Когда-то я ходил сюда как на праздник. Извините за такое расхожее выражение… Не просто ходил, ждал этого дня. Я болел за команду, вот в чем дело.
Теперь — по-другому. Сначала я смотрю на термометр. Плюс три утром? Так… Значит, ветер с реки будет не таким уж холодным в четыре часа пополудни… Если потеплее одеться…
Я одеваюсь потеплее, я плотно обедаю — не помешает. Это раньше можно было за восемьсот метров до стадиона рвануть пяток чебуреков, теперь чебуречные по выходным закрыты.
Вот с лошадьми все хорошо, как и раньше, лошади кемарят и по дороге, и в ближайших дворах. Зачем? Если раньше тут ходили воинственные бригады, то уж теперь-то… Кроме пенсионеров, и нет никого. К стадиону идут… девушки да какая-то сопливая молодежь. Лошади, поди, обижаются — мы–то при чем…
Кстати сказать, после игры поклонницы “Локо” Лена, Женя и Оля прихлебывали чай и удивлялись моему удивлению. Да, девушки ходят на футбол, болеют, мерзнут — что в этом такого? Почему Филимонов отвесил пинка Билялетдинову — вот это вопрос! Разве полузащитник мешал голкиперу москвичей? Да и вообще, было непросто. Вот Марата Измайлова, например, опять не было…
Мы сидим в маленьком тихом кафе, которого раньше и в помине не было, и я в клубах сигаретного дыма вспоминаю про недавние запреты на продажу спиртного в километре от стадиона. Люди успевали прихватить за километр двести, резко опустошить емкость, собраться перед входом, где много милиции, и предвкушать продолжение после финального свистка.
Раньше я ходил на стадион с тревогой, я волновался, что наши продуют, я покупал программку, чтобы выяснить, кто играет… Теперь мне это неведомо. И не я в том виноват. Команды той больше нет, а знакомцы — они из прошлого. В буфете для прессы здесь подают чаек с печеньем — единственный случай, между прочим, на столичном футбольном пространстве, но журналистов не становится больше, потому что за эту команду еще никто не приучился болеть.
На Восточной есть дом трапецией, его ремонтируют который год. Так же и клуб, выступающий тут, — строится, строится, строится… А болельщиков как-то нет. Вот и на поединок с “Локомотивом” не много их собралось. Я встретил десяток уходящих от стадиона — они кляли дороговизну и спешили к телевизору… Болеющих за “Локомотив” было больше.
Где-то сжигали опавшие листья, и стадион чуть оживал, поругивая судью, уважающего гостей. Что до игры, то я еще в перерыве сказал комментатору, что получится — 2:1. Комментатор сделал вид, что не понял. “Локомотив” был не лучше в тот день, просто он был класснее.
После игры Юрий Семин скажет, что повезло, что обычно в первом тайме мы играем хуже, чем во втором… А Валерий Петраков не забудет подчеркнуть: проиграли сильной команде, к ребятам вопросов нет… У журналистов тоже вопросов не было.
Игра не напоминала что-то решающее, скорее шел рядовой матч, в котором более сильные, мастеровитые одержали победу. Даже в ложе прессы, совсем небольшой, было достаточно свободных мест. Один мастер слова подошел минут за пятнадцать до конца матча…
Я вышел со стадиона, и игра тут же забылась, растворилась, а программку я подарил мальчишке у метро в майке с физиономией Бракамонте на груди, я подумал: ему нужнее.
С тихим шелестом сыпались с деревьев листья, и лошади топтались у метро, предчувствуя зимний мороз, и болельщики “Локо” обсуждали выигранные три очка и спрашивали друг друга, как там сыграли армейцы с этим ужасным Оличем, прическа которого напоминала некоторым фаршированный помидор.
До конца чемпионата оставалось четыре тура.