То, что это происходит в атмосфере почти полной закрытости со стороны чиновников, еще полбеды. Куда удивительнее глухое молчание кинематографистов. Максимум, что можно было добиться от них до сих пор — аккуратной формулировки без какой бы то ни было конкретики. Зато при выключенном диктофоне раздается такой мат, какой точно бы не понравился Ивану Демидову.
А ведь только весной 2010 года прошло первое заседание Фонда кино в Белом доме, где обнародовали имена так называемых мейджеров, которые получат приоритетную госбюджетную поддержку. Счастливчиков «отсеивали», оценивая предыдущую десятилетнюю деятельность кинокомпаний, в том числе и с точки зрения резонанса их фильмов в прессе и на фестивалях. Исполнительным директором Фонда стал Сергей Толстиков, занимавший до этого должность советника председателя совета директоров ЗАО «Трансмашхолдинг». Единственное, что его связывало с кино до этого назначения — тот факт, что он вроде бы когда-то был мужем «Маленькой Веры» — Натальи Негоды, а также имел отношение к какому-то скромному кинопроекту в роли продюсера. На словах та реформа выглядела как попытка поставить во главе господдержки человека не из киноотрасли, а значит непредвзятого. Однако такой аргумент убедил далеко не всех — за назначением «чужого» в кино человека тут же заподозрили руку тогдашнего вице-премьера Александра Жукова (Жуков с Толстиковым вместе учились на экономическом факультете МГУ), входившим на тот момент в правительственный совет по кино. А принятую финансовую модель — обреченной на провал.
Поразительно, но три года спустя те же кинематографисты называют Сергея Толстикова едва ли не единственным чиновником, с которым «можно иметь дело». И их можно понять: не успев подстроиться под одну, пусть и вызывающую вопросы систему, им сейчас, по всей видимости, придется учить новые правила игры.
При этом, что бы ни решили сейчас в коридорах власти, ничего нового, по большому счету, не произойдет. Форс-мажорные обстоятельства в киноотрасли инициируются сверху с завидным постоянством. Еще в советское время кинофикацию пытались отдать на откуп отделам культуры на местах. Очевидцы вспоминают, как у кинематографистов отбирали «лимиты на бензин», урезая излишки в пользу театров, которым тоже надо было ездить на гастроли. Но расцвет нововведений пришелся на новейшую историю. В 2000 году кинематографистов лихорадило не меньше, чем теперь. Тогда встал вопрос: быть или не быть Госкино? Поползли слухи о его объединении с Министерством культуры. Решения принимались в Белом Доме, собрание тогда проводила Валентина Матвиенко. С поста директора «Ленфильма» к тому моменту отозвали Александра Голутву. Никита Михалков выдвигал своего кандидата, которого не хотели поддерживать хотя бы по той причине, что это человек Михалкова. Люди были так же мало информированы, как и теперь. Не знали — будет вообще Госкино или нет? Не понимали, почему Минкультуры будет рулить такой специфической и совершенно отдельной отраслью, как кино. Тогда, как и сейчас, все решалось в кулуарах. Но активность была совсем другой — кинематографисты бились до последнего. Не только писали открытые письма Владимиру Путину, но даже выходили на улицу.
Тогда же во дворе Госкино прошел многочисленный митинг. Дошло до того, что в какой-то момент люди взобрались на настоящий грузовик времен войны, взявшийся неизвестно откуда из фондов «Мосфильма», как декорация к фильму о событиях еще совсем недавней истории. И с него, подобно Ленину, взывали к коллегам Савва Кулиш, Игорь Масленников, Эльдар Рязанов, Наталья Фатеева. Грудью были готовы защищать Госкино.
Сегодня подобную активность трудно себе даже представить, хотя кинематографисты — народ горячий, а кинематограф — не только зона повышенных денежных потоков, но и территория инфарктов. Здесь все доходит до крайности. Отрасль эта особенная, требующая не только больших затрат, но и особых производственных знаний, и вершить ее судьбу должны исключительно компетентные люди, а не дилетанты. У нас же правят бал все чаще неофиты.
Министр культуры Владимир Мединский в эфире у Познера накануне сказал, что бросить деньги киносообществу и дать ему самостоятельно решать все — это утопия. При всей убийственности фразы, в ней есть своя логика. Киносообщество в том виде, в каком мы его сегодня имеем, нежизнеспособно. К его мнению давно никто не прислушивается. А как еще можно относиться к людям, которые увязли в дрязгах и предательстве, превратив творческий союз в руины. Никогда не забуду одиноко стоящего Марлена Хуциева, сжимающего в руках кроличью шапку после суда, вынесшего решение в пользу Михалкова — сохранив за тем пост главы Союза кинематографистов. Как и тихую реплику Марлена Мартыновича: «Ваша честь, я теряю веру в человечество». А в ответ — угроза получить санкцию за подобные слова.
Те, кто у кинокормушки, норовят побольше прибрать к рукам, остальные — забились в норы и не высовываются. Кто-то вовсе впал в апатию, потерял веру в то, что еще можно что-то изменить. Не находят люди общего языка, не способны выступить единым фронтом. А на прямой вопрос мягко уходят от ответа: «Сейчас не время, лишнее неаккуратное слово может только навредить». Вот и решаются вопросы кино без участия самих кинематографистов.
Кинематограф, конечно, не погибнет — он и не такое переживал. Но в очередной раз будет отброшен назад. Новые люди непременно желают как-то иначе распределять денежные потоки, для чего создаются новые подразделения. Сегодня уже никто и не вспомнит, что совсем недавно существовало Федеральное агентство по культуре и кинематографии, а ведь от него зависели судьбы людей. Всякий раз, когда происходит очередная реорганизация в киноотрасли, приостанавливается финансирование, не запускаются новые проекты, встают на неопределенный срок уже запущенные. Жизнь затихает. И только чиновники, как и прежде, шелестят бумагами. Одни распаковывают чемоданы — другие собирают