ошибся. Все прошло, а неслыханные безобразия, которые творятся в Бутырском следственном изоляторе, продолжаются. И есть все основания считать, что происходит все это при непосредственном участии руководства изолятора ИЗ-77/2.
Клиническая смерть моряка Харитонова
В июле минувшего года Евгений Харитонов был взят под стражу по обвинению в убийстве своей сожительницы.
Харитонову 36 лет, москвич. Срочную службу проходил на Дальневосточном флоте, на корабле “Адмирал Синявин”. На этом же корабле с Евгением произошло несчастье, очевидно, предопределившее всю его дальнейшую жизнь. Его послали красить трюм — как водится, без респиратора. Люк захлопнулся, и 45 минут матрос Харитонов находился в закрытом помещении, наполненном ядовитыми парами. Потом его хватились, на цепях подняли наверх. В госпитале констатировали клиническую смерть. В реанимации его выходили. А потом в госпиталь стало приезжать командование, умоляли не возбуждать уголовное дело. Харитонов — человек добродушный, поэтому свою смерть командирам простил, за что его на месяц отправили в отпуск домой. Потом он вернулся на корабль, отслужил срок. Прошло несколько лет. И Харитонов обратил внимание на то, что ему стало трудно ходить. Дальше — больше. И наконец в 1999 году ему дали II группу инвалидности по поводу психоорганического синдрома, токсической энцефалопатии, гидроцефально-гипертензионного синдрома с явлениями атрофии коры головного мозга и ствола головного мозга. Врачи объяснили Харитонову, что все его болезни — результат происшествия на корабле “Адмирал Синявин”.
После демобилизации пришел работать декоратором на “Мосфильм”, где принял участие в создании 9 известных фильмов. И еще Евгений работал художником на Арбате. Там все звали его Джексоном. Ему постоянно заказывали портреты, и он хорошо зарабатывал, даже выполнял заказы зарубежных клиентов. А потом арбатских старожилов разогнали. Но к этому времени к Харитонову привязалась женщина-бомж по имени Гулихар Конькова. Приворожила она его, или свою роль сыграло то, что они вместе пили, — сказать не берусь. Но только Конькова переехала к Харитонову, он в скором времени стал выдворять ее из дому. А она возвращалась. Что было нетрудно, поскольку Харитонов жил в комнате в коммуналке, а ключи у своей маргинальной возлюбленной он забрать не мог — она постоянно делала все новые копии.
Наконец Харитонов лег в больницу и сам попросил его “зашить”. После чего подписал контракт о работе в качестве художника-декоратора на съемках художественного фильма “Копейка”. В уголовном деле имеется характеристика:
“Дана художнику-декоратору Харитонову Е.В. в том, что он в период с 1 марта по 30 июня 2001 г. работал по своей специальности в ООО Киностудия “Скарабей филмз” на кинокартине “Копейка”.
Несмотря на краткосрочность работы на картине, Харитонов Е.В. с первых же дней заявил себя как ответственный работник и замечательный художник, грамотно ориентирующийся в сфере строительства павильонных декораций и художественного оформления кадра.
Не ограничиваясь теми заданиями, которые ему ставили, Харитонов старался максимально использовать свой незаурядный талант, проявлял инициативу в решении тех или иных творческих вопросов.
В том, что кинокартина “Копейка” состоялась, есть немалая заслуга художника Е.В.Харитонова.
Кинематограф благодаря таким людям, как Харитонов Е.В., только выигрывает.
Режиссер-постановщик И.Дыховичный, художник-постановщик В.Трапезников”.
Жизнь Харитонова на Солнцевском проспекте, 5, 164, заслуживает, безусловно, тщательного изучения. Почему? Нет, не потому, что он замечательный художник: суть в том, что, очевидно, страницы уголовного дела и страницы истории его борьбы с постояльцами соседней комнаты — это страницы одной книги. Владелец второй комнаты в коммуналке сдавал ее лет 15, и фактически там был притон. С телефона, который Харитонову предоставили как инвалиду, постоянно велись междугородные переговоры — кем? с кем? Оплачивала их мать Харитонова, чтобы телефон не отключили. Комнату Евгения постоянно обворовывали. В последний раз из нее вынесли всю бытовую технику. И никто никого...
Достоверно известно одно: Харитонов соседям мешал, а его комната им очень нравилась.
Ко всем несчастьям прибавьте последнее: в отсутствие Харитонова Конькова приводила “домой” собутыльников.
2 июля 2001 года Харитонов получил деньги за работу на “Мосфильме”, пришел домой, и Конькова уговорила его отметить это событие. Он сорвался. Судя по заключению медиков, выпил он много. Что было дальше, сказать трудно. Достоверно известно одно: 3 июля днем Харитонов вызвал “скорую помощь”, которая доставила Конькову в больницу с ножевым ранением в область печени. Через два с половиной часа Конькова умерла. Спустя считанные часы Харитонов был взят под стражу. Дверь он пошел открывать в одних плавках, поскольку лег спать, предварительно приняв 5 таблеток феназепама. В одних плавках и босой он был доставлен в изолятор. Причем сотрудники милиции идти Харитонову не помогли, а сам он передвигаться не мог вследствие особенностей своего заболевания — поэтому его просто волокли по лестницам, в кровь разбив ноги.
Соседи утверждают, что во время, когда произошло убийство, в квартире было много народу — не исключено, что это были постоянные собутыльники погибшей, которых вместе с ней часто доставляли в ОВД “Солнцево”. Но искать этих людей не стали. И это притом что клинок ножа, главного вещественного доказательства по делу, почти в два раза короче раневого канала. И отпечатков пальцев Харитонова на нем нет. И вот что еще непонятно. Как же пьяный Харитонов, в крови которого 3,5 промилле алкоголя, к тому же страдающий поражением центральной нервной системы, выразившейся в нарушении равновесия при ходьбе, умудрился пройти из залитой кровью кухни по коридору, через лужу крови при входе в комнату и не оставить ни одного следа? Есть в этом деле и множество других необъяснимых вещей. Вызывающих, мягко говоря, сомнения в доказанности вины Харитонова. Странная история. Но рассказать я хочу о другой, не менее странной.
“Жизнь вашего сына стоит 47 тысяч рублей. Плюс 100 баксов за хлопоты”
Как мы помним, Евгений Харитонов — инвалид II группы, а в Бутырский следственный изолятор он был доставлен с разбитыми в кровь ногами.
В середине декабря мать Харитонова, инвалид по онкологическому заболеванию, получила от сына два письма. Евгений писал, что находится в больничной камере в очень тяжелом состоянии, а лекарств ему не дают.
Когда Евгения взяли под стражу, компетентные органы изъяли в связи с какой-то острой необходимостью все документы, необходимые для подтверждения инвалидности. А процедуру эту в нашей стране необходимо проходить каждый год. Поскольку инвалидность не подтверждена, Эльвира Витальевна Харитонова вынуждена покупать лекарства, которые Евгению раньше выдавались бесплатно. А документы, с которыми можно обратиться в городское бюро медико-социальной экспертизы, находятся в Бутырке. И мать Харитонова в очередной раз записалась на прием к заместителю начальника изолятора по медицинской части Сергею Федоровичу Малышеву, которому давным-давно были переданы все документы о состоянии здоровья Евгения.
20 декабря около 16 часов Малышев ее принял.
В кабинете кроме Малышева был еще один человек. Он сидел слева от стола Сергея Федоровича, в углу на стуле. Харитонова его разглядывать не стала, поскольку сейчас судьба ее сына, как ей представлялось, зависела только от Малышева.
Малышев выслушал Харитонову и сказал, что был в отпуске, и спросил у сидящего в углу человека, сколько дней Харитонов находится в больнице? Человек ответил: десять.
Тогда Малышев взял у Эльвиры Витальевны пакет с лекарствами, передал сидевшему в углу и велел срочно доставить в камеру Харитонову.
Потом Эльвира Витальевна заговорила о том, что не может продлить сыну инвалидность, и Малышев пообещал сделать это в самое ближайшее время.
Потом он спросил, есть ли продвижение по уголовному делу.
Поговорили об этом.
Потом Эльвира Витальевна показала Сергею Федоровичу письмо адвоката прокурору Москвы о том, что Евгений Владимирович Харитонов может не дожить до суда, если останется в тюрьме. И, по словам Харитоновой, Малышев сказал: вам надо добиваться изменения меры пресечения.
Вечером того же дня, ближе к 23 часам, в квартире Эльвиры Витальевны раздался звонок. Человек на другом конце провода сказал, что зовут его Вадим и что он воспитатель Харитонова. Что лекарства, которые она сегодня принесла для сына, он уже передал. А потом он сказал следующее (передаю содержание разговора со слов Харитоновой): Сергей Федорович с большим сочувствием отнесся к вашему сыну и считает его невиновным, поэтому он решил использовать шанс, который предоставлен со стороны ГУИН. Дело в том, что сегодня дали разнарядку на освобождения из-под стражи до суда под залог и подписку о невыезде на 3 человек, самых тяжелых больных. Сейчас он занят, разбирает карточки больных заключенных. Дело в том, что условие залога — сорок семь тысяч рублей плюс сто долларов Сергею Федоровичу за помощь. Он сам не звонит вам, так как стесняется, — выходит, что он заинтересован. Но он вам обязательно позвонит. Сможете ли вы за ночь достать деньги? Они должны быть собраны к 8 часам утра.
Харитонова: что за спешка?
Вадим: сегодня дежурит Малышев, а завтра он сменится, и выбор может пасть на другого человека. Это редчайший случай, просто вам выпала счастливая карта.
Харитонова: это невероятные условия, мы с сыном сейчас живем только на мою пенсию. К тому же я тоже инвалид.
Вадим: я слышал, вы при мне говорили об этом Малышеву. Но состояние вашего сына критическое. И если вы дорожите его жизнью, то найдете деньги.
Харитонова: не уверена.
Вадим: значит, вы будете виновны в его гибели.
Харитонова: но все же что за спешка?
Вадим: оставляю вам номер моего мобильного телефона. Прошу сообщить, найдете ли вы деньги или будем освобождать другого человека.
Он сказал, что звонить можно в любое время в течение ночи — может быть, трубку возьмет сам Сергей Федорович. И попросил ничего не говорить своему адвокату, поскольку уже был неудачный опыт. Тем самым проявил осведомленность и об этой части разговора, потому что Харитонова говорила Малышеву о том, что ее обманула адвокат Маслова. И еще он сказал, чтобы она не думала, что многочисленные ходатайства депутата сыграли роль в предполагаемом освобождении сына (а Харитонова действительно обратилась к депутату Государственной Думы П.А.Медведеву, и он направил в ГУИН депутатский запрос) — все это заслуга исключительно Сергея Федоровича Малышева, и 100 долларов за хлопоты не такие уж большие деньги.
В полночь Эльвира Витальевна начала звонить друзьям.
К 5 часам утра деньги собрали.
Она позвонила Вадиму: друзья везут деньги, что дальше?
Вадим: я позвоню вам от 8 до 9 часов утра. Но только имейте в виду, что вы должны взять для сына новую одежду — существует традиция старую одежду оставлять в тюрьме...
В 9 часов утра он позвонил снова: я забыл сказать, что нужна ксерокопия вашего паспорта.
И еще он спросил, сколько времени нужно Эльвире Витальевне, чтобы добраться до Бутырки.
Она ответила, что дорога займет час, но еще ей нужно дождаться, пока откроется библиотека рядом с домом, там она будет делать ксерокопию.
Вадим: делайте, тем более что Сергей Федорович сейчас занят оформлением инвалидности вашего сына.
Эльвира Витальевна сделала ксерокопию и уже собралась выезжать, как около 10 часов утра раздался очередной звонок.
Вадим: изменилось место встречи. Вам придется ехать к “Матросской Тишине”, так как Женю повезли туда для получения документов об инвалидности из тюремной больницы. Повез его Малышев.
Харитонова: я не знаю, где находится эта тюрьма.
Вадим: тогда встретимся около метро “Сокольники”. Как я вас узнаю?
Харитонова: вы же меня видели...
Вадим: но все же, во что вы будете одеты?
Мошенничество с печатью ГУИН
К 11 часам утра Эльвира Витальевна подъехала к станции метро “Сокольники”. Простояла полчаса и пошла к автомату звонить дочери. Дело в том, что во время последнего разговора она дала “Вадиму” номер домашнего телефона дочери — на всякий случай. И он сказал ей, что помнит, что дочь живет рядом с Эльвирой Витальевной, тем самым в очередной раз продемонстрировав детальную осведомленность в ее разговоре с Малышевым, которому она действительно говорила о дочери и даже дала номер ее телефона.
Как выяснилось, дочери с 10 до 11 часов звонил мужчина и спрашивал, уехала ли мама и взяла ли она новую одежду.
Когда она повесила трубку и отошла от автомата, навстречу ей уже шел человек среднего роста в темно-коричневой дубленке.
Он дал ей три документа: разрешение на свидание с сыном, подписанное начальником Бутырки Ступиным и Малышевым, ее заявление на имя Ступина о том, что она не возражает, чтобы ее сын проживал в ее квартире (под этим документом он попросил ее расписаться) и квитанцию к приходному ордеру о том, что от Харитоновой принято в залог сорок семь тысяч рублей, в том числе НДС. С подписью главного бухгалтера С.Лариной и печатью ГУИН.
Когда пересчитывали деньги, он “запутался” и побежал по ближайшим ларькам, в одном ему дали калькулятор, и он сказал: чуть вас не обманул! И вернул Харитоновой 60 долларов. После чего сказал: пока мы тут с вами разбирались, Сергей Федорович уже отвез вашего сына в Бутырку. Езжайте туда и ждите возле аптечного ларька в тюремном дворе.
У ларька она простояла два часа.
Потом бросилась в офис общероссийского движения “За права человека” к исполнительному директору Льву Пономареву. Там сразу набрали номер телефона тюрьмы и соединились с Малышевым.
Всё ему рассказали.
Малышев ответил: “Впервые слышу”.
В прокуратуре Москвы у нее заявление не приняли.
В Тверской межрайонной прокуратуре Москвы — тоже.
И только в ОВД “Сокольники” к ночи у нее наконец приняли заявление и возбудили уголовное дело.
На другой день она поехала в ГУИН и там узнала, что это уже второй случай. Оказывается, в августе с матерью другого заключенного приключилась точно такая же история. Ей тоже вручили такую же квитанцию к приходному ордеру с печатью ГУИН, и мошенник точно так же бегал по ларькам возле метро “Сокольники” в поисках калькулятора, и точно так же вернул женщине 60 долларов со словами, что чуть не обсчитал ее.
То дело руководству изолятора удалось замять (хотя лично я поверила в это не сразу: все-таки после двух побегов и грандиозного скандала, после смены начальства должны были, казалось, насторожиться). А с этим не вышло. То есть вышло бы, но я решила на всякий случай узнать, что об этом думает заместитель министра юстиции Юрий Иванович Калинин.
А он ничего об этом не знал.
И у меня сложилось впечатление, что ему это не понравилось.
Не подлежит сомнению, что содержание разговора, который состоялся у Харитоновой в кабинете заместителя начальника Бутырского изолятора С.Ф.Малышева, было известно всего трем людям: самой Эльвире Витальевне Харитоновой, Малышеву и тому человеку, которого он представил как воспитателя сына.
Для начала было бы, наверное, нетрудно показать Харитоновой этого воспитателя — вдруг выяснится что-нибудь интересное? За каждой камерой закреплены конкретные люди, остается только взять список и провести пальчиком.
Для сыщиков это работа нескольких дней.
Главное заключается в том, чтобы им дали задание найти мошенников, а не уговорить Харитонову замолчать. Она не замолчит.
* * *
Со дня происшествия с Харитоновой прошел месяц.
В ГУИН мне сказали, что “нащупали нить”. Не знаю, что и у кого они нащупали, но только никаких очных ставок с Харитоновой никто не проводил, и, несмотря на очевидность событий, обвинение пока никому не предъявлено. И более того, говорят, что Малышев тут ни при чем. А на вопрос, как же кому-то стало известно то, что происходило у него в кабинете, не отвечают. А зато говорят, что случаев таких было не два, а гораздо больше.
Сколько же нужно обобрать людей, чтобы в Бутырской тюрьме, наконец, навели порядок?
Да, кстати. Предлагаю повесить на Бутырке вывеску “Санаторий”. Потому что выяснилось, что замначальника тюрьмы Малышев так подготовил документы Харитонова к комиссии по установлению инвалидности, что Харитонов вместо второй группы получил третью. То есть стоит человеку семь месяцев провести в Бутырской тюрьме, как здоровье его резко улучшается.
Так скажите же ради бога, сколько денег, времени и скандалов нужно Минюсту и ГУИН, чтобы над ними перестали смеяться?