В 1959 году, на время разобравшись со своими смертельными друзьями по Политбюро, премьер-министр Никита Хрущев пересек Атлантику. Он должен был совершить почти месячное турне по главной капиталистической стране мира — США. Никита Сергеевич отважно решил посмотреть в глаза главному врагу, с которым собирался беспощадно бороться еще долгие годы, может быть — десятилетия.
Пришвартовавшись в Нью-Йорке и выступив в ООН (знаменитые ботинки были еще впереди, в другой раз), советский лидер перебрался в самое логово — Вашингтон, округ Колумбия. Из всех символов американской государственности, расположенных на знаменитой миле от здания конгресса до реки Потомак, Хрущев отдал дань особого уважения мемориалу Линкольна. Здесь, когда трогательно лопоухий руководитель “империи зла” вглядывался в гигантскую статую сидящего шестнадцатого президента США, его и сфотографировал Барт Глинн. Сфотографировал против всех правил, со спины. Сейчас это строжайше пресекается. Но в 59-м офицеры девятого главка КГБ еще не слышали о пиаре и прошляпили репортера из знаменитого агентства “Магнум”.
Благодаря этому ротозейству охраны мы можем ощутить удивительно напряженный момент встречи живого Хрущева и каменного Линкольна. Первое пробное знакомство не очередного русского царя с экзотической страной, до которой — слава социализму! — он наконец добрался, а первый контакт двух очень разных культур и цивилизаций.
Вероятно, Хрущев не читал знаменитую “Хижину дяди Тома”. Но можно не сомневаться, что Линкольн для Никиты Сергеевича был тем “добрым белым”, который освободил негров от рабства. В этом и была главная роль и историческая заслуга — не побоявшись выступить против интересов правящего класса, президент США традиционно, силой вырвал лучшее будущее для черных рабов. Также можно не сомневаться, что при этом Хрущев не считал черных совсем обычными жителями Штатов. Он их считал если не “почти нашими”, то, по крайней мере, “почти не американцами”, “почти местными пролетариями”. Не зря же даже во время спортивных соревнований советские комментаторы, когда побеждал очередной бегун из США, не упускали случая подчеркнуть: “Победил чернокожий спортсмен”.
Поэтому и Линкольн если и не был совсем уж революционером и коммунистом, то все-таки “стихийно” был близким им человеком. Гораздо более близким, чем какие-нибудь меньшевики. В конечном счете он знал, что борется за справедливость для всех, и упорно добивался своей цели, не особенно раздумывая о мелочах. Точно так же, недолго раздумывая, отправился в 1918 году в свой поход за справедливостью и счастьем для всех молодой шахтер Никита Хрущев, записавшийся добровольцем в Красную Армию.
Этот взгляд на великого соотечественника, столь естественный для советского человека, был бы совершенно диким для самих американцев. Для них Линкольн значит гораздо больше, чем просто президент-освободитель, этакое заокеанское повторение нашего Александра II. Линкольн является доказательством того, что можно быть политиком, не нарушая принципов, на которых отцы-основатели строили не просто новую страну, а “дом на холме”. Нет и не может быть целей, способных оправдать самые малые компромиссы при соблюдении этих великих принципов. И если потребуется, то из-за них не страшно развязать и Гражданскую войну (до сих пор самую кровавую за историю США). Ведь есть вещи поважнее мира. “Честный Эйб” — это прозвище профессионального законника Авраама Линкольна — уже прошло через века.
К тому же сохранить Соединенные Штаты можно, только бескомпромиссно соблюдая заповеди свободы и равенства (именно равенства, а не справедливости). И с точки зрения любого американского школьника, главная историческая заслуга Линкольна — сохранение единства Северо-Американских Штатов. На стене мемориала, к которому пришел поклониться Хрущев, так и написано: “В стенах этого зала, как и в сердцах миллионов людей, сохранится память об Аврааме Линкольне, человеке, сохранившем Союз”. Освобождение рабов — не причина войны. А следствие необходимости соблюдать закон, даже несмотря на вековой уклад жизни.
Хрущева от его товарищей по партии отличало очень важное качество — не до конца задушенная совесть. Он помнил, зачем сделали революцию в 17-м, — и поэтому “нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. Ведь если нет коммунизма — зачем же десятки миллионов жертв, годы лишений? Если люди, столько вынесшие, не имеют хотя бы краешка того, за что страдали, — то это чудовищная несправедливость. Хрущев считал важным объясниться с партией и народом по поводу культа личности на первом же съезде, хотя почти все его коллеги по Президиуму ЦК предлагали повременить.
В отличие от всех молотовых-риббентропов, совесть у Хрущева была. Но “честным Никитой” остаться в народной памяти он не мог. Всю свою жизнь он вынужден был, мягко говоря, “идти на компромиссы”. Чтобы не загреметь в ГУЛАГ. Подняться на ступеньку выше, чтобы когда-нибудь побороться за возвращение к “ленинским нормам”.
Да и вообще в России любые принципы всегда уступали натиску реальности. Так было при царе, при Сталине, так происходит сейчас. Нет правил, которые нельзя было бы нарушить при необходимости. Это чувствует каждый россиянин. А чем больше масштаб проблемы, тем больше компромиссы оправданы. Нельзя представить себе, на какие бы соглашения не пошел любой ответственный российский политик, лишь бы избежать гражданской войны. И именно эта победа реальности над принципами позволяет сохранить нашу страну.
За годы “холодной войны” мы привыкли думать, что похожи на янки: большая страна, сильная армия, передовая наука... Сейчас, через десятилетия реформ, понятно — насколько мы разные. И даже понимание того, что любое успешное государство должно стремиться не к справедливости, а к свободе, — еще не стало в России всеобщим.
Мы очень разные — взгляните на фотографию. Но все-таки контакт состоялся и имеет шансы на развитие — на фото Глинна это тоже отчетливо видно.
