Когда я ехала в Малаховку к бывшему тренеру ЦСКА Олегу Долматову, у которого много лет назад при загадочных обстоятельствах умерла маленькая дочка, а год назад — не менее таинственно пропала жена, на душе было мрачно. Я представляла себе замкнутого одинокого человека, который, конечно же, откажется разговаривать со мной о личной боли. Да и какое право я имею пытать его после всего, что ему пришлось пережить?
И все-таки мы заговорили о прошлом. Но тогда я еще не знала, что через несколько дней Долматов примет предложение краснодарской “Кубани” и уедет, а дом в Малаховке опустеет. Надолго ли? Кто знает...
Кстати говоря, именно жена Долматова Наталья Николаевна нашла красивое место в Малаховке и придумала, каким будет этот дом. И пока муж пропадал на матчах и тренировках — жена по кирпичику, полочке, вазочке выстраивала новое жилище. Примитивные линии ей не нравились — всюду в доме ступеньки, арки, ниши. Много света, цветов и картин. Получилось уютно. Только вот слишком уж быстро семейное гнездо превратилось в опустевшее убежище одинокого волка.
— Тут еще много чего доделать надо, — вдруг заметил Олег Васильевич. — Занавески повесить хотя бы, а то ведь насквозь все просматривается...
* * *
— Зачем тебе это интервью понадобилось, не пойму. Я ведь безработный. Самое интересное, что времени почему-то все равно ни на что не хватает. Сам не пойму, на что оно уходит. Хорошо, что друзья не дают скучать. Они у меня старые, проверенные, причем из самых разных кругов — юристы, врачи, программисты. Эти люди никогда меня не бросали. Мы и сейчас постоянно общаемся. В теннис играем, на уток охотимся. Только вот последний раз что-то не удалось толком никого подстрелить.
* * *
— Когда остаюсь один — читаю. Правда, в основном духовную литературу. Но, честно говоря, не хочу развивать эту тему. Обо мне и так ходят всякие слухи, будто я иконами увешался и чуть ли уже с ума не сошел. Даже алкоголиком в какой-то газете назвали! Так что мне ни к чему лишний раз масла в огонь подливать... Может, кофе хочешь?
Тут Олег Васильевич принялся хозяйничать, чем смутил меня невероятно. Еще бы — такой большой интересный мужчина и вдруг возится с кофеваркой, режет колбасу (кстати, необыкновенно вкусную, “трофейную”)...
Я в тот момент рассматривала картину: бледные цветы в хрупкой вазочке.
— Знаешь, это моя любимая картина, — грустно улыбнулся Долматов. — Жена с дочкой ее вместе покупали...
И вот ни той ни другой теперь уже нет с ним рядом... Вообще-то я ожидала увидеть человека с потухшим взглядом и жесткой линией рта. Казалось, после похищения жены он уже не оправится: не выдержит, доведет себя до нервного истощения, до срыва...
— Я даже не помышлял о самоубийстве. Никогда бы на такое не пошел. Слишком люблю жизнь. Однако судьба у каждого своя. И несчастья, которые свалились на моих близких, я воспринимаю как наказание. Видно, я чем-то навлек на себя такие испытания.
* * *
— Надо же, прошел ровно год, как ее нет... Иногда я думаю, правда ли, что время лечит? Так вот: не знаю. Мне по-прежнему одиноко. Я вообще однолюб. Но ведь она еще может вернуться! Так хочется поскорее увидеть любимое лицо... Да-да, я все еще надеюсь. А как же иначе?
Казалось, он убеждал не меня, а себя...
* * *
— Знаешь, церковь ведь не принимает ни футбол, ни театр. И там, и там слишком много интриг и страстей. Но я не могу жить без футбола и потому все время стараюсь примирить любимое дело и веру. Потому всячески гоню плохие мысли и пытаюсь по-честному относиться к людям. Хоть это и не легко — слишком уж много разных интересов зациклено на футболе. Причем отнюдь не только спортивных. Но меня волнует живое дело — команда, с которой побеждаю и проигрываю. Знала бы ты, до чего мне сейчас тоскливо. Засиделся совсем. Внутри все просто кипит — до того хочется снова выйти на поле. Знаю, чувствую: пора возвращаться! Знаешь, не так давно мне предложили поработать во второй лиге. Причем условия более чем заманчивые. Такие же, как были у меня раньше в ЦСКА. И на какое-то время я даже задумался, но сын сразу сказал: “Папа, ты что? Окстись!” В общем, я и сам в душе понимал, что не могу вернуться туда, откуда начал. И деньги тут ни при чем.
* * *
— А вообще я горячий... Азартно ко всему отношусь. Помнится, разнервничался после ответной игры со “Спартаком” в 99-м... Сорвался и заявил, что из красно-белых искусственно делают чемпиона. Признаю, был не прав. Вспылил. Однако у меня и прежде такое случалось. Я тогда еще во второй лиге работал. Однажды молодой судья откровенно нас засудил. Причем его за это еще и похвалили: мол, отлично отработал. Тут уж я не выдержал и отвесил ему такого пинка, что на душе сразу полегчало. Потом нас судьба еще раз с этим парнем свела. За столом. Смотрю, человек какой-то хмуро так на меня посматривает, глаза опускает. Пригляделся к нему, а это тот самый судья. “Здрасьте, Олег Василич”, — говорит, а сам смущается. Я тогда уже был в первой или даже высшей лиге, а он все во второй. В общем, не пофартило парню с той давнишней игры...
А у меня, наоборот, все пошло как нельзя лучше. В Новороссийске первое время был настоящим народным героем. В “Черноморце” мой отъезд восприняли болезненно. Но в какой-то момент я просто почувствовал, что пик популярности прошел, и понял, что пора уезжать. Кроме того, очень хотелось в Москву. И я принял предложение ЦСКА.
* * *
— ЦСКА мне дорог до сих пор. Но моей главной ошибкой было то, что я не ушел из команды сразу. Как только исчезла Наталья. Лучше бы руководство клуба отпустило меня тогда. Мне ведь даже соперники сочувствовали... А я не хотел мучить других, давить на игроков своей болью...
* * *
— Так странно: ведь после исчезновения Натальи мне за все время так никто ни разу и не позвонил. Выкуп не требовали, другого ничего тоже... Было, правда, одно странное обстоятельство. Когда жену похитили — из дома пропали все ее бриллианты. Я заметил это сразу, потому как у жены все всегда четко по своим местам разложено и любую вещь можно с закрытыми глазами отыскать.
Так вот — ее ограбили. Причем забрали только самые дорогие украшения. Те, что попроще, оставили. При этом ничего другого в доме не тронули. Впрочем, все эти детали не особенно помогли расследованию. Но должна же правда хоть когда-нибудь выясниться!
* * *
— А вот про дочку я уже никогда правды не узнаю. Никто не сможет мне объяснить, отчего в одночасье, ни с того ни с сего погибла совершенно здоровая маленькая девочка...
Кристина была такая изящная, воздушная, как перышко. Балетом увлекалась... А еще она была очень красивая и добрая. Была...
Знаешь, у меня в жизни вообще все как-то необъяснимо происходит. Несчастья обрушиваются именно в те моменты, когда я уезжаю куда-нибудь далеко. Вот и тогда, четырнадцать лет назад, был с командой на сборе за границей. Вдруг подбегает один из тренеров с рюмкой водки. На, говорит, выпей. Я в шоке, понять не могу, что случилось. А он: “Пей, пей!” — а сам молчит в оцепенении. Потом вдруг как выпалит: “Олег, у тебя дочка умерла. Звони скорее Наталье, она тебя найти никак не может!”...
Что тогда случилось, не знаю до сих пор. Жена тоже ничего объяснить не могла. Только рассказала, как все было. Они тогда с Кристиной на нашей даче под Чеховом жили. Однажды вечером началась какая-то невероятная гроза, страшная, жуткая. Дочка подбежала к окну, и тут неожиданно так громыхнуло, что она вдруг упала в обморок. Наташа в ужасе, что делать — не знает: ну где в таком месте врача найти? Телефона нет, она выбежала на улицу, там ливень стеной, ни души вокруг. Больше часа откуда-то до ближайшей больницы дозванивалась. Наконец приехали врачи, промыли девочке желудок и увезли. Решили на ночь в палате оставить, понаблюдать. Наташа спрашивает: “Ну что, объясните, что случилось?” — “Да ничего страшного, с вашим ребенком все будет в порядке, — заявили врачи без тени сомнения. — Она совершенно здорова, просто отравилась чем-то. Так что езжайте спокойно домой, а утром приедете и заберете!” Ну жена и уехала. А сама все заснуть никак не могла, мучилась. Утром примчалась в больницу, а навстречу врачи растерянные выходят, плечами пожимают: “Сами не знаем, что случилось, но девочка умерла...”
Р.S. Лицо Долматова все время оставалось спокойным. Но продолжать этот разговор вдруг стало невозможно. Слишком тягостно и грустно... И тут Олег Васильевич улыбнулся. Словно вернулся к действительности, к мыслям о футболе и чашке кофе на столе.
— Знаешь, если бы я работал, мы бы с тобой сейчас часами на кухне не сидели... До чего же все-таки скучаю по футболу. Чувствую, готов хоть сейчас снова выйти на поле. В общем, уверен, что обязательно вернусь...
И ведь вернулся!