Ракетные запуски и ядерные испытания в Северной Корее ополчили против Пхеньяна мировое сообщество. Но насколько хорошо это сообщество понимает, с кем и с чем имеет дело? Многие ли политики отдают себе отчет, что это за страна такая — КНДР?
Представления о стране победившего чучхе максимально мифологизированы. Ее то мажут черной краской, то видят в глянце сквозь розовые очки. А что же там происходит на самом деле?
На вопросы “МК” ответил руководитель Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Александр ЖЕБИН.
Маркс и Ленин в спецхране
— Что представляет собой сегодня Северная Корея: тоталитарный заповедник или успешное социалистическое общество, где народ полностью верит своим вождям?
— Ни то, ни другое. Население северной части Корейского полуострова никогда не производило достаточно продовольствия — ни в ХIХ веке при ванах (королях), ни при японском колониальном владычестве, ни позже — при Ким Ир Сене. Значительная часть его ввозилась с юга и некоторая — из Китая. Граница с ним почти во все времена была довольно прозрачной, что позволяет многим корейцам и поныне заниматься “отхожим промыслом”. Большинство корейцев, зачисленных Западом в “политические беженцы” на северо-востоке Китая, как раз такие “отходники”.
Что касается поддержки режима, то даже у нас, после всех разоблачений культа личности Сталина, около трети населения считают его самым великим лидером, а кое-кто — даже “эффективным менеджером”. В КНДР, где никаких развенчаний культа не было, а дети и поныне начинают изучение географии с макета “родного дома” и его окрестностей в Мангендэ, где родился “вождь-отец” Ким Ир Сен, процент “истово верящих” гораздо выше.
— Северокорейское общество — явление весьма специфическое. Но в чем эта специфика выражается?
— Советская модель, безусловно, оказала влияние, однако это воздействие было крайне непродолжительным. Уже со второй половины 50-х годов (идеи чучхе были выдвинуты Ким Ир Сеном в 1955 году) режим быстро двинулся в сторону традиционных политических ценностей, заданных многовековой принадлежностью Кореи к конфуцианству. В конфуцианской политической традиции — поклонение государю, обладающему мандатом Неба, четкая и жесткая социальная стратификация “правитель—чиновники—народ”, культ образования, заметная роль государства в экономике (азиатский способ производства, о котором писал Маркс). Социалистическая фразеология осталась, но на практике, особенно в последние два десятилетия, КНДР движется в сторону “нормального” азиатского государства, беря из конфуцианского наследия, к сожалению, не все лучшие его элементы.
— Осталось ли в чучхейском социализме хоть что-то от марксизма-ленинизма?
— Произведения Маркса и Ленина исчезли из открытого доступа еще в 70-х годах и остались в спецхранах. Их не найти в книжных магазинах. Только немногие партийные идеологи могли знакомиться с ними.
В уставе Трудовой партии Кореи, одобренном на VI съезде партии в 1980 году, ее “единственным руководством к действию” были объявлены только идеи чучхе, без какого-либо упоминания об их связи с марксизмом-ленинизмом. В 1986 году Ким Чен Ир в выступлении перед сотрудниками аппарата ЦК ТПК подчеркнул, что “кроме идей чучхе в партии не может быть места другим идеологиям, да и вообще в них нет надобности”.
“Жить по-своему”
— В северокорейских пропагандистских материалах все реже встречается упоминание об идеях чучхе. Зато много говорится о сонгуне. Что это и в чем тут дело?
— Чучхе — это всеобъемлющая государственная идеология, а сонгун (приоритет армии, военному делу) — конкретный политический курс, продиктованный определенными политическими обстоятельствами. Главным внутриполитическим фактором, заставившим руководство страны сделать ставку на вооруженные силы, стала массовая люмпенизация значительной части городского населения страны и прежде всего рабочего класса в результате полной или частичной остановки большинства промышленных предприятий из-за потери рынка соцстран и стихийных бедствий середины 90-х годов. Правящая верхушка сочла, что в таких условиях делать ставку на партию как опору режима было бы слишком рискованно.
К этому выводу руководство КНДР подтолкнул и анализ событий, приведших к развалу социализма в СССР и других соцстранах. Правящие партии этих стран, с осуждением отмечали в Пхеньяне, оказались не способны удержать власть. Неудивительно, что в той экстремальной обстановке, в которой очутилась КНДР, армию сочли наиболее организованной и действенной силой, способной обеспечить как защиту страны от внешней угрозы, так и политическую стабильность, и не допустить полной остановки экономики.
— Чего больше в КНДР — социализма или национализма? Согласны ли вы с мнением, что и на Севере, и на Юге политику определяют прежде всего националисты?
— Соотношение, безусловно, меняется в пользу национализма. Еще в 80-х годах в КНДР стал утверждаться лозунг вроде “Жить по-своему”, призванный обосновать дистанцирование от перестройки в СССР. Или “нация — прежде всего”, требующий выявлять и подчеркивать “самобытность” и “превосходство” корейской нации. От северокорейцев требуют “любить наше” и не допускать никаких проявлений “ненашего”.
Был начат процесс “углубления исторических корней”. История о Тангуне — основателе корейской государственности (2333 год до н.э.), которая в официальных изданиях 70-х годов называлась мифом, в 90-х превратилась в исторический факт. Под Пхеньяном была найдена могила Тангуна, сооружена его гробница. Примерно тогда же археологи КНДР обнаружили в бассейне реки Тэдонган, на которой расположен Пхеньян, следы т.н. тэдонганской культуры, которая, как быстро выяснилось, оказалась едва ли не старше месопотамской, египетской и других древнейших очагов цивилизации.
Кстати, день основания Тангуном корейской государственности (3 октября) не так давно стал главным государственным праздником Южной Кореи, а гробница Тангуна под Пхеньяном — местом общего поклонения и встреч целого ряда организаций и деятелей Севера и Юга Кореи.
“Мы рискуем получить азиатское издание НАТО”
— В СМИ много говорят о КНДР после Ким Чен Ира, обсуждаются варианты с преемниками. Куда может пойти эволюция режима? Как бы вы прокомментировали слухи о выборе, сделанном в пользу Ким Чен Уна?
— Есть несколько факторов, тормозящих публичное выдвижение “наследника”. Конфуцианская (да и не только она) традиция требует, чтобы выдвижение наследника происходило в праздничной атмосфере, сопровождалось добрыми знаками неба и предоставлением различных послаблений народу. Нынешняя экономическая ситуация исключает какие-либо существенные “подарки” населению, а небо посылает совсем противоположные знаки в виде невиданных за многие годы стихийных бедствий.
Остается сложной и международная обстановка. Сложное дипломатическое маневрирование между США, КНР, Россией и Японией и переход к конфронтации с Южной Кореей практически не оставляют места для каких-либо импровизаций новичков во внешней политике.
Ни по известности в партии и стране, ни по политическому авторитету и влиянию на реальную политику дети Ким Чен Ира не готовы к тому, чтобы унаследовать власть в случае физической неспособности их отца руководить страной. Любой из них в этом случае может стать заложником интересов основных групп влияния.
Да и сам Ким Чен Ир, похоже, до конца не уверен, кто же из возможных кандидатов в наследники сумеет оправдать его доверие. Они еще не сформировались не только как политические лидеры, но даже как личности. Их еще многому надо научить и помочь проявить себя.
Наконец, Ким Чен Ир отнюдь не спешит расстаться с властью, которой он ждал 20 лет (он был утвержден наследником на Пленуме ЦК ТПК в феврале 1974 года, а Ким Ир Сен умер в июле 1994 года) и которой ему удавалось наслаждаться очень непродолжительное время и то лишь урывками (много времени и сил приходится отдавать внутри и внешнеполитическому “кризисному менеджменту”).
— Объединение полуострова — о нем много говорят и на Юге, и на Севере. Но хотят ли по-настоящему в Сеуле и Пхеньяне объединяться? И насколько это объединение отвечает интересам региональных игроков?
— Все не против объединения, но на устраивающих их условиях. В принципе на Севере и Юге сложилось понимание, что объединение (если не считать силового варианта или поглощения по типу германского) процесс длительный и двигаться к нему надо поэтапно. В случае объединения американцев, например, беспокоят перспективы сохранения своего военного присутствия в Корее, китайцев — возможность появления американских войск на границе с Кореей, японцев — национализм и стремление корейцев взять политико-экономический реванш за годы колониального унижения. Россию вряд ли устроило бы появление на дальневосточной границе 70-миллионного государства с американским контингентом на его территории, прикрытым ПРО и в составе трехстороннего военно-политического альянса США—Япония—Республика Корея. В этом случае мы рискуем получить азиатское издание НАТО на наших рубежах еще раньше европейского.
— Не кажется ли вам, что ряд стран, громко и резко обвиняющих КНДР в желании овладеть ядерным оружием, по-настоящему только того и ждут?
— В Японии и Южной Корее такие силы существуют. Особенно они активизировались в Японии, где в период колониального господства на полуострове привыкли считать корейцев людьми второго сорта. Появление ядерного оружия у “варваров” и отсутствие его у “высшей расы” представляется Токио особенно невыносимым. К тому же ядерное оружие, считают некоторые националисты в Японии и Южной Корее, позволило бы наконец избавиться от уже порядком надоевшего американского патронажа и войск на своей территории. США пытаются заставить Китай надавить на КНДР, пугая Пекин перспективой ядерного вооружения Японии и РК, но тщательно замалчивают то обстоятельство, что такой исход означал бы крах всей стратегии США в Азиатско-Тихоокеанском регионе, ибо ядерные Япония и Корея вряд ли стали бы долго терпеть войска США на своей земле.